Последние исполины Российского Императорского флота - Сергей Виноградов

С первого же линкора нового типа («Севастополя»), все русские дредноуты имели скорость, уже на стадии спецификации запланированную на 2–3 узла выше скорости их зарубежных аналогов, причем условие форсировки котлов на время боевого столкновения и возможность обеспечения 2–3 дополнительных узлов во время сражения оговаривалась особо. Таким образом, в бою русский дредноут должен был на 4–5 узлов превосходить своих противников, что давало возможность выбирать тактику боя — дистанцию, скорость, курсовые углы, начало и конец боевого столкновения.

Быстрое перемещение на поле боя, маневр во фланг вражеской колонне, охват, мощный артиллерийский удар с дальних дистанций — вот основные тактические приемы, определявшие конструкцию русского дредноута с самого начала. Причина, вызвавшая появление столь устойчивых взглядов на тактику лгинкора в бою, может быть объяснена двумя словами — эффект Цусимы{49}.

Конечно, подобная наступательная мощь давалась не даром. Ни один флот в то время не мог себе позволить создавать линкоры, в исчерпывающей мере сочетавшие и средства нападения, и возможности защиты. Воплощение подобных требований вызывало рост водоизмещения в 1,5–2 раза, что исключало возможность проведения соответствующих ассигнований. Поэтому при плавном, но неуклонном возрастании размеров дредноутов конструкторам и тактикам приходилось решать задачу создания наиболее эффективной, по их расчетам, системы путем тщательно продуманного выделения тех требований, которые в тот момент признавались основными. Однако было бы неправильным утверждать, что на долю броневой защиты у русских дредноутов приходились лишь остатки веса после удовлетворения превосходных требований по вооружению и скорости хода. Сами выводы, вытекающие из тактической концепции подобного линкора, давали крупный козырь для обоснования подобного, возможно, на первый взгляд не очень впечатляющего, бронирования.

Быстроходный тяжелый корабль получал одно важное преимущество, которое при выполнении определенных условий не только уравнивало его оборонительные возможности с защитными характеристиками «эскадренного» линкора, но и давало крупный тактический выигрыш. Преимущество это заключалось в том, что быстроходный линкор, используя свою более высокую скорость, мог вести намного более гибкое маневрирование в бою, навязывая выгодные для себя условия боя (курсовые углы, дистанции) своему более медлительному противнику. В условиях высокоманевренного огневого контакта, при частой смене курсов, менее тяжело бронированный корабль получал существенный выигрыш в отношении устройства его вертикального бронирования, поскольку при более острых курсовых углах противостояние брони снаряду увеличивалось пропорционально секансу этого угла. Так, устойчивость 238мм главного пояса «Измаила» при приведении противника на курсовой 45° соответствовала 336 мм брони для того же снаряда, ударившего по нормали (sc 45° = 2), а для курсового угла 30° этот эквивалент возрастал уже до 476 мм (sc 60° = 2). При этом позади бортовкой брони оставалась еще и тыльная 50мм противоосколочная переборка[196].

В то время как вертикальное бронирование русских линкоров проектировалось для восприятия ударов тяжелых снарядов в условиях боя на острых курсовых углах, предполагавших «слизывание» пучков неприятельских снарядов, важность надежной горизонтальной защиты, остающаяся неизменной при бое на любых направлениях, осознавалась особо. Поэтому если для обеих серий русских 12" линкоров суммарная толщина броневых палуб держалась в целом на уровне их британских и германских аналогов, то уже на быстроходном линкоре «Измаил» она на 30–40 % превышала уровень бронирования современных ему сверхдредноутов, уступая лишь монументально забронированным американским «эскадренным» экземплярам.

