Что делать, если ребенок сводит вас с ума - Эда Ле Шан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Признавать и принимать стеснительность как необходимое, достойное уважение и потенциально положительное человеческое качество – вот что необходимо и детям, и взрослым. Если скромность – ваш естественный образ чувств и действий, она станет источником радости и приведет к взвешенному выбору в дружбе, работе и любви. Человек, который выбирает нескольких близких друзей из широкого круга знакомых, который предпочитает работать в маленькой лаборатории, а не в огромном учреждении, который влюбляется в другую добрую душу или в того, кто оценит его по достоинству, может жить полнокровной, интересной жизнью.
В своем лучшем и самом глубинном смысле застенчивость может быть выражением сочувствия, заботы о том, чтобы не обидеть других. Она часто сопутствует влюбленности, означает страстные стремления, чтобы тебя принимали таким, какой ты есть на самом деле. Бывает робость, которая возникает, когда ты заботишься о другом человеке с такой надеждой и нежностью, что тебя просто переполняет сознание того, какой замечательной может быть жизнь. Большинство людей время от времени бывают застенчивыми. Некоторые застенчивы постоянно. Если рассматривать застенчивость в наиболее здравых ее аспектах, это должно давать нам надежду на выживание человека на земле!
Часть VIII.
Воспитание гражданина
Никто не любит ябед
Придя в детский сад, я стала свидетелем обычного инцидента. Тед тихо играл в песочнице с машинкой, занимаясь своим делом, когда Чарли, более крупный и агрессивный ребенок, без всякого разрешения забрал у него игрушку. Маленькая Сюзен, наблюдавшая это происшествие, возмутилась и побежала к воспитательнице пожаловаться на Чарли. Та в это время помогала другим детям убирать кубики; не обращая особого внимания на слова девочки, она сказала: «Никто не любит ябед, Сюзен» – и продолжала заниматься уборкой. Девчушка посмотрела задумчиво и обиженно и спряталась в домике, где села и стала сосать палец.
Эта сцена задела меня за живое. Я не могла ее забыть. Через день я поняла, почему она так взволновала меня. Я вспомнила, что несколькими днями раньше я смотрела по телевизору программу, рассказывающую о коррупции в полиции, и в какой-то момент репортер спросил одного из свидетелей по делу, как к нему относятся его коллеги. Тот печально улыбнулся и сказал: «Никто не любит ябед».
Что меня обеспокоило в инциденте с Сюзен, так это то, что она, по-моему, сообщила о социальной несправедливости, а подобные гражданские добродетели очень хотелось бы видеть в детях. Я наблюдала, как растут ребятишки, на протяжении 30 лет, и вопрос о ябедах никогда меня особенно не беспокоил. Теперь я стала понимать, что я так озабочена этой проблемой потому, что мы живем в опасное и страшное время, и я гораздо больше, чем раньше, задумываюсь о том, как происходит в обществе становление истинных ценностей.
Мое волнение усилило то, что однажды, когда я вернулась из детского сада и вошла в свою кухню, я пришла в ужас от едкого запаха дыма. Рядом с нами стоит жилой дом, и его труба, находящаяся четырьмя этажами ниже окна нашей кухни, постоянно выпускает клубы черного дыма. Не колеблясь ни минуты, я позвонила, как это делала много раз раньше, в службу контроля за загрязнением окружающей среды. Я надоедала им месяцами и собиралась продолжать надоедать, пока они не сделают что-нибудь с этой трубой. «В сущности, – подумала я, – меня можно считать ябедой: я сообщаю об антиобщественном поведении высшим административным властям. А Сюзен именно это и пыталась сделать на своем детском уровне».
Справедливость не победила: я не добилась успеха в своих жалобах относительно загрязнения того воздуха, которым я дышу; и Чарли, насколько мне известно, продолжал отбирать игрушки у товарищей, будучи уверен, что никто не обратит внимания, если какая-то девчонка пожалуется на него воспитателю.
В моем случае есть надежда: служба контроля не против, чтобы я была ябедой, и она реагирует на жалобы многих других ябед, поэтому сегодня из трубы выбрасывается меньше черного дыма, чем, например, пять лет назад. У меня меньше уверенности в том, что Сюзен достигнет желаемой ею социальной справедливости, потому что мы, взрослые, недооцениваем подобные поступки, их глубокий смысл, а пока мы не захотим пересмотреть этот аспект отношения между детьми и взрослыми, несправедливость всегда будет брать верх.
Оглядываясь назад, на те годы, когда я сама была воспитательницей и обучала других, я вижу, что в моем опыте было много моментов, когда мне следовало бы быть более чуткой и отзывчивой к детским жалобам, которые часто в большой степени связаны с поиском справедливости. У ребенка только начинает формироваться сознание; происходит оценка нравственных ценностей, которую он делает исходя из отношений со взрослыми. Когда ты маленький, эта система очень шаткая, и когда ребенок сообщает воспитателю, маме или няне: «Джонни столкнул меня с качелей, а была моя очередь», он на самом деле пытается выразить две мысли. Во-первых, что была допущена несправедливость, и он обращается к единственному доступному ему представителю власти, чтобы восстановить истинное положение дел. Во-вторых, он говорит: «Мое сознание еще не окрепло, я так неуверен и озадачен, что мне нужно подтверждение: действительно ли то, что сделал Джонни, плохо?» Маленькому ребенку необходимо, чтобы мы подтвердили правильность, законность и важность тех правил, которым мы его учили.
Мне представляется, что, как только мы осознаем эту оправданную и очень важную потребность, нам надлежит оказать помощь, сказав ребенку вроде Сюзен: «Давай, Сюзен, разберемся. Если Чарли действительно поступил несправедливо, мы поможем ему понять, что есть правило не брать чужие игрушки. Ты правильно считаешь, что это несправедливо». Тогда девочка убеждается, что ее опасения действительно оправданны и правильны.
Если я вижу, как кто-то крадет чужой бумажник, я сочту своей гражданской обязанностью вызвать полицию. Если группа химиков обнаружит, что производители мыла добавляют в него фосфаты, которые нанесут невосполнимый ущерб рекам и озерам моей страны, я хочу, чтобы правительство, за которое я голосовала, остановило их. Но похоже, что мы придерживаемся двойной морали: одной – для себя и другой – для наших детей. Сообщать о подобных нарушениях я считаю для себя и других взрослых правом и
