Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966 - Лидия Чуковская

1957

№ 112 к с. 207

Черепки

You cannot leave your

mother an orphan.

IМне, лишенной огня и воды,Разлученной с единственным сыном…На позорном помосте беды,Как под тронным стою балдахином…

IIВот и доспорился, яростный спорщик,До енисейских равнин…Вам он бродяга, шуан, заговорщик,Мне он – единственный сын.

IIIСемь тысяч три километра…Не услышишь, как мать зовет,В грозном вое полярного ветра,В тесноте обступивших невзгод,Там дичаешь, звереешь – ты милый,Ты последний и первый, ты – наш.Над моей Ленинградской могилойРавнодушная бродит весна.

IVКому и когда говорила,Зачем от людей не таю,Что каторга сына сгноила,Что Музу засе́кли мою.Я всех на земле виноватей,Кто был и кто будет, кто есть,И мне в сумасшедшей палатеВаляться – великая честь.VВы меня, как убитого зверя,На  кровавый подымете крюк,Чтоб, хихикая и не веря,Иноземцы бродили вокругИ писали в почтенных газетах,Что мой дар несравненный угас,Что была я поэтом в поэтах,Но мой пробил тринадцатый час.

№ 113 к с. 254

Земля хотя и не родная,Но памятная навсегда,И в море нежно-ледянаяИ несоленая вода.

На дне песок белее мела,А воздух пьяный, как вино,И сосен розовое телоВ закатный час обнажено.

А сам закат в волнах эфираТакой, что мне не разобрать,Конец ли дня, конец ли мира,Иль тайна тайн во мне опять.

1964

№ 114 к с. 255

Памяти В. С. Срезневской

Почти не может быть, ведь ты была всегда:В тени блаженных лип, в блокаде и в больнице,В тюремной камере и там, где злые птицы,И травы пышные, и страшная вода.О, как менялось всё, но ты была всегда,И мнится, что души отъяли половину,Ту, что была тобой, – в ней знала я причинуЧего-то главного. И всё забыла вдруг…Но звонкий голос твой зовет меня оттудаИ просит не грустить и смерти ждать, как чуда.Ну что ж! Попробую.

9 сентября 1964

Комарово

За сценой

(факты, люди, книги, документы)

1963

Л. К. Чуковская скончалась 7 февраля 1996 года. К сожалению, она не успела полностью завершить работу над третьим томом своих «Записок».

Все записи об Ахматовой, вошедшие в последний том, были подготовлены ею к печати еще в 1990 году. Тогда же был написан почти весь отдел «За сценой». Однако материалы для этого отдела продолжали стекаться, и Л. К. дополняла его всё новыми сведениями. Незавершенные пояснения и заготовки для них были собраны в папку «Копилка для 3-го тома».

В январе 1996 года Лидия Корнеевна перечла третий том своих записей и отметила места необходимых добавлений в отдел «За сценой».

По материалам «Копилки» работа над отделом «За сценой» была нами завершена. Эти новые пояснения отмечены в книге как «Примеч. ред. 1996». В тексте «Записок» сохранена авторская манера написания каждого слова в названии учреждения, книги или журнала с прописной буквы.

1 Одоевцева возвела на него напраслину. – Ахматова имеет в виду утверждение И. Одоевцевой, что Н. Гумилев участвовал в контрреволюционном заговоре:

«О причине гибели Гумилева существует много догадок, – пишет Одоевцева. – Вот что об этом знаю я.

В конце апреля я сидела в кабинете Гумилева перед его письменным столом, а он… читал мне переплетенные в красный сафьян «Maximes» Вовенарга…

Я, как я это часто делала… слегка вдвигала и выдвигала ящик его письменного стола… Не рассчитав движения, я вдруг совсем выдвинула ящик и громко ахнула. Он был туго набит пачками кредиток…

– Простите, – забормотала я, – я нечаянно… Я не хотела… Не сердитесь…

И он, взяв с меня клятву молчать, рассказал мне, что участвует в заговоре. Это не его деньги, а деньги для спасения России. Он стоит во главе ячейки и раздает их членам своей ячейки… с этого дня я знала, что Гумилев действительно участвует в каком-то заговоре…»

На следующих страницах книги Одоевцевой участие Гумилева в заговоре обрастает новыми деталями. Зайдя к нему, она застает его за пересматриванием книг. Он объясняет: «Я ищу документ. Очень важный документ. Я заложил его в одну из книг и забыл в какую». Из дальнейшего рассказа выясняется, что Гумилев ищет «черновик кронштадтской прокламации». Завершается эпизод сообщением:

«После ареста Гумилева, при обыске на Преображенской, 5, чекисты искали более умело и тщательно, и нашли, кажется, черновик.

В списке предъявленных Гумилеву обвинений значилось: принимал деятельное участие в составлении контрреволюционной прокламации». (И. Одоевцева. На берегах Невы. М.: Худож. лит., 1988, с. 275–277, 279–280; книга Одоевцевой вышла в Париже, в 1967 году, уже после кончины Ахматовой. Однако отрывки из книги печатались в парижских газетах и журналах начиная с 1962 года).

Теперь, когда «дело Гумилева» доступно историкам, недостоверность рассказа Одоевцевой и правоту Ахматовой легко установить.

2 Я постаралась возможно скорее исполнить просьбу Анны Андреевны: приготовить для нее «матерьял», «шпаргалку», «колодку».

Вот что написала о Богатыреве Ахматова:

«В Приемную комиссию Союза Писателей

Я давно наблюдаю за работой К. Богатырева. Он обладает тонким вкусом, обширными познаниями в зарубежной – особенно немецкой – литературе и несомненным поэтическим даром. К. Богатыреву присуще изощренное чувство стиля, которое позволяет ему мастерски передавать индивидуальности самых разных художников. Диапазон его широк: так, им блестяще воспроизведены на русском языке стихотворения Райнера Мария Рильке, одного из крупнейших германских лириков, и не менее трудные для перевода сатирические стихи, принадлежащие перу поэта-антифашиста Эриха Кестнера. Образный строй, словарь и ритмика обоих, столь непохожих друг на друга поэтов переданы переводчиком с безупречной точностью, большой находчивостью и свободой.

Горячо рекомендую Константина Петровича Богатырева в члены Союза Писателей.

Анна Ахматова 12 января 1963 Москва»

О К. Богатыреве см.12.

3 Я очень боюсь за Осипа, – то есть за судьбу стихотворений Осипа Мандельштама в Большой серии «Библиотеки поэта». Опасения Анны Андреевны оказались не напрасны: сборнику не удавалось выйти в свет более десятилетия. Вышел он уже после кончины Ахматовой. Трудно было стихам проходить сквозь цензуру, большим препятствием для издания служила и сама биография автора. Издательству следовало найти литератора, который согласился бы не писать об арестах Мандельштама и о его смерти в лагере. Такой был в конце концов найден в лице А. Дымшица. В своем предисловии он упоминает, что поэт жил в Чердыни, жил в Воронеже, но ни намеком не дает понять читателю, что и Чердынь, и Воронеж были местами ссылки и что умер Мандельштам – после тюрьмы! – в пересыльном лагере под Владивостоком.