На гребне этих концептуальных воззрений русский флот приступил в начале 1914 г. к разработке 16" кораблей. Можно сказать, что новые русские линкоры должны были стать даже более «ударными», чем все их предшественники. Этот вывод в огромной мере определяется решением МГШ разместить на «линкоре 1915 г.» мощнейшее артиллерийское вооружение — 12 16" орудий после этого так и не появились ни на одном линкоре мира. В не меньшей мере это подтверждается и решением не просто обеспечить новому проекту повышенную скорость, продолжавшую традиции британских «куин элизабет» и русских «измаилов», но и (впервые в мировой практике!) предусмотреть целое резервное котельное отделение для создания 33 % запаса по паропроизводительности для обеспечения боевой 25-узловой скорости даже в случае полного выхода из строя одного ряда котлов в бою. Ясно, что быть просто возимыми до случая ввода их в действие для замены какого-либо из вышедших из строя котельных отделений этим дополнительным котлам позволено быть не могло. При соответствующем запасе мощности турбин, ввод в действие полного числа котлов позволял рассчитывать на увеличение скорости до 26,5-27 узлов, а при кратковременной 40-минутной форсировке — до 28 узлов. Под стать этим наступательным параметрам была и броневая защита: 355 мм общей толщины вертикальных наружного и внутреннего поясов и 110 мм суммарной горизонтальной брони.

Однако основным недостатком спроектированного линкора являлся даже не дисбаланс между его высокой артиллерийской насыщенностью и характеристиками защиты, если судить по меркам тогдашнего общепринятого подхода. Главной бедой стали явно недостаточные для воплощения подобных характеристик размеры корабля, в которые, как в прокрустово ложе, пытались уместить всю эту великолепную ударную мощь в попытке обрести возможность использования будущего линкора на Балтике. Сказалось и увлечение идеей массированного торпедного удара с линкора — размещение 18 траверзных торпедных аппаратов потребовало свыше 10 м длины корпуса, резко уменьшая и без того совершенно недостаточный внутренний объем. В сумме для выполнения в проекте всех предусмотренных заданиями МГШ не первоочередных требований по наступательной мощи было израсходовано в общей сложности 32 м длины корпуса, что определило разнесение концевых башен в оконечности до крайних пределов, допускавших их расположение вообще. В итоге погреба этих башен оказались полностью лишенными какой-либо конструктивной противоторпедной защиты, не считая бортового клетчатого слоя. Вообще, слабая конструктивная защита корпуса стала той областью, за счет которой черпались возможности для размещения такого количества механизмов и артиллерии в водоизмещении 35600 т. Ни бронированной трюмной переборки (отсутствие которой было свойственно всем классам русских дредноутов), ни достаточной глубины и протяженности бортовых отсеков, ни продуманной системы разбивки этих отсеков различными переборками для снижения эффекта подводного взрыва у борта предусмотрено не было. Единственная весомая составляющая конструктивной защиты корпуса — тройное дно — являлось элементом, опробованном на предыдущих проектах.

Необходимо признать, что проводившаяся в 1907–1914 гг. линия на создание линкоров с мощной артиллерией и высокой скоростью хода в ущерб их общему уровню бронирования, продолжал которую и проект «линкора 1915 г.», разделялась в русском флоте далеко не всеми. Это наглядно подтверждается общим тоном отзывов командиров балтийских линкоров, которым в начале 1914 г. было предложено оценить взгляд МГШ на будущий линкор и высказать по этому вопросу свое собственное мнение. Приоритеты в конструкции будущего линейного корабля, каким он виделся в начале 1914 г. командирам балтийских линкоров («…боевой молот наибольшей силы и наивысшей неуязвимости», скорость 21–23 узла — проще говоря, могучий «эскадренный» линкор), явно не сходились со взглядами тактического отдела МГШ, ответственного за проработку основных идей будущего сверхдредноута. В самом деле, при сравнении точки зрения флота и концепции МГШ видна принципиальная разница в оценке наиболее важных качеств линейного корабля между штаб-офицерами плавсостава флота и их более молодыми коллегами из Генмора. Блестяще тактически и технически образованные, многие — прошедшие горнило морских сражений русско-японской войны, мыслившие свежо и оригинально, эти последние со свойственной их возрасту и положению энергией продолжали совершенствовать смелую идею линкора постцусимской концепции (быстроходного, несущего максимальное число тяжелых орудий), частично принося одну из основных составляющих — адекватную броневую защиту — в жертву превосходным наступательным характеристикам. Подобная смелость вполне объяснима на фоне тогдашнего бурного совершенствования техники и тактики, и весьма значительного прогресса военно-морского строительства в России. Напомним, что в период составления «Заданий на проектирование» зимой 1913/1914 гг. на русских верфях в разных стадиях постройки находилось одиннадцать дредноутов, и имелись широкие перспективы еще более интенсивного их строительства.