Инфекция - Андрей Лысиков

Догадавшись вернуться домой за перчатками, он обошел затем еще несколько домов, хороня умерших соседей. Уже совершая, наверное, десятые по счету похороны, Егор спиной почувствовал взгляд, направленный на него. Обернувшись, он увидел маленькую внучку Павла Степановича, Дашу, девочку восьми лет, державшую в руке свою любимую куклу. Она вроде бы не производила впечатления больной, только в глазах у нее застыло выражение страха. Егор бросил лопату и, наскоро отряхнув руки от земли, подошел к ней, улыбаясь как можно более ласково, чтоб не пугать ребенка еще больше. Она сначала бросила испуганный взгляд на него, потом оглянулась назад, словно оценивая возможность бегства, но затем расслабилась, признав молодого человека.

— Даша, как ты себя чувствуешь? — Егор опустился на корточки перед ребенком и заглянул ей в глаза.

— Хорошо.

— Ты не кашляешь? Горло не болит? — он осторожно ощупал шею девочки: вроде бы опухолей заметно не было.

— Нет. Дядя Егор, где моя мама? — девчонка неожиданно пронзительно разревелась.

Дочь Павла Степановича, Кристина, была лет на пять старше Егора. Она немного раньше его самого вернулась в деревню к отцу, ведя за руку свою дочь. Как она рассказывала, муж у нее погиб в бандитской разборке, и она, чтобы избежать участи супруга, бросила все вещи в городской квартире и на первом попавшемся автобусе, прихватив ребенка, сбежала из города и приехала к своему отцу. Тот без всяких разговоров приютил дочь и признал родную внучку. Так они и жили втроем до этого неизвестного вируса.

— Даша, а ты когда последний раз видела маму?

— Вчера вечером. Она себя так плохо чувствовала… Все время кашляла и стонала. Дядя Егор, я боюсь…

— Не бойся маленькая. Пойдем ко мне, посидишь пока там.

— А баба Лида дома?

Егорова бабушка души не чаяла в вежливой и послушной дочери Кристины. Всегда угощала конфетами и поила земляничным чаем. Всегда звала ее помогать собирать малину, и не отпускала домой без полного лукошка спелых ягод. Егор закусил губу от резко нахлынувших отрывочных воспоминаний, чтоб не закричать и погладил Дашу по голове.

— Баба Лида уехала, солнышко. Надолго уехала. Сказала, что у нее дела…

— Как деда Паша?

— Да, милая, как деда Паша. Пойдем.

Ребенок послушно поплелся за Егором, волоча куклу за одну ногу по земле. У парня даже мелькнула мысль, что девочка не осознает, что до сих пор держит в руке эту куклу. Наконец кукла зацепилась волосами за кустарник на обочине. Даша остановилась, недоуменно посмотрев на неожиданное препятствие — надо сказать, что она была с некоторыми отклонениями в умственном развитии, сильно дернула, и кукольная нога осталась у нее в руке. Посмотрев на оторванную ногу, ребенок отшвырнул ее прочь и пошел за Егором.

Когда они пришли к нему домой, Егор усадил девочку в кухне, а сам ушел, пообещав вскоре вернуться. Он направился к Степанычу — надо было и там все привести в порядок. Старика он нашел в саду, тот привалился к стене дома, усевшись на скамейку, а рядом с ним лежала истлевшая папироса. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что пульс старику мерить необязательно. Он был мертв. Кристину он нашел в доме на кровати. Женщина дышала тяжело, урывками и была без сознания. Все говорило за то, что вскорости она присоединится к другим жертвам заболевания. Егор вышел во двор, выкопал яму и, завернув тело Павла Степановича в простыню, положил его в место последнего пристанища. Вернувшись в дом, он увидел, что Кристина очнулась, но, вероятно, это было улучшением перед смертью. Она оглядывалась по сторонам, словно не понимая, где находится. Затем все тело ее скрутило судорогой, голова запрокинулась и с последним хрипом из легких вышел весь воздух. На кровати покоились теперь лишь останки, в которых не было жизни. Егор на руках вынес ставшее вдруг чудовищно тяжелым тело Кристины и опустил его в могилу к отцу. Забросав тела землей, он долго стоял, не двигаясь с места, опершись на воткнутую в землю лопату. Лишь заметив, что тени стали значительно длиннее, Егор направился домой. Теперь у него практически не было сомнений в том, что живых в деревне больше не осталось, а, если таковые и были, то они доживали свои последние часы. В голове у него созрел план. Уходить он решил еще вчера, но его останавливало желание сделать то последнее, что он мог для людей, рядом с которыми он жил все это время. Однако в одиночку он мог бы до зимы трудиться над преданием всех тел земле. Напрашивался другой выход, приблизивший бы момент ухода.

