Филиппа - Бертрис Смолл

Люси велела мужчинам наполнить два больших котла, которые она успела подвесить над огнем.

— Придется подождать, пока вода нагреется, — вздохнула она.

В таком случае давайте поедим здесь, — решила Филиппа. — Не стоит таскать все это наверх. Поужинаем перед купанием. А как насчет наших охранников и кучера? Их тоже нужно покормить.

— Все сделано. Мы с Питером отнесли им ужин в конюшню. Я готовила всего одно блюдо: жаркое из оленины. Состряпала два больших горшка из припасов, оставленных в кладовой. Договорилась с поваром его милости еще до нашего отъезда в Оксфордшир, — рассказывала Люси, продолжая суетиться вокруг стола. Она уже успела расставить оловянные тарелки и кружки, вытащила большой каравай хлеба из печи и принялась резать на специальной доске. Оказалось, что у нее есть и свежее масло.

Не успокоившись, она взглянула на слугу графа и повелительно крикнула:

— Питер! Немедленно неси из кладовой кувшин с сидром и наполни кубки!

Питер беспрекословно повиновался, а Люси тем временем положила на тарелки вкусное жаркое с винной подливкой, в которой плавали куски оленины, моркови и лука-порея.

— Садитесь, — пригласил граф слуг, когда все было готово. — Вам нет смысла ждать, не то все остынет, а холодная оленина вовсе не вкусна.

— Спасибо, милорд, — поблагодарил Питер.

Люси принесла еще тарелки и кружки и поставила на дальний край стола.

К концу ужина Филиппа услышала, как кипит вода. Остальные еще не поднялись из-за стола, поэтому она вытерла тарелку последним кусочком хлеба и стала терпеливо ждать. Наконец Питер встал.

— Я наполню лохань, миледи, — с поклоном сказал он.

— А я разбавлю холодной водой, — вставила Люси, собирая посуду. — Милорд, если не возражаете, я просила бы вас принести полное ведро из колодца. Питер, после того как выльешь воду из котлов, иди на конюшню и забери у мужчин горшок из-под жаркого.

Питер послушно выполнил все приказания, после чего вновь отправился на конюшню, где собирался провести ночь.

Довольная Филиппа забралась в лохань. Вряд ли ей еще удастся вымыться до приезда во Францию. Граф отослал Люси и теперь жадно наблюдал за женой, любуясь прекрасным молодым телом.

— Займитесь делом, милорд, — внезапно попросила она, вторгаясь в его мысли. — Разве вы не обещали потереть мне спинку?

Встав на колени рядом с лоханью, он взял мочалку, намылил и принялся за работу.

— Жаль, что эта лохань не вместит нас обоих, — пробормотал он, целуя маленькое ушко. — Я люблю мыться с тобой, Филиппа.

— Каждый раз, когда мы моемся вместе, — хихикнула Филиппа, — из этого бог знает что выходит!

— Сегодня я буду любить тебя, — прошептал граф.

— Но мы должны рано вставать.

— А другого времени до приезда в Дувр не будет, — покачал он головой. — Я хорошо знаю, как ты относишься к нашим играм под крышами гостиниц.

— Велю Люси принести еще один кувшин с водой сегодня вечером, — быстро пообещала она. — А теперь прекрати, Криспин, ты сдерешь с меня кожу.

Он осторожно смыл с нее густую пену. Филиппа встала и потянулась за полотенцем, висевшим у огня. Но не успела ступить на пол, как он схватил ее в объятия.

— Криспин, — предостерегающе пробормотала она, видя, как вздулись спереди его шоссы.

— Не желаю ждать, малышка, — объявил он, сбрасывая рубашку вместе с остальной одеждой и оттесняя жену к большому столу, на котором они только что ужинали. Не успела она ничего ответить, как он стал осыпать ее поцелуями.

— Криспин! — снова запротестовала она. — Люси и Питер!

— Питер играет в кости с охраной и переночует в конюшне. Люси наверху и не вернется, пока не позовут, — отмахнулся граф. Его освободившаяся из плена шоссов плоть была готова к любовной битве.

Граф толкнул жену спиной на стол, и Филиппа инстинктивно обвила ногами его талию. Одним мощным толчком он оказался в ней, и Филиппа блаженно вздохнула.

— Ах, графиня, — шепнул он, — вы сводите меня с ума, чего до вас не удавалось ни одной женщине.

Филиппа снова вздохнула.

— Значит, так распорядилась судьба, — улыбнулась она. Боже, как он наполняет ее! Его разгоряченная кожа огнем жжет ее груди! Соски Филиппы сжались в твердые горошинки, и, чувствуя это, она томно выгнулась. Только этот человек способен завладеть ею целиком! Сама мысль об этом безумно волновала.

Голова Филиппы откинулась, и его жаркие влажные губы мгновенно прижались к ее шее. Язык коснулся бешено бьющейся жилки.

Она разомкнула руки и провела ногтями по его спине, словно в беспамятстве, оставляя глубокие царапины.

Граф чуть поморщился от боли и, заведя руки за спину, поймал ее запястья и сжал.

— Хочешь поставить на мне свое клеймо, дорогая? — прорычал он, терзая языком нежную плоть и усердно работая бедрами. Он вонзался все глубже, наслаждаясь тихими жалобными криками, рвущимися из ее горла. Где-то в глубине ее естества зарождался слабый трепет, но он еще не был готов и поэтому, выйдя из нее, замер.

— О, Криспин, не надо! — взмолилась она. — Я хочу… хочу…

— Еще секунду, милая, — прошептал он, найдя ее сладкие губы и приникая к ним, сначала нежно, потом все более требовательно. И стал снова двигаться, изнемогая от наслаждения, ощущая всей своей набухшей плотью, что вожделенный конец близок.

Филиппе казалось, что она вот-вот умрет от неудовлетворенного желания, измучившего ее, когда он остановился. Но тут муж стал ее целовать, и она быстро затерялась в море блаженства. Буря все нарастала и нарастала, пока не разразилась над ними обоими одновременно. Кристин бессильно обмяк на ней. И Филиппа внезапно осознала, что упирается плечами и ягодицами в твердое дерево стола.

— Немедленно слезь с меня, ненасытное животное! — засмеялась она. — Из-за твоих непристойных игр мне снова придется залезть в лохань!

Криспин застонал. Он был совершенно опустошен. Ноги не слушались. Она снова оттолкнула его, и он кое-как умудрился отойти.

— Кровь Христова, женщина, — пожаловался он, — ты раньше времени сведешь меня в могилу своими постоянными требованиями!

— Моими?! Моими требованиями? — возмутилась Филиппа, соскальзывая со стола. — Милорд, вы ошибаетесь. По-моему, речь шла о ваших требованиях!

— Нет, — настаивал он. — Посмотрите только на эти милые маленькие грудки, графиня! Они так и молят о ласках!

Нагнув голову, он завладел маленьким соском.

— Разве не видишь? Они показывают на меня, поскольку, кроме меня и тебя, здесь больше никого нет.

— Вы настоящий грешник, милорд граф! — негодующе отпарировала она, невольно улыбаясь. Гордо расправила плечи, прошествовала к лохани, вошла в воду и смыла все следы разделенной страсти, после чего строго велела: — Немедленно принеси вон тот котелок с водой, потому что эта совсем остыла.