Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966 - Лидия Чуковская

– А врачи? – настаивала я.

– Врачи, видимо, считают мое выздоровление чудом… Вы понимаете, слово это вовсе не из медицинского словаря, но я расслышала, как один профессор употребил его, беседуя с моим лечащим врачом. Я уже говорила Иосифу, может быть я совершу еще одно чудо: произведу на свет двух близнецов?.. Врачи требуют, чтобы я прямо из больницы ехала в специальный послеинфарктный санаторий. Я и не подумаю. Отсюда на Ордынку. Пока не повидаюсь со всеми друзьями – не уеду ни в какой санаторий.

Говорит она громко, свободно, как будто мы с ней наедине у нее в комнате, – а между тем, в палате еще три больные женщины и возле одной сидит посетитель. Но Анну Андреевну это не стесняет ничуть. Я уже не раз замечала, что к больнице она приспосабливается легко. (Спит… А я здесь не могла бы уснуть ни минуты.)

Да, относительно статьи немца:

– Пишет, что я вышла замуж за вождя акмеизма. Другие пишут, будто, когда я выходила замуж, у меня уже был свой салон, а я вышла замуж за начинающего. Никто не пишет правду: гимназист седьмого класса влюбился в гимназистку четвертого класса.

О переводах Иосифа и Толи. «Оба работают отлично. Иосиф хорош, но вольничает; Толя, пожалуй, точнее».

(Иосиф, рассказала я Анне Андреевне, говорил мне недавно: «Переводить стихи больше не могу. Они меня душат… Уж лучше возьмусь за технические переводы».)

Показала я Анне Андреевне поздравительную открытку от Иосифа, украшенную его собственноручным рисунком. Подарено также стихотворение «В деревне Бог живет не по углам»242. А на открытке перышком изображение Божьей Матери с Младенцем, вол, осел… Прочла ей открытку вслух:

«Дорогая Лидия Корнеевна,

уж если приходится нам думать о времени, то давайте уж лучше думать о Всем Времени. Не прогадаем.

Вот этого самого, а также здоровья и какого-нибудь веселья хотел бы пожелать Вам в наступающем году.

Всегда

Ваш

Иосиф».

Анна Андреевна с интересом оглядела рисунок. Стихи ей были уже известны. Я рассказала ей, что они особенно понравились Корнею Ивановичу.

Тут я вспомнила, что забыла передать ей новость, полученную Корнеем Ивановичем: сэр Исайя опубликовал статью об Осипе Мандельштаме. От этой вести Анна Андреевна пришла в радостное возбуждение.

– Дам знать Наде… Событие… Никогда никому не завидовала, а этому завидую… Еще одно событие: к Новому Году я получила письмо от Арсения Тарковского о моей книге. Это лучший подарок. Это что-то неслыханное. Я сразу попросила Нику переписать на машинке, чтобы сокровище не потерялось в потоке бумаг.

Самую лучшую новость она приберегла под конец:

– Лева был у Нины и сказал: «Хочу к маме».

23 января 66 Мы с Володей Корниловым написали письмо по поводу предстоящего суда над Даниэлем и Синявским. Мы отправили его в «Известия» безо всякой, разумеется, надежды на публикацию, но с большой надеждой на лучшее издательство в мире – Самиздат243. По этому поводу аритмия моя разбушевалась. Черт знает что. Одышка. Когда сердцебиение, наконец, утихло, я поехала навещать Анну Андреевну – стыдно мне, что я так давно ее не навещала. Правда, в промежутке послан был ей мною пакет, полученный от Корнея Ивановича: первый том Собрания ее сочинений[191] и столь желанная статья Берлина о Мандельштаме244.

Она сидит в кровати, опираясь на высокие подушки, – приветливая, веселая, с разметавшимися неприбранными седыми волосами. Видимо радуется моему приходу, расспрашивает о моей болезни, просит поблагодарить Корнея Ивановича за посылочку и начинает возбужденный монолог. О статье сэра Исайи пока ни слова (прочла? не прочла?), но свой том она уже начала изучать и говорит о нем с насмешливой злостью.

– Предисловие могу назвать только так: «Кого бить?» Главный редактор по-прежнему твердит, что с 25-го по 40-й год я не писала[192]. А на самом деле: «Реквием», «Творчество», «Сказка о черном кольце»[193], «Пастернаку», «Если плещется лунная жуть» (одно из лучших моих стихотворений)[194] и многое другое, вам ведомое, а им неведомое. Второе предисловие – это просто эмигрантский маразм. «Ахматова не могла родиться в Москве[195]. Что за чушь! А если бы моя мама в это время случайно оказалась в Москве? И почему их более устраивает, что я родилась в Одессе? Составлена книга тоже плохо. Не говорю уж о перепутанных датах… Поэма «Путем всея земли» разбросана кусками по всей книге… Редактор не заметил, что куски эти – всего лишь отрывки из единой вещи, что все они написаны размером, который более нигде у меня не встречается. Мне подарены два чужие стихотворения – да! да! – вместе с моими вставлены два чужие: одно – «Закат»[196] и еще одно… забыла… от мужского имени[197]…

Умолкла. Длинная речь вызвала одышку.

Помолчала.

Потом:

– Не скрою от вас: пишу на отдельном листе замечания под фамильярным заглавием «для Лиды».

Интересно!

И тут – странная случайность! Совпадение. Не успела Анна Андреевна окончить свой монолог о книге и помянуть эпистолу «для Лиды», как в палату вошла Ирина Николаевна Пунина, только что из Ленинграда, поздоровалась и положила на тумбочку возле постели тот же том! первый том Собрания, полученный на имя Ахматовой в Питере. И кипу писем.

Прежде, чем взглянуть, откуда письма и от кого, Анна Андреевна пристроила на поднятых коленях оба одинаковые экземпляра – и один протянула мне.

– Прекрасно! Теперь будем читать вместе, хотя и врозь. Заведите, по моему примеру, особый листок и пишите все, что заметите245.

Я думала было сразу уйти, чтоб не мешать встрече Анны Андреевны с Ириной и, главное, чтоб скорее, скорее приняться за чтение, но Анна Андреевна уйти не позволила. Она со смехом и очень подробно пересказала «Эвтерпу с берегов Невы». Я так и надеялась, что ирония Рихтера не обидит ее и она сквозь иронический тон угадает хвалу[198].

Я спросила, что говорят врачи, скоро ли выпишут ее из больницы, и куда она после больницы отправится.

– Выпишут меня скоро. Уже научили ходить. Требуют, чтобы я ни в коем случае после больницы никуда не ехала, кроме специального санатория. Сразу. А я поеду на Ордынку. Я никуда из Москвы не уеду, не повидав всех друзей.

Потом вдруг:

– Чуть не забыла. Я приготовила для вас дивный подарок: копию письма Тарковского о моей поэзии. Вот, возьмите246.

20 февраля 66 ««Лицо Ахматовой» – единственное прекрасное в мире, что осталось у нас», – сказал мне перед своим отъездом в Ленинград Иосиф.

Утром сегодня позвонила мне, наконец, Анна Андреевна. Вчера она вернулась из больницы к Ардовым, на Ордынку. Не послушалась, значит, врачей, настаивавших, чтобы она, никуда не заезжая, отправлялась прямо в Домодедово. Да и Союз Писателей не побеспокоился вовремя достать путевку.