Золотая мафия - Василий Васильевич Моисеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При появлении Босса парни дружно встали с мягких кресел и выжидающе уставились на хозяина. Значит, что-то случилось, просто так, от нечего делать, Босс в этой каморке появлялся не часто. К тому же неординарность ситуации подтверждалась взъерошенным видом Сергея Павловича, он был явно чем-то озабочен. Даже обеспокоен.
В дежурке Босс не задержался, лишь скользнул взглядом по мониторам и кивнул крепышу:
— Есть разговор.
И направился в дом. Крепыш послушно последовал следом. В отличие от напарника крепыш не мучился догадками о причине появления шефа и размышлениями не терзался. Все ясно: предстоит «мокруха». Можно не гадать и к бабке, как говорится, не ходить. Единственное, над чем крепыш думал, преодолевая десяток метров до дома и буравя взглядом широкую спину Босса, так это о времени исполнения заказа и варианте. С оружием придется действовать, со стрельбой или тихо-мирно, как в прошлый раз с «химиком». И во сколько примерно это выльется. И все. Другие вопросы крепыша не трогали. Лучше бы со стволами, со стволами и на дело идти спокойней, и результат надежней, круче.
В доме шеф прошагал на кухню, прямиком к накрытому столу, оставшемуся после общения с Монтаной. Коньяк, коробка конфет, закуска.
— Садись, — распорядился Сергей Павлович и потянулся к бутылке.
Налил, правда, понемногу. Что себе, что водителю. Просто плеснул. И все же крепыш решил, что дело, скорее всего, запланировано не на сегодня, иначе шеф вообще не позволил бы употребить ни единого грамма. Серьезные люди на серьезные дела с хмельной головой не ходят. Только обсуждают.
Крепыш был прав, Босс позвал его не для того, чтобы скрасить застолье. Сергей Павлович вообще пить больше не хотел, думая ограничиться компанией с Монтаной, а потом все же решил немного увеличить личную норму. Пару капель можно добавить, поскольку время близится к вечеру, главный вопрос прояснился, и все дело остается в его решении. А с этим проблем не будет. Не должно быть. Основная проблема, пожалуй, лишь в том, чтобы изложить крепышу задачу. Нелегкую задачу, ведь речь все-таки идет о соратниках, мать их дери. Хоть и бывших. О предателях, черт бы их побрал.
Сергей Павлович опорожнил рюмку. Поморщился. То ли от напитка, то ли от гневных мыслей, так и не отпускавших душу. Бросил хмуро:
— Что не пьешь? Кого ждешь?
Рюмка в руке крепыша моментально оказалась у рта. Он откровенно пожалел, что порция оказалась маленькой, в один глоток. Дай бог, не последняя. Закусывать крепыш не стал, ограничившись конфетой. И не прогадал, конфеты оказались с коньячной начинкой. Поэтому, наверное, шеф так сильно уменьшил порцию напитка.
— Закусывай, не стесняйся, — пожурил соратника Босс, дожевывая бутерброд, хотя и без присущего ему аппетита, — до вечера переварится. Вечером в бар поедем, как обычно. А сейчас о деле…
Крепыш не смутился и прожевал еще одну конфету. Если бы не начинка, лакомство вообще можно было бы не жевать, а проглотить целиком. Хоть всю коробку, благо Босс на подобные шалости никогда внимания не обращал. Хороший аппетит беседе не мешает. Крепыш весь превратился во внимание.
— Дело, Ерема, такое, — шеф чуть ли не впервые за последние дни назвал водителя по имени, — менты вышли на Настю и Гришу…
Ерема едва не поперхнулся. Хорошо, во рту ничего не было, иначе точно задохнулся бы. Вовремя он прожевал конфету.
— Когда? Кто сказал?
Босс невесело усмехнулся:
— Верблюд. Много будешь знать, скоро состаришься. Монтана сказал, а он в таких делах не ошибается. Чуешь, к чему клоню?
Крепыш молча кивнул головой. Не кивнул, а лишь немного наклонил подбородок к груди. Кивать головой не получалось из-за толстой шеи. Что ж тут не ясного, все ясно как божий день.
— Когда? — спросил на всякий случай и проследил за движением руки шефа к бутылке. На этот раз рюмки наполнились почти до краев.
— Чем быстрей, тем лучше. Капитана Бобровского тоже учитывай, он наверняка в их компании. Как видишь, дело непростое, сложное, нужно помозговать, иначе недолго погореть. Говорю же, у них менты на хвосте. Одна-единственная оплошность — и окажешься в кутузке.
На этот счет крепыш не питал никаких иллюзий, о его судьбе в случае провала шеф мог бы не распространяться. Тут есть над чем поломать голову, почесать «тыкву». И хорошо ведь сказал Босс, душевно, открытым текстом. Окажешься в кутузке. Один, в одиночку, без соратников и друзей-товарищей. Круто сказал, как отрезал.
— Есть какие-нибудь соображения?
Сергей Павлович поднял рюмку, приглашая соратника сделать то же самое. Пить, правда, не спешил, и походило, что приятный момент должен произойти после ответа Еремы. Вначале нужно обмозговать дело, а все остальное потом.
Крепыш приложился пятерней к затылку, зашелестел короткими волосами, будто выдавливая из головы что-нибудь умное и стоящее. И выдавил ведь.
— Капитана можно грохнуть на почве ревности, — предложил крепыш, и когда Босс заинтересованно вскинулся в его сторону взглядом, уверенно добавил: — За убийство на этой почве меньше дают, Сергей Павлович, это я сам слышал. Вообще могут ничего не дать. За «ствол», ясный перец, придется пару лет схлопотать. Два года ради общего дела не так уж много.
Крепыш обрадовался, видя одобрение в глазах всесильного Босса. Предложение Сергею Павловичу пришлось по душе, по крайней мере, заинтересовало. Очень сильно, причем. А готовность охранника к самопожертвованию вообще переполняло гордостью. Так и должно быть, и во главе угла должно стоять общее дело, а не крысиные интересы. Молодец, Ерема. Два года немного, тем более к такому приговору всегда можно подобрать амнистию. Через полгодика, скажем. Сергей Павлович воодушевился.
— Так-так, — он отставил рюмку и потер ушибленную руку, — дельная мысль, в ней что-то есть. Но это с капитаном, а с Настей как быть? С Ногой хромолыгой? И потом, кто поверит про ревность, если у тебя с этой кошелкой не было никаких отношений?
— Я любил ее тайно, — тихо и горестно признался крепыш, — и сейчас люблю. Больше жизни люблю.
Он хрипло рассмеялся. Шеф тоже изрек звук, очень похожий на довольное хмыканье. Признание отвергнутого ухажера звучало правдиво. Действительно, настоящий мужчина свои чувства держит в глубине души, а не выносит на всеобщее обсуждение, так что касимовцы могли и не знать
