Весна Византии - Дороти Даннет

― Ну что ж, Грегорио, мне очень жаль, но супруг мой слегка задерживается, хотя я надеюсь, что он скоро вернется домой. Желаете ли вы подождать, или просто передадите мне послание?

― Я бы предпочел подождать, ― промолвил стряпчий. ― Возможно, в кабинете? Это деловой вопрос. ― На присутствие жены Саймона он никак не рассчитывал.

― Тогда он пригласит вас в нашу комнату, ― промолвила она. ― А пока садитесь и расскажите мне все сплетни из Брюгге.

― Он спрашивал про малыша Генри, ― сказала служанка.

При этих словах Грегорио внимательно наблюдал за Кателиной. Взгляд ее не выражал ровным счетом ничего, глаза казались нарисованными на лице.

― Все были очень добры ко мне…

― Он спрашивал, на кого мальчик больше похож, ― продолжила женщина.

Разве он спрашивал об этом? Грегорио не мог припомнить.

Кателина опять улыбнулась ему.

― О, ведь первый ребенок всегда больше похож на отца, разве не так? ― Похоже, эти слова она повторяла так часто, что и сами они, и улыбка утратили всякий смысл. ― Но к чему нам надоедать гостю женскими разговорами? Что творится в Брюгге? И в Генуе? Какие последние известия с Востока?

Внезапно открылась дверь, и леди Кателина обернулась.

― Саймон? К тебе гость от Ансельма Адорне. У него для тебя какие-то новости. Я ревную…

Грегорио поднял глаза. На пороге стоял человек, которого он видел двенадцать месяцев назад, на пожаре, уничтожившем дом и красильню Марианы де Шаретти в Брюгге. Лорд Саймон, завладевший кораблем своего отца, нанявший Пагано Дориа и пославший того в Трапезунд, вместе с похищенной двенадцатилетней дочерью Марианы де Шаретти. Лорд Саймон, чья ненависть к Николасу, сыну его первой жены, была известна всей Фландрии…

Саймон де Сент-Пол в первый раз женился в пятнадцать лет, так что сейчас ему было уже под сорок. Но кожа, не тронутая морщинами, ясные голубые глаза и шелковистые светлые волосы делали его моложе, ― он выглядел почти ровесником своей жены Кателины. Одет он был также превосходно: в широкополой шляпе, украшенной драгоценными камнями и длинном дублете, до бедер прикрывавшем тонкие обтягивающие чулки.

В ночь пожара они с Грегорио встретились лицом к лицу, и, разумеется, ни тот, ни другой, не забыл этой встречи. Однако стряпчий и не подозревал, что шотландец так хорошо его запомнил, пока тот не заговорил:

― Этот человек явился не от Ансельма Адорне.

Кателина изменилась в лице, как видно, почуяв неладное по голосу мужа. Повинуясь незаметному жесту, служанка тут же с поклоном удалилась. Кателина встала рядом с супругом, в упор разглядывая Грегорио.

― Это правда? Кто вы такой? Моя служанка отправилась за управляющим.

Стряпчий в этом сомневался. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Саймон перебил его и спросил у жены:

― Он говорил с тобой. О чем?

Меж густых бровей пролегла морщинка.

― Ни о чем. Спрашивал насчет Генри.

Саймон засмеялся, запрокидывая назад голову. От смеха на глазах его даже выступили слезы.

― Ну, конечно, он не мог устоять! Должно быть, умирал от желания узнать правду: что мой сын родился без рук, без ног, недоумком, глухим, уродливым? Надеюсь, милая моя, ты поведала нашему другу все, что он хотел узнать? Надеюсь, ты рассказала ему о Генри?

Леди Кателина застыла в неподвижности, не сводя расширенных глаз с супруга. Черты лица ее странным образом заострились, а Саймон продолжал:

― Ты разве не знаешь, что это за человек? Он служит в компании Шаретти. Тот самый писец, чьи учетные книги я швырнул в огонь. И его послал Клаас, чтобы разведать все про нашего наследника.

Наконец она поняла… Кателина сперва побледнела, а затем начала багроветь.

― Убирайтесь вон!

― Нет, почему же, пусть останется! ― возразил Саймон и протянул руку, чтобы схватить Грегорио за плечо. ― Сядьте! И позвольте нам угостить вас вином! Хочу, чтобы вы вернулись к Клаасу и рассказали, как пили за здоровье моего первенца. У меня будет много сыновей! Если он меня как следует попросит, то одного из них я могу назвать Николасом. ― Он просиял.

Но Кателина не желала смягчаться.

― Ни за что. Убирайтесь вон. ― Она попыталась взять себя в руки. ― Саймон, все это не к добру. Все, что случилось с Николасом… с Клаасом… не имеет к Генри никакого отношения. Не хочу никакой связи между ними. Избавься от этого человека.