Даша сидела на том же стуле в кухне, где он ее оставил. Егор уселся на стул, посадил девочку на колени, прижал к себе и долго-долго гладил ее по волосам. В глазах у него стояли слезы. Смахнув их рукой, он повернул ребенка лицом к себе и посмотрел внимательно прямо в глаза.

— Даша…

Ребенок непонимающим взглядом уставился на него, и от этого взгляда хотелось уже не просто плакать, а биться в истерике, упасть на пол и кричать до потери голоса («а лучше пульса» — шепнул ему кто-то засевший у него в сознании). Однако он усилием воли взял себя в руки.

— Даша, мы скоро уйдем. Завтра утром. Зайдем к тебе домой, возьмем вещи, которые могут тебе понадобиться, а потом уйдем.

— Далеко? — у девочки в глазах не было любопытства, вопрос она задавала с детским безразличием.

— Не знаю, милая. Скорее всего, далеко. Очень далеко.

— А как же мама? — в голосе ребенка снова послышались плаксивые нотки.

— Мама уехала. Мы тоже туда пойдем. А может, поедем. Она нас будет ждать…

— Правда? — никакого энтузиазма во взгляде, лишь холодная отстраненность.

— Честное слово, солнышко. Обещаю тебе.

— Ну тогда пойдемте… — вяло кивнул ребенок, потерев глазки кулачками и зевнув.

— Ты иди, ложись. Выспись, как следует.

— Не пойду.

— Почему, Дашенька?

— Я боюсь, — ребенок снова готов был заплакать.

— Чего ты боишься?

— Боюсь, что проснусь, а вас рядом нет. Боюсь, что вы уйдете без меня. Как мама.

— Я тебе обещаю, милая, что никуда без тебя не уйду. Если меня рядом не увидишь, когда проснешься, значит, я просто ушел по делам. Я обязательно вернусь, обещаю тебе. Вернусь, и мы уйдем вместе.

— Ну хорошо, — со свойственным ребенку простодушием кивнула девочка и слезла с его колен. — Тогда я пойду, посплю. Мама говорит, что хорошие дети должны ложиться спать пораньше, а не сидеть допоздна.

«Говорила» едва не вырвалось у Егора, но он вспомнил, что говорит с маленьким ребенком, да еще и с немного заторможенным ребенком. Даша поднялась по ступенькам на второй этаж и улеглась на его кровати. Он проверил, удобно ли ей, а затем спустился и вышел во двор. Теперь надо было начинать действовать. Егор направился по улице, заходя в дома, и, где находил бензин или еще какие-либо горючие жидкости, разливал их в домах, а остатки выплескивал на улице. Несколько дней стояла удушающая летняя жара, и весь мир, казалось, был иссушен зноем. Это значило, что гореть будет славно даже без бензина, керосина или солярки. А при наличии таковых — еще лучше. Уже стемнело, когда Егор с полной канистрой в руках вернулся домой. Тихо прокравшись наверх, он увидел, что Даша спокойно спит. Это было главное — если бы ребенка мучили кошмары, было бы сложнее. Сам он улегся в соседней комнате и долго прислушивался, не заплачет ли девочка за стенкой, пока его самого не сморил сон.