Мера Магии - Терри Брукс

Сейчас же, ему казалось, что он не сможет ею налюбоваться.

Покончив с ужином и прибрав их небольшое убежище, они вновь откинулись к стволам деревьев и уставились в темноту. Она была настолько глубокой и черной, что они почти ничего не видели, кроме веток, которые их прикрывали.

— Мне бы хотелось узнать побольше о нашем новом мире, — сказала она после небольшого молчания. — Я знаю, что он незнаком и опасен, но я хочу о нем знать.

— Думаю, у тебя будет такая возможность, — ответил он.

Она посмотрела на него:

— Ты думаешь? Почему ты так говоришь?

— Потому что я считаю, что со временем мы все больше о нем узнаем. Долина больше не будет нашим домом. Мы сделаем то же, что делали наши предки до того, как заперлись в ней. Мы будем исследовать. Разве эльфы долгое время не говорили об этом? По крайней мере о том, что появились признаки ослабления защитной стены?

Она кивнула:

— Именно так.

— Не думаю, что мы надолго сможем оставаться в долине, даже после того, как Друджи уйдут. Мы должны выйти и осмотреться, что снаружи. Мы должны узнать, что выжило и как с этим обходиться. Мы должны обучаться. Следопыты это понимают. Всякий раз, когда обнаруживается что–то новое, мы сразу же идем это изучать. Новое место, новое существо, новое растение. Таким образом мы создаем наше знание обо всем. Вряд ли этот метод будет чем–то отличаться теперь, когда за пределами долины у нас есть для изучения целый мир.

— Ну, я бы хотела быть среди тех, кто будет это делать. Я хочу быть, как ты. Я хочу путешествовать по разным местам, увидеть и изучить все, что в них есть. Я не хочу сидеть во дворце и быть Королевой. Я никогда не хотела этого раньше и не хочу сейчас. Какая от этого польза? Некоторым нравится принимать решения, отдавать приказы и управлять жизнями других. Думаю, даже отцу это нравилось. Но не мне. Я ничего этого не хочу.

— А кто же, если не ты, займет трон? — спросил он. — Не ты ли последняя из своей семьи?

Она пожала плечами:

— Есть двоюродные братья, другие семьи, связанные Амарантайнами. Или с линией Беллороусов. Пусть один из них и возьмет это на себя. Как только мы снова будем в безопасности и я разделаюсь с Изоэльдой и ее приспешниками, я отдам Эльфийские камни и уйду.

Она произнесла это просто, но он задумался, мог ли кто–то в очереди на эльфийский трон вот так запросто отказаться от него. Да и позволят ли это сделать? Он не слышал, чтобы кто–то когда–то сделал подобное.

— Не стоит тратить время, размышляя над этим сейчас, — наконец сказал он. — Нам нужно постараться достаточно долго остаться в живых, чтобы беспокоиться об этом.

— Понимаю. — Она сделала неопределенный жест. — Не нужно мне об этом напоминать. Я знаю, что нам противостоит.

Затем она погрузилась в свои мысли, глядя в темноту, немного отодвинувшись от него, чтобы дать ему понять, что она не хочет думать о настоящем, а разговор о будущем, о своих мечтах и что может произойти, был для нее некоей отдушиной. Он услышал ее медленное дыхание и почувствовал, как она наклонилась вперед, опустив голову, как будто тяжесть того, что упало на ее плечи, оказалась вдруг слишком велика для нее.

— Это так несправедливо. Что все это случилось сразу — нашествие Друджей, смерть отца и бабушки, ответственность за Эльфийские камни, оказаться в ловушке за пределами долины и быть беглянкой, за которой охотятся. Я просто раздавлена всем этим.

Он наклонился вперед, чтобы его голова оказалась рядом с ее головой.

— Сейчас нелегко и потом легче не будет, но мы все это преодолеем, Фрина. Ты и я. Мы будем присматривать друг за другом. Мы будем заботиться друг о друге и все получится.

Он не знал, верит ли в это сам или нет, но сказал это, потому что ему показалось, что так было нужно. Если они не справятся, тогда не увидят никакой надежды для всего остального — ибо на кону огромная угроза потери своей родины и уничтожения их народов, невозможность выжить любой формы магии, если их магия будет потеряна, крах того, что осталось от цивилизации, и быстрое погружение в анархию.

Она склонила голову вбок, пока не коснулась ею до его головы.

— Я смогу пойти с тобой, когда придет время, Пан. Когда ты решишь выйти в большой мир, чтобы покинуть долину и начать исследовать его, я смогу пойти с тобой. Я бы этого хотела. Я смогу научиться быть Следопытом. Ты знаешь, что я сумею. Ты видел, что я могу делать. Я достаточно сильная.

Он обнял ее и прижал к себе.

— Я не думаю, что есть что–то, чего ты не можешь сделать.

— Значит, ты возьмешь меня с собой?

Ее голос был таким жалобным, что чуть не разбил ему сердце. Она просила гораздо сильнее, чем это выражали сами слова. Он мог сказать это по тону ее голоса и той настойчивости, с которой она говорила. Он ощутил, как она дрожит, там, где касались их головы и плечи. Она не просто просила, как это могло ему показаться; она умоляла.

— Пожалуйста, Пан. Возьмешь меня?

Он глубоко вздохнул, крепче обняв ее. Он знал, что он скажет, что здравый смысл заставлял его сказать, что все практичное и правильное указывало ему сказать. Но он также понимал, что она ожидала услышать. Он знал, как она близка к тому, чтобы сломаться. Как бы ни была она сильна, как ни тверда во многих случаях, когда все доходило до того, чтобы она сломалась, сейчас было все по–другому. Здесь, в этом месте и в это время, она была у самого края.

— Возьму, — пообещал он.

Она ничего не ответила, ничего не сделала. Она была неподвижной, как и воздух в лесу мертвых деревьев, уставившись на свои ноги, продолжая прислоняться к нему, но не прижимаясь сильнее.

— Обещаешь?

— Обещаю.

— Ты ведь не просто так это говоришь?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, что, наверное, я тебя люблю.

Его глаза, до этого момента направленные вниз, при этих словах посмотрели вверх, и вдруг его взгляд уставился в темноту, уже почти полную, и обнаружил прямо около их импровизированного укрытия пару желтых глаз, уставившихся на него.

Ему потребовалось собрать всю силу воли, чтобы не подпрыгнуть и не вскочить на ноги, а оставаться таким же неподвижным, как и она, но он каким–то образом заставил себя не делать этого. Эти глаза светились, отражая свет далеких звезд, который проникал сквозь нависшие тучи и деревья. Немигающие и неподвижные, они будто плавали во мраке, как два огромных шара.

— Фрина, — тихо произнес он.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты кое–что сделала для меня. Я хочу, чтобы ты немного подняла голову и взглянула за пределы укрытия. Но ничего не говори и ничего больше не делай. Вообще не двигайся. И не пугайся.

Она сделала, как он просил, приподняв голову, и он почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу, когда она увидела эти глаза. Однако она удержалась от того, чтобы сделать движение или что–то сказать; она удержалась от паники.