Простой план - Скотт Смит

— Вы должны осторожно относиться к тому, что слышите, — поучал по радио мужской голос. — Потому что наряду со словом Божьим живет и слово сатаны. И звучит оно так же. В точности так же.

Кассир поднял на меня взгляд, кивнул и снова углубился в Газету. Он оказался именно таким, как описала его Сара: большим, мускулистым, бородатым. На нем были джинсы и белая тенниска, а на руке я разглядел татуировку: черно-зеленую птицу с распростертыми крыльями.

Я прошел мимо него в самую середину торгового зала. Правую руку я прижимал к боку, придерживая мачете. Магазин был скорее длинным, нежели широким, и, углубившись в зал, я оказался вне поля зрения кассира.

Сняв капюшон, я огляделся по сторонам.

Задняя стена магазина сплошь состояла из стеклянных шкафчиков, в которых стояли банки с содовой и пивом, рожки мороженого, коробки с полуфабрикатами.

Я окинул взглядом соседние ряды. Посетителей в магазине не было.

По радио все продолжалась проповедь. Теперь уже читали из Библии:

— «Великое приобретение — быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него. Имея пропитание и одежду, будем довольны тем…»

В дальнем углу магазина, за холодильными шкафами, я разглядел дверь. Она была приоткрыта и терялась в темноте. Я предположил, что она ведет в кладовку.

— «…Ты же, человек Божий, убегай сего, а преуспевай в правде, благочестии, вере, любви, терпении, кротости…»

В самом конце центрального ряда были выставлены огромные бутыли с красным вином — шесть штук, они стояли на полу в два ряда, по три в каждом. Сверху был проложен лист картона, и на нем стояли еще шесть бутылей. Я насчитал пять таких уровней, то есть в общей сложности тридцать бутылей. Сооружение это по высоте доходило мне до подбородка.

— «…Завещаю тебе соблюсти заповедь чисто и неукоризненно…»

Я достал лыжную маску и натянул ее на голову. От маски пахло моим братом, его потом, и меня замутило, так что я был вынужден дышать ртом.

— Таковы библейские заповеди. Слово Божие. Как-то мне позвонила одна из наших слушательниц… — продолжал вещать по радио проповедник.

Я вытащил из рукава мачете.

— «…Кто написал Библию?» — спросила она меня.

Когда я развернулся и пошел обратно к прилавку, я был на удивление спокоен, и это спокойствие словно питало само себя и крепло с каждым мгновением — так, случается, в подобных ситуациях нарастает паника.

Кассир по-прежнему читал газету. Он сидел на стуле, облокотившись на прилавок. Мужчина был на добрых шесть дюймов выше меня и, наверное, футов на девяносто потяжелее. Я сразу же пожалел о том, что не взял с собой пистолет Карла. Мне пришлось несколько секунд простоять перед этим детиной, прежде чем он соизволил оторваться от газеты. Уставившись на меня, мужчина продолжал все так же спокойно сидеть на стуле. Он, казалось, не только не испугался, но даже нисколько не удивился. Очень медленно он свернул газету.

Я угрожающе замахнулся мачете и кивком головы указал на кассу.

Кассир перегнулся через прилавок и приглушил радио.

— Какого черта вы себе воображаете? — спросил он.

— Открывай кассу, — приказал я. Голос мой прозвучал грубо, нервно. Именно так и должен был говорить тот самый злоумышленник, которого я изображал.

Кассир улыбнулся. Он был не так уж молод, как мне показалось вначале; вблизи он выглядел даже старше меня.

— Вон из моего магазина, — спокойно произнес он.

Я изумленно уставился на него. Лыжная маска, что была на мне, казалось, стала вонять еще сильнее — к горлу подступила тошнота. Я вдруг понял, что дело принимает неожиданный оборот, и почувствовал еще большую слабость.

— Ты что, собираешься рубануть меня? — спросил кассир. — Вот этой штуковиной? — В голосе его зазвучали гневные нотки.

— Все, что мне