Наши беседы - Юрий Фёдорович Куксенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вместе с искренно обращающимися к Богу грешниками, часто вливаются в наши общины крайне испорченные уличным воспитанием молодые люди. Они нередко приходят прямо из заключения. Эти люди с детства не научились признавать своих родителей. Родители для них – отжившие старики, «предки». Такое же отношение у них и ко всем старшим вообще. Они не приучились работать, и сердце их не лежит ни к какому полезному труду. Бездельно праздное препровождение времени, стильная музыка, любовные романы, телешоу, бездумная компания и жажда легко и весело прожить за чужой счет – вот и вся их мораль и цель жизни.
Когда такие люди попадают к нам на собрание, они пробуют приспособиться к новой среде. Обращение к Богу и возрождение, если оно бывает у таковых, мало изменяет их сущность. Глубоко въевшиеся в плоть и кровь порочные тенденции сидят в них годами, а иногда и всю жизнь. Оказавшись среди верующих, они только перепрофилируются на церковный лад, по сути же остаются теми же самыми. Обычно они стекаются в общины, где у них друзья и полная свобода. Там они кучкуются и устраивают всякие вечеринки. Собрания их особо не интересуют – скучно, приходят больше на молодежные общения, и под видом разбора Слова Божьего развлекаются с товарищами и подругами. Сама церковь для таких – не родная семья, а общество единоверцев, нужды и переживания которых им чужды и которых в самую тяжелую минуту можно бросить, как чужую повозку среди грязи, и – «с воза долой». Мы это со скорбью не один раз переживали.
Братство для таковых – пустой звук, а руководство – кучка консерваторов. Ни в каком физическом труде их не увидишь. Будут работать в молитвенном доме старушки и старички, месить глину, таскать кирпичи, а этим молодым людям всегда «некогда». Приблатненные, они ходят по улицам с гитарой или с магнитофоном через плечо и напевают переделанные на мирской лад молодежные песенки. Иногда сочиняют сами.
В нашей малой церкви, о которой я уже говорил, что вся она обращена из мира, вначале тоже объявился такой хоровод. Некоторые из них уверовали в заключении. Им не нравилась дисциплина: строгость в поведении, в одежде… Пытались даже установить свои порядки: ввести плотскую дружбу, ночные провожания друг друга, самостоятельные поездки в горы – с ночевкой. Мы увидели в этом опасность для будущего церкви, беседовали, молились, и Бог Сам и по-своему разрешил эту проблему. По очереди стали проявляться у них падения, тяжелые грехи, и церковь выносила о каждом из них свое решение. Печально, конечно, но так распался весь их хоровод. Печально еще и то, что некоторые из них, вместо раскаяния, подались к своим дружкам: кто в Совет Церквей, кто в большую общину – и те, не поинтересовавшись даже, за что их наказали, с распростертыми объятиями приняли их и скорей поставили за кафедры.
Можно было бы о таких молодых людях и не говорить, ведь немало в церквах настоящей молодежи. Но беда в том, что эта прослойка часто поднимается со дна наверх и, приходя к руководству, разлагающе действует на свои церкви и на братство в целом. Этому в полной мере содействует иммиграция, которая вырывает из церквей, например, у нас в Казахстане, почти все дееспособные, выросшие в христианской среде здоровые кадры. Мы наивно радуемся и говорим, что, сколько ни уезжают братья за границу, церкви количеством не уменьшаются. Не задумываясь порой над тем, кем и чем они восполнятся. В лучшем случае, младенцами, которых некому правильно растить и воспитывать; в худшем же – на место уехавших руководителей молодежи, регентов, проповедников и служителей нередко приходят выше описанные элементы.
– Как это получается?
– А так, иммиграция создает в церквах небывалую в истории братства евангельских христиан-баптистов нужду в работниках на ниве Божией. Свобода евангелизации и возможность образования новых церквей и групп во много раз увеличивает эту потребность. Это – с одной стороны. С другой стороны, создание библейских школ и миссий с межконфессиональной и либерально-модернистской закваской – типа Петербургского библейского института, казахстанского института «КАЛТЕК» и других подобных заведений, которые штампуют для евангелизации в СНГ тысячи своих пасторов и миссионеров. У их руководителей свое понимание христианства и евангелизации, собственные критерии оценки духовности служителей, а поэтому не требуются, по их мнению, от абитуриентов призвания от Бога на то или иное служение, рекомендации от руководства поместных церквей и прочие «формальности». В их заведениях отсутствует принципиальная догматика конкретного вероучения, церковные дисциплины, понятие о братстве, зато насаждается универсализм, безликость. Поэтому не удивительно, что в такие заведения, как магнитом, тянет вышеописанную прослойку полумирской молодежи. Это будет хороший материал: и сосуды для смешения верующих с миром, и разложение «консервативной евангельско-баптистской церкви» в СНГ. Им выдают хорошие стипендии, посылают на пасторско-миссионерские конференции как внутри страны, так и за границу: в Нидерланды, США, на Филиппины…
В 1997 году я встречался в Могилеве и ни один вечер дискутировал с бывшим тогда директором Петербургского библейского института Б-м. Позже беседовал с сотрудником того же заведения Д. Неплохо знаком и с джамбульскими курсантами, которые без согласия своих церквей поехали в эту школу учиться. Директор, а потом сотрудник ввели меня в курс дела: вы, мол, русские – ненастоящие баптисты, вы – смесь православия и молоканства. А чистый баптизм – американский! У вас половину гимнов из сборников надо выбросить. Что это вы поете? «Страшно бушует житейское море…» Надо радоваться и прославлять Господа, а вы все еще барахтаетесь в волнах житейского моря!
Я спрашиваю сотрудника: «Вы являетесь членом какой-либо поместной церкви в Петербурге?» – «У нас при институте есть своя, американская баптистская церковь и свои пасторы – преподаватели, богословы», – отвечает он. «А вы когда поете свои гимны, то прихлопываете и притоптываете?» – интересуюсь я. «А что же, сидеть, как каменные изваяния?! Вспомните Давида!» – «Но Давид не только танцевал, – объяснял я ему. – Он пролил много чужой крови. Не можем же мы во всем подражать ему! Мы – верующие Нового Завета, и у нас другие образцы. У вас на незнакомых языках молятся?» – «Где Дух Господень, там свобода», – отвечает он. «Так вы – харизматы?» – удивляюсь я. «Нет,