― Я здесь не для того, чтобы устанавливать связи, ― объявил Грегорио. ― Я пришел поговорить о судне, называвшемся «Рибейрак».

Он ожидал отпора и разыгранного недоумения. Вместо этого Саймон Килмиррен победно взглянул на жену.

― Он знает! Я так хотел, чтобы он узнал!.. Так вы сообщили нашему великому Николасу, что его торговая карьера окончена? Мы намеренно послали Дориа за ним!

Этот человек не только уверенно признавался во всем, ― но он посвятил в свои замыслы и жену. Та улыбалась, словно одного имени Дориа оказалось достаточно, чтобы сменить гнев на милость.

― А изнасиловать дочь Марианы де Шаретти ― это тоже была ваша идея?

Кателина вскинула голову.

― Ее дочь? ― переспросил Саймон.

― Катерину, девочку двенадцати лет. Без ведома матери, он увез ее во Флоренцию и там на ней женился. Затем он отплыл вместе с ней в Трапезунд. Разумеется, если этот брак был совершен по закону, то после смерти демуазель муж Катерины получит права на половину имущества компании Шаретти.

Стряпчий обращался к женщине, которая, похоже, ничего не знала об этой части плана. С изумлением и ужасом на лице она обернулась к мужу.

― Не верю ни единому слову! ― воскликнул Саймон. ― Да и кто поверит? Если бы такое случилось, демуазель де Шаретти с криками бросилась бы ко всем законникам в Брюгге.

― Желаете прочесть письмо Пагано Дориа, где он говорит об этом? ― предложил Грегорио. ― Я сделал несколько копий. И если я еще не передал их властям, то это только по просьбе демуазель, которая заботится о благе дочери. Но, разумеется, рано или поздно все узнают правду, что вы заплатили Дориа, дабы он преследовал Николаса в Трапезунде и там убил бы его и завладел компанией. Не сомневаюсь, что судьи в Шотландии и во Фландрии с удовольствием займутся этим делом и добьются торжества справедливости.

― В письме Дориа об этом говорится напрямую? ― поинтересовался шотландец. Он раскраснелся, и голубые глаза теперь сверкали еще ярче. Впрочем, испуга в них не ощущалось. ― Если так, то, конечно, он лжет. И вы тоже, по наущению своего хозяина.

― Если с Николасом не случится ничего дурного, тогда, конечно, мы будем вправе решить, что Дориа лжет. К несчастью, ― продолжил Грегорио, ― нет никаких сомнений в том, что похищение Катерины де Шаретти состоялось.

― И Николас об этом знает? ― напряженным тоном спросила женщина.

― Он знает, что это ваш муж послал Дориа.

― А насчет девочки?

― Думаю, что сейчас он уже это обнаружил. Они наверняка оказались вместе в Трапезунде.

― Тогда с девочкой ничего плохого не случится. Он ведь ее отчим. А что он сказал насчет Саймона? ― Теперь в ней не чувствовалось ни страха, ни гнева, а лишь сосредоточенное внимание, как у охотничьего пса, готового к броску.

― Что он сам с ним разберется, и нам не о чем беспокоиться. Что не нужно тревожить демуазель, его супругу. К несчастью, она сама узнала обо всем. Вот почему, как ее поверенный, я счел своим долгом явиться к вам в дом.

Саймон внезапно расхохотался ему в лицо.

― Не могу понять, с какой стати? Убивать подмастерье! Пытаться завладеть разорившейся компанией какой-то вдовы! Да к чему мне это? Мы всего лишь одолжили деньги предприимчивому человеку, который жаждет проявить свои способности. Когда он разбогатеет и вернется, я сделаю его своим управляющим в Генуе.

― А Катерина де Шаретти? ― поинтересовался Грегорио.

Саймон Килмиррен невозмутимо взглянул на него и пожал плечами.

― А при чем здесь я? Это его личное дело. Наверняка девчонка сама висла у него на шее. Ничего удивительного, если она выросла в одном доме с Клаасом, и с такой матерью. Мне больше нечего сказать. Если хотите, можете подавать в суд. Я раскопаю достаточно сведений о Катерине де Шаретти, чтобы заставить вас пожалеть об этом.

― Нет, ― возразил Грегорио. ― Ей было двенадцать лет, и она оставалась девственницей. Он женился на ней в день ее первых кровей. В таком случае давайте представим это дело на суд герцога сегодня же вечером.

Саймон ухмыльнулся.

― Вы даже к секретарю его подойти не сможете.

― Зато смогу подойти к казначею. Пьер Бладелен передо мной в долгу. Но, возможно, я просто подожду здесь, в доме, и поговорю с Генри ван Борселеном. Несомненно, одна из задач ордена Золотого Руна ― защищать юных и слабых против тех, кто пытается злоупотребить их невинностью, а также карать тех, кто вместо того, чтобы сражаться за веру, снаряжает корабли и тратит деньги и усилия ради личной мести.