С человеком на борту - Марк Галлай

В сущности, эта концепция весьма близка к тому, что говорят — пусть тоже не очень серьёзно — представители одной из передовых отраслей знания нашего века — экспериментальной физики. Работающие в этой области учёные не раз сетовали на то, что человек не может, как в сказке, уменьшиться в размерах настолько, чтобы проникнуть в мир элементарных частиц и собственными глазами посмотреть, что там делается. В этой не раз повторявшейся шутке — большая доля правды. Непосредственное наблюдение всегда лучше сколь угодно изящного косвенного эксперимента. «Собственными глазами» — в этом все дело!

А автоматика… Забавная мелочь: теперь автоматика, не довольствуясь тем, в общем, чрезвычайно почётным местом, которое она законно занимает в полётах пилотируемых космических кораблей (не говоря уже о беспилотных, где она — полная хозяйка), начинает порой посягать и на лавры, ей по праву не принадлежащие. То есть, конечно, не сама автоматика — она, как мы знаем, ничего сверх заложенного в неё человеком сделать не может, — а пишущие о космосе люди.

Когда работал на Луне наш «луноход», в нескольких газетных статьях и телекомментариях управление этим аппаратом было названо автоматическим… А ведь на самом деле его управление было ручным. По самой что ни на есть классической схеме ручным. Правда — дистанционным (я бы сказал, очень дистанционным: пульт управления и управляемый объект находились друг от друга на расстоянии без малого четырехсот тысяч километров). Управляющий сигнал («туда») и информация о его воздействии («обратно») шли по маршруту Земля — Луна — Земля в общей сложности около двух с половиной секунд, и это, конечно, сильно затрудняло работу наземного оператора.

Представьте себе, что вы едете на автомашине, повернули руль, а машина послушается не сразу, а лишь через секунду с четвертью, причём увидите вы её реакцию ещё на секунду с четвертью позднее, чем это произойдёт, — боюсь, что особенно далеко вы на таком автомобиле не уедете. Но это уже другой вопрос. Сейчас я вспомнил этот забавный случай лишь как пример того, как иногда при взгляде со стороны работа человека-оператора «тонет», теряется в окружающем его царстве автоматики. Ну ещё бы: лампы, реле, ЭВМ, что-то щёлкает, что-то включается, что-то выключается — конечно же автоматика.

Наверное, в самом таком распределении функций между человеком и автоматом, при котором работа человека даже как-то не бросается в глаза, содержится подтверждение, что распределены эти функции правильно.

Тоже — одно из свидетельств зрелости.

Или, по крайней мере, — приближения к ней.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

В просторном, даже нарядном — конечно, в техническом смысле этого слова — зале подмосковного Центра управления полётом (ЦУПа) ощутимо нарастает напряжение: идут последние, предпосадочные витки полёта А.А. Губарева и Г.М. Гречко на космическом корабле «Союз-17».

Двухъярусный зал ЦУПа тоже — как в своё время космодром — неоднократно описан. По своей компоновке он напоминает зрительный зал театра или кинематографа. Внизу — в «партере» — пять рядов кресел операторов, перед которыми сплошной мерцающей лентой плотно — один к одному — стоят телевизионные экраны-мониторы. Тут же многочисленные пульты, телефонные аппараты, лампочки сигнализации — с первого взгляда и не разберёшься! Каждая система имеет здесь своих хозяев.

Человек, имеющий очень большой опыт как в собственных космических полётах, так и в управлении ими с Земли, — О.Г. Макаров свидетельствует: «Оказывается, руководить полётом других, отвечать за них — это потруднее, чем даже летать самому… Бросается в глаза, как действует космический полет, особенно полет длительный, на работников Центра. Меняется их внешний вид: они худеют, желтеют. Меняется даже их характер, или если не характер, то манера поведения. Нервничают люди. Стараются держать себя в руках, но чем больше это им удаётся, тем больше накапливается внутри… Поэтому в ЦУПе праздник не после старта, а после посадки очередного космического корабля. То, что называется — гора с плеч».

Да, видимо, работа этих людей тоже ещё ждёт достойного рассказа о себе. Нелёгкий груз лежит на их плечах. И справляются они с этим грузом умело, ответственно, достойно.

Наверху же — на «балконе» ЦУПа — места для… Начав писать это, я вспомнил, как на космодроме комнату в бункере рядом с пультовой называли, в зависимости от своего отношения к деятельности находящихся в ней лиц, либо «комнатой Госкомиссии», либо «гостевой»… Но если говорить всерьёз, то конечно же люди, собравшиеся на втором этаже ЦУПа, имеют к происходящему если и не конкретно оперативное, то, во всяком случае, прямое и очень не малое отношение! Им сейчас, в данный момент, действительно не нужно нажимать кнопки, давать команды, принимать решения, потому что свою часть дела (весьма весомую часть!) они делали — и продолжают делать — в течение многих лет. Свои кнопки они уже нажали. Они — как генералы, стоящие на наблюдательном пункте и следящие за ходом сражения, не вмешиваясь в рукопашную схватку. Главные конструкторы, учёные, методисты, космонавты — вот кого мы видим сегодня здесь.

А впереди, усиливая сходство со зрительным залом широкоэкранного кинотеатра, на полупрозрачном экране — огромная, во всю стену, карта мира. На ней — белая синусоида текущего витка, по которой медленно (что для мировых масштабов восемь километров в секунду!) ползёт яркая белая точка — космический корабль. В точках перехода корабля через терминаторы — линии, разделяющие освещённую солнцем и не освещённую половины земного шара, — траектория движения «Союза» пересечена короткими чёрточками и идущими от них стрелками с надписью «Тень».

Да, это не школьная карта с нанесённой карандашом линией пути «Востока», лежавшая на столе в «телефонной» комнате космодрома двенадцатого апреля 1961 года! А ползущая по экрану белая точка — не ученическая резинка, которую тогда передвигали по этой карте!..

По бокам главного экрана — два экрана поменьше. На них высвечивается самая разная текущая информация: и о том, какие системы и в какое время должны отработать на предстоящем очередном витке, и что делается в данный момент на корабле, и какие сообщения поступили с разбросанных по всему земному шару — на суше и на море — измерительных пунктов (НИПов)…

Тут же мигают цифрами убегающих секунд электрические часы.

Перед стартом корабля такие же часы показывают оставшееся до взлёта время. Когда вылетал «Союз-19» для совместной работы с «Аполлоном», все телезрители могли видеть эти часы: под светящейся надписью «До старта осталось» сменялись светящиеся же цифры — 0.15.47 (это означало: ноль часов пятнадцать минут сорок семь секунд), 0.15.46, 0.15.45…

Увидев это, я страшно обрадовался: вот он, знаменитый «обратный счёт»! Наконец-то удалось его узреть, так сказать, в натуральном виде! А то в литературе, театре, кинематографе, в любом произведении, мало-мальски касающемся модной ракетно-космической темы, шагу не ступишь без этих драматически звучащих: «Семь… Шесть… Пять… Четыре… Три… Два… Один… Ст-а-арт!!!» А на настоящих пусках что-то ни разу я его не слышал. Там другие команды («Ключ на старт… Протяжка-один… Продувка… Ключ на дренаж… Протяжка-два… Наддув… Пуск!»). И вот вам, пожалуйста: хоть и не совсем так, как в кино, не голосом, а на электрочасах, но все-таки он, «обратный счёт». Вот и попробуй после того отрицать влияние литературы и искусства на жизнь.

…Но вернёмся от дня старта «Союза-19» снова на полгода назад, ко дню посадки «Союза-17».

Приближается время очередного сеанса связи. Народ из находящегося рядом фойе, из буфета тянется обратно, в большой зал ЦУПа. Посматривают на часы. И вот из громкоговорящей установки доносятся живые голоса космонавтов! Мы слышим их — через ретрансляторы, через спутники связи (тоже новое: «Космос работает на космос»!) — в то самое мгновение, когда они говорят. Здорово это все-таки!

Корабль начинает последний, предпосадочный виток. В тех точках синусоиды, где должна будет включиться тормозная двигательная установка — это, между прочим, в Южной Атлантике, нельзя сказать, чтобы очень близко от нас! — и где должно будет произойти разделение спускаемого аппарата с орбитальным и приборно-агрегатным отсеками «Союза», появляются оранжевые метки. После того как белая точка, изображающая корабль, подползает к первой из них, эта метка превращается из оранжевой в зеленую и начинает мигать — до тех пор, пока ТДУ не отработает… И опять вспоминаются космические полёты начала шестидесятых годов с долгим трепетным ожиданием сообщений с кораблей: отработала ТДУ или не отработала?!

«Союз-17» пошёл на снижение.

Когда он подходит к Чёрному морю, карта мира на большом экране исчезает и вместо неё появляется более крупномасштабная — районы Каспия, Южного Урала, Казахстана. А на малом экране справа — профильная схема траектории снижения аппарата тоже с движущейся по ней световой меткой. Все понятно, вся информация как на ладони. То есть, конечно, если говорить всерьёз, далеко не вся, а лишь самая общая, так сказать, интегральная. Но и по-настоящему вся информация тоже приходит в этот зал — правда, не на эффектно выглядящие большие экраны, а на мониторы сидящих внизу операторов, каждый из которых может, щёлкнув переключателем, вызвать пред свои светлые очи любую цифру, характеризующую подведомственную ему систему. Судя по непрерывному мельканию там, внизу, операторы этой возможностью отнюдь не пренебрегают.