Верховный Издеватель - Андрей Владимирович Рощектаев

И вот Человек к нам приходит.

Человек с нами происходит.

Всё же ясно, как день.

Самая радостная сказка становится самой неоспоримой явью, когда мы находим Человека. Это чудо не продаётся и не предаётся. Иуда думал, что предал "всего лишь" учителя, а оказалось, что самого себя: от этого-то он и повесился. Мы живы лишь до тех пор, пока этому преображающему Чуду не изменили.

"Если мы испытали радость выписки – и это уже не вернёшь (не в новую же аварию лезть!), то, может, попробовать подарить что-то вроде выписки другому человеку. У меня-то, слава Богу, классный отец – так что я после смерти мамы не попал в детдом. А он попал ровно туда, куда я со страхом заглядывал в мыслях. Он попал на фронт, а меня оставили в тылу. Вот так вот живёшь-живёшь, и вдруг до мурашек пронзает открытие. То страшное, что не случилось с тобой, обязательно случилось с кем-то. Снаряд, пролетевший мимо тебя, точно нашёл свою жертву где-то там, недалеко, за спиной. Это закон всей нашей жизненной войны. Когда не воюешь напрямую, то зайди хотя бы в госпиталь, что ли.

"Не бойся: жизнь покажет тебе ровно всё, чего ты боялся. Некоторые испытания пройдёшь… как будто не ты, а кто-то другой на твоих глазах… но это будет только как будто бы другой!"

– Я-то в больнице всего три недели лежал, и то неприятно… а он в детдоме – целый год! – говорил Ромка. У каждого была своя ассоциация.

Кажется, все в свою меру начали хоть чуть-чуть отождествлять себя с Сашей. Всё действительно важное, что с нами происходит, мы реально проживаем несколько раз: однажды – когда это совершается с нами, потом – с тем или иным близким человеком.

Сразу стало ясно, что исправлять. Опять откуда-то нашлось дело. Опять кто-то очень нетактично сломал кокон нашего эгоизма.

"Вот дурдом: чтобы было хорошо – должно быть "плохо": или нам, или кому-то. Весь рецепт счастья: проблема плюс надежда! По-другому у нас отчего-то не получается. А кажущееся отсутствие проблем – и есть главная проблема… уже безо всякой надежды".

Надо заняться прямо сейчас, чтоб хоть до 1 сентября успеть оформить опеку – чтоб Саша уже никогда, даже временно, не вернулся в "пацанское заведение". Бумаг нужно море, времени впритык, но ничего, Бог поможет. Он сильнее земной бюрократии.

В остальном, вроде, всё шло, как обычно. Жизнь как жизнь: лето ворочалось с боку на бок, жара плелась, дожди хулиганили. Всего в меру. Был май – будет и август. А надо всё, что делаем, успеть до Успения. Время бежит быстрей нас, поэтому, сколько б мы ни спешили, всё у нас будет "медленно".

– Неприятно, конечно, иметь дело с господином по фамилии Цейтнот – но иногда всё-таки и с ним можно кашу сварить, – подмигнул Кирилл.

Этой весной он наконец-то купил машину и теперь буквально по-детски наслаждался всяким случаем, когда можно бороздить пространство уже безо всякой привязки к расписаниям поездов и автобусов. Казалось, он готов даже выдумать какой-нибудь повод к междугородней поездке, а тут и выдумывать не пришлось.

Кирилл никогда не был в жизни человеком практичным, пробивным, но тут… откуда что взялось! Он и сам удивлялся активности, которую развил. Удивлялся и улыбался: "Да я, оказывается, фанатик!" Взялся за настоящее дело – значит, надо довести до конца! Отступить можно в чём-то малом, не важном (то есть практически во всём, что у нас принято считать "важным"!), а в таком… нет, в таком жизненном Сталинграде "ни шагу назад"!

Как раз в 23 года и берутся за дело со всей безоглядностью. Когда ещё мало подсказанных "опытом" сомнений в том, что всё получится. И что интересно, сразу же на порядок меньше стало "мыслей". Ровно как в те дни, когда он навещал Ромку в больнице. Оказывается, всякая настоящая деятельность приносит в жизнь парадоксальный покой.

Ещё активней была Марина. Все даже удивлялись, как она может быть такой спокойной и при этом столько успевать.

– По-моему, есть два способа быть спокойным в жизни, – как-то ещё давно говорила она. – Один – отгородись от мира, плюй на все чужие проблемы (как будто они бывают чужими!), в общем: "Моя хата с краю". Другой – живи себе "в центре циклона", как поёт Гребенщиков. Ведь, действительно, как войдёшь в самый центр, там спокойно!

– Если б это было так легко, тогда бы все жили, как вы! – сказал Кирилл.

– Да Бог его знает, легко это или нет, – искренне пожала плечами Марина. – Я и сама не знаю. Когда делаешь – вроде, легко, когда думаешь – нет. Люди любят оправдываться перед собой: в теории, мол, всё просто, а на практике сложно. По-моему, всё наоборот. В теории всё всегда сложно! Пока не начнёшь делать. А дальше Бог помогает и потому легко.

Саша однажды решил подслушать, тихо подкравшись к дверям соседней комнаты. Приятно было ловить обрывки разговоров из штаба, где решалась его судьба.

– Не-ет! Мы не бесправны – мы безграмотны! – говорил Кирилл. – У нас не то что мало прав – у нас мало знаний о правах. Чиновники пользуются нашим всеобщим юридическим невежеством – и выходит так, что "правы" всегда они. Всё их шулерство заключается в том, что мы вообще не знаем правил игры, а зачем-то сели играть. Они на голубом глазу пешкой ходят, как ферзём, а мы – ферзём, как пешкой: они нам так объяснили правила, а мы и поверили. Третья группа инвалидности, по идее, не должна быть препятствием к усыновлению. Это ж не первая, не "вторая нерабочая"! Раз работать можно, значит, и детей растить уж подавно.

"А разве Марина – инвалид!? – поразился Саша. – Хотя… а она ведь что-то говорила про аварию… Блин! у всех хороших людей что-то не так".

– Чиновникам-то это не объяснишь! Вот бы был хороший юрист… – вздохнула Марина.

– Есть, есть хороший юрист! – осенило Кирилла. – У меня друг…

"Значит, на дерево с нами лазить можно, а усыновлять нельзя!?"

– Да я бы сам его усыновил… – сказал Кирилл. – Но, по закону, разница в возрасте должна быть никак не меньше 16 с половиной лет.

– Да я бы и сам его усыновил! – вынырнул в разговоре Ромка.

– К тому же, кроме усыновления есть разные другие формы: опека, попечительство… Ну, юридически-то понятия разные, а суть-то одна: главное – он не в детдоме. Не всё ли равно как в документах называются мама и папа, если они мама и папа.

Приятно слушать