Возвращение чувств. Машина. - Екатерина Мансурова

На перевалах не спасали даже тёплые плащи, хотя лето формально ещё не кончилось. Горы в белых снежно-ледниковых шапках гордо стояли в своём первозданном величии, равнодушные к копошащимся внизу людишкам – какая им разница, копошатся они в четырнадцатом веке, или в двадцать первом, или…

Быстрые холодные реки несли к равнинам кристально-чистую воду. Зелёные холмы и редкие ровные участки долин обязательно включали в интерьер белых (это – теоретически. А на самом деле – грязно-белых) овец.

Красочные восходы и закаты, суровые скалы и обрывы чем-то напоминали ей Кавказ. Но люди – люди оказалмсь другими. Вели себя совсем не так, как развращённые туризмом и социалистической идеологией кавказцы. Нет, они были тоже независимы и горды… Но как-то по-другому.

Может, меньше было рисовки и демонстративного презрения к другим людям.

В общем-то, Катарине не пришлось особенно много общаться с местными жителями: те были заняты собой, своими стадами, своими делами и своей борьбой за независимость, вмешиваться в которые она не имела никакого желания. Так что разговаривали они только в гостиницах и трактирах, а на остальных просто смотрели с высоты седла, проезжая мимо. Языковой барьер, хоть и стал куда меньше, всё же не способствовал «задушевному» общению. Вот когда она оценила то преимущество, что было у неё в Понтуазе…

Деньги, которые дала им старая графиня, быстро таяли. Они старались экономить их, но всё равно пришлось купить тёплые вещи – одежду, и кусок материи. Багаж их разросся до неприличных размеров: лошади и мул осторожно шагали по каменистым осыпям, балансируя нетяжелыми, но объёмными тюками. Направлять их теперь не было нужды, тропинка была обычно одна, и узкая, так что оставалось только слепо довериться инстинкту животных, которые лучше их знали, как проходить опасные места.

Ветер, невзирая на последние деньки августа, завывал вечером и ночью в трубах огромных печей, а днем – в ущельях, и старался сбросить путешественников с отвесных, узких и плохих дорог прямо в шумящие пенящимися потоками пропасти. Перины и тонкие одеяла почти не грели, а отсутствие тёплого нижнего белья причиняло реальные неудобства. В довершение неприятностей у Катарины вдруг начались критические дни.

А она-то и забыла, что ещё может рожать – со всеми вытекающими проблемами и последствиями!.. Она так быстро обессилела, что пришлось сделать крюк в сторону от большой дороги (это явное преувеличение – больших дорог здесь не было, но они умудрились найти совсем уж тропку), забравшись в глухую деревеньку на пять-шесть домов, и снять один из этих домов на три дня. Кстати, это обошлось дешевле гостиницы. А о приготовлении еды они не заботились – столовались в другом домике, у хозяев арендованного. Поскольку они не поскупились, готовили им сытно и вкусно.

Здесь Катарина и Мария преобразились в портних, и, под мудрым руководством Катарины-дизайнера-модельера, сшили, немного помудрив и испортив несколько метров сукна, приемлемые тёплые рейтузы и бюстгальтеры. Пришлось сказать (да простят её японцы!), что это их национальная одежда. Впрочем, Мария сразу положительно оценила это новшество в их туалете, да и Катарине теперь было гораздо теплей и спокойней. Жаль только, что резинок ещё не изобрели: пришлось всё делать на завязывающихся шнурках и тесёмках. Ерунда – даже так эти принадлежности оказались очень полезны. Ещё бы – средств народной медицины, да и просто медицины, от простуды было – минимум! Да и задержка, неизбежная при простуде, им была бы ни к чему…

Пьер, от которого они свои портновские эксперименты не скрывали, всё же был вынужден выходить на время каждой примерки. Он как всегда молчал, но весело и хитро усмехался себе в сильно отросшую бороду, чем мгновенно заводил Марию. Однако когда она начинала заводиться по-настоящему, он быстро поднимал руки кверху, и делал постно-непро-ницаемое лицо, закатив глаза к потолку. Тогда наступала очередь Катарины хихикать. Марии приходилось сдаваться. Чтобы не мучиться позже, сшили сразу по два комплекта.

Хоть производство нижнего белья и отсутствовало, искусство вязания было на высоте: они ещё раньше приобрели замечательные тёплые и сносно прочные носки и чулки из нити домашней (а какой же ещё!) выделки, так что ноги были согреты. Да и кожаные (кожаные!) сапоги и камзолы с толстыми плащами всё-таки теперь (с «японскими» аксессуарами) хорошо защищали от ветра и сырости осенних Альп. Правда, пришлось уже льняные нижние рубахи поменять на шерстяные. И добавить к ним шляпы из толстого сукна.

В-общем, к счастью, за те две недели, что они провели, поднимаясь по извилистым каменистым дорогам на кручи седловин, и спускаясь по предательским оползням в узкие живописные долины с крохотными огородиками, никто из них не простудился. Этому способствовала и отменно сытная жирная пища, с преобладанием в меню жареного мяса, которое здесь готовили как-то по-особому, и очень вкусно, и, разумеется, обилие в трапезах неизменного чеснока. Однажды Катарина даже попросила Пьера посмотреть, как происходит приготовление, но из этого ничего не вышло: хозяин конкретно объяснил: чья обязанность – готовить, а чья – только есть!

Словом, Пьера вежливо выпроводили с кухни, оберегая «ноу-хау».

Сыры и прочие молочные продукты тоже отличались насыщенным, жирным вкусом – не поправиться бы! А то она не влезет в платья, которые они купили в расчёте на будущее – на её женский вид.

Котлеты, как оказалось, уже тоже были в ходу – но только отбивные. Мясорубку ещё не изобрели. Да и многих других, казавшиеся ей раньше незаменимыми орудия домашних хозяек – тоже. Что не мешало вкусно готовить, и много, и со смаком есть всем. Хотя, как она не могла не отметить – толстяков здесь куда меньше! Хотя бы чем в той же Америке её времени, с «фаст-фудом», и обширнейшей индустрией «здоровой» еды…

Вот единственное, с чем в горах имелась проблема – это рыба. Но и без неё было неплохо – наверстают, если захочется «фосфора» на равнинах.

Подумав, Катарина решила по возможности не вмешиваться в технический прогресс и не искажать таким образом ход истории. Она ведь многое могла подсказать теперешним мастерам, портным, кузнецам, да даже плотникам и каменщикам, и другим специалистам: как что сделать лучше. Но не хотела: чтоб не мешать естественному развитию инженерной мысли. А то мало ли как исказится ход истории. Вот, сделают, например, сегодня с её подачи мясорубку, а завтра, глядишь, какой-нибудь ретивый умелец и пулемёт сварганит. Впрочем, нет – пороха-то ещё не применяют. Но – уж дудки, здесь-то она точно сообщать рецепта не будет. Чревато: больше крови, больше конфликтов. А совсем уж глобальные войны способствуют развитию средств уничтожения, и дальнейшему прогрессу. В этом самом уничтожении…