У смерти женское лицо - Марина Воронина

Она дотронулась до пистолета сквозь ткань сумки — теперь, когда она знала, что он там, он прощупывался легко. Прикосновение к ребристой рукоятке успокоило ее. «А может, все и вправду кончилось? — с внезапно вспыхнувшей надеждой подумала она. — Это же все-таки Колокольчиков — друг, товарищ и брат... родной человек, можно сказать. Он меня тогда не сдал, может, и теперь не сдаст... Мы же с ним, шкафом славянским, как нитка с иголкой — куда он, туда и я... Надо же, где встретились!»

Катя совсем расчувствовалась и, поймав себя на этом, решила, что все-таки выздоровела не до конца — глаза у нее все время были на мокром месте, что свидетельствовало о слабости.

Чуть позже они сидели за столом.

После короткого обсуждения шампанское было отвергнуто, как напиток аристократов и вообще подозрительная ерунда, и вместо него была куплена бутылка хорошего коньяка. Теперь эта бутылка, уже наполовину опустевшая, возвышалась посреди стола с нехитрой закуской, основу которой составляли пепельница и две пачки сигарет. Над столом слоями плавал синий табачный дым, напоминавший цветом плохо очищенный самогон. Уставший от непривычно долгого монолога Колокольчиков мрачно курил. Одно было хорошо — сигарета больше не отдавала ни кордитом, ни паленой шерстью, хотя сказал капитан далеко не все.

— Эх, — нарушила молчание Катя, — наливай, старлей! То есть, прошу прощения, капитан.

— Какая, к черту, разница, — устало сказал Колокольчиков, наполняя рюмки.

— Это точно, — согласилась Катя, — разницы никакой. И что я за дура такая? Знала ведь, что станешь меня вербовать. Гвоздануть бы тебя по башке...

Колокольчиков тяжело завозился на табуретке, вздыхая и трогая затылок.

— Речь идет о детях, — повторил он в сотый, наверное, раз. — О том, что в нашем отделе сидит стукач, я уже не говорю — тебя это, в конце концов, больше не касается, хотя... если он узнает...

Он вдруг замолчал и страшно выкатил глаза, как человек, неосторожно проглотивший горячую картофелину. Выражение его лица было таким комичным, что Катя с трудом сдержала готовый вырваться смешок. Говоря по совести, смешного ничего не было — от объяснений Колокольчикова все только еще больше запуталось. Капитан, казалось, говорил вполне откровенно, а в той части, которая касалась подробностей «лекарственного» бизнеса Головы, даже переходил временами на крик и дважды дошел до того, что грохнул кулаком по столу, так что Кате оба раза приходилось поспешно подхватывать готовую опрокинуться бутылку, но в то же время Колокольчиков неумело и поэтому очень заметно темнил... а вот теперь проговорился или почти проговорился.

— Ну, — подтолкнула его Катя, небрежно поигрывая рюмкой, — чего замолчал? Давай, давай. Сказавши "а", надо говорить "б", как ты полагаешь? Или ты думаешь, что твоя болтовня, твое хождение вокруг да около — это то, что мне нужно? Что может узнать этот ваш стукач?

— Что ты жива и при этом находишься на свободе, — неохотно ответил Колокольчиков. — Ты наверняка знаешь его в лицо и сможешь опознать, значит...

— Значит, я подлежу ликвидации, — закончила за него Катя. — Только ведь это не все, правда?

— Да все, все, — отмахнулся Колокольчиков. — Ты его знаешь, и этого достаточно. Давай лучше выпьем.

— Погоди, — сказала Катя. Она вдруг рассмеялась сухим, трескучим смехом. — Валенок ты, Колокольчиков. А туда же — вербовать... Нет, ты представляешь, что будет, если этот ваш стукач узнает, что я была у вас в руках и вы меня отпустили? Вот он удивится, наверное... Не меньше, чем я.

— Господи, — вздохнул Колокольчиков, — и за каким хреном я пошел на эту работу? Клал бы какие-нибудь кирпичи...

Катя аккуратно поставила рюмку на стол и взяла в руку давно лежавший на коленях пистолет.

— Колокольчиков, — сказала она, наводя оружие на капитана, — ну скажи, почему ты такое же дерьмо, как и все?

— Ох, — вздохнул Колокольчиков, — если бы я знал... А ты опять за свое?

— Сам виноват, — сказала Катя. — Не надо было врать... благодетель. Короче, так: или ты мне сейчас выложишь все, как на духу, или я тебя продырявлю, а потом пускай твои коллеги меня берут, если руки не коротки. Как получилось, что ты оказался в клубе одновременно со мной? И, главное, как получилось, что ты все про меня знаешь? И почему я в таком случае до сих пор здесь, а не за проволокой?

— Ну, — сказал Колокольчиков, — в каком-то смысле ты нам очень помогла...

— Очень интересно, — сухо вставила Катя. — И чем же?

Она сделала повелительное движение стволом пистолета.

— Да убери ты свой пугач, ей-богу, — скривился Колокольчиков и полез в карман. — Смешно же, честное слово.

— Вынь руку из кармана, — сказала Катя металлическим голосом. — Все равно не успеешь.

— Да? — усмехнулся капитан. — Сама ты валенок, Скворцова.

Он вынул из кармана горсть патронов и высыпал их на стол. Патроны застучали о крышку стола, как крупные градины.

— Возьми, — сказал Колокольчиков, — вдруг пригодятся? Я слышал, пистолеты лучше стреляют, когда они заряжены.

Некоторое время Катя неверящими глазами смотрела на стол, а потом швырнула пистолет туда же, расколов пепельницу пополам. Окурки раскатились по столу, патроны брызнули в разные стороны. Бутылка опрокинулась, и остатки коньяка с ленивым бульканьем стали выливаться из длинного горлышка, затопляя испачканный пеплом стол. Никто не обратил на это внимания. Катины плечи поникли, голова опустилась, и Колокольчиков сумел разглядеть светлую каплю, сорвавшуюся с ее щеки и упавшую на колени.

— Пропади оно все пропадом, — сказал вдруг Колокольчиков. — Надоело. Слушай.

— Да пошел ты, — плачущим голосом сказала Катя, не поднимая головы.

— Ну, нет, — ответил капитан. Теперь он почти рычал. — Ты хотела слушать? Вот и слушай. В конце концов, ты мне два раза жизнь спасала... Слушай теперь, чтобы в следующий раз думала, что делаешь, когда будешь кого-нибудь за задницу с того света тащить.

Он немного помолчал, яростно пыхтя сигаретой.

Катя тоже молчала — ей вдруг расхотелось узнавать ответы на свои вопросы.

— Это все придумал я, — продолжал капитан. — Не знаю, что на меня тогда нашло. Наверное, это потому, что я все время думал о тебе... о тебе и об этой сволочи.

— Я тоже думала о тебе, — сказала Катя, не поднимая головы. — Однажды я видела тебя по телевизору... там. Я тогда из-за этого попала в аварию.

— Будь оно все проклято, — глухо сказал Колокольчиков. — Зря ты это сказала. Но, так или иначе, я это придумал. Я знал про тебя все — где ты, что ты... Навел справки сразу же после того, как устроился в эту контору. Знаешь, это, оказывается, совсем просто — найти человека. А вот удержать... А, к черту! Мы никак не могли подобраться к этому мерзавцу — стукач сдавал всех наших агентов, и мы находили тела... потом. Не все и не сразу. А дело росло... Да нет, не так. Просто дети все время умирали. Я тогда почти с ума сошел — как же так? Вот он, сволочь, как на ладони, а взять никак не получается... Нужен был человек — такой, чтобы вошел во все детали, не вызывая подозрений. Такой, чтобы его даже заподозрить было нельзя в связи с нами.

— Господи, — сказала Катя. Она даже перестала плакать и подняла голову, уставившись на капитана огромными, блестящими от недавних слез глазами. — Неужели ты...

— Мы, — сказал Колокольчиков, отводя взгляд. — Мы это сделали. Наши люди очистили твой банковский счет. Наши люди разграбили твой дом и сдали тебя иммиграционной службе... Потом встретили тебя в аэропорту, посадили там в кутузку и организовали тебе побег.

— А Лизка...

— Лизка была передо мной в долгу еще с тех времен, когда я был лейтенантом и занимался карманными кражами. Она по глупости влипла в нехорошую историю, а я ее прикрыл... В общем, просьба была пустяковая — пристроить знакомую, но так, чтобы она, то есть ты, ничего про это не узнала. Я знал, что она крутится вокруг этого «Омикрона» и накоротке с этим их хореографом... мать его! Кто же знал, что Щукин — просто ширма? Лизку жалко. Хорошая была девка, душевная.

— Да, — сказала Катя, — я заметила. Слушай, так это вы на меня микрофон навесили?

Капитан кивнул.

— Следя за тобой, мы пытались следить за Головой... особенно после того, как ты стала курьером. Но тут ты нас лихо посадила в лужу...

— А я думала, что это Голова страхуется, — сказала Катя. — Надо же... Погоди, погоди... А ну, смотри на меня! Смотри на меня, капитан!

Колокольчиков быстро взглянул ей в лицо и тут же снова отвел глаза.

— Не может быть, — прошептала Катя. — Андрей?

Колокольчиков скрипнул зубами и нехотя, через силу, кивнул головой.

— Стукач сдал его Голове, — сказал он, и в горле у него что-то тонко и нелепо пискнуло. — Он... мне показалось, что он... любил... тебя.

— Дерьмо, — сказала Катя. Голос у нее сорвался, глаза защипало. — Ты понимаешь, что подлее этого просто ничего невозможно придумать? Ладно, к черту. Замнем для ясности. И что бы вы делали, если бы взяли меня с грузом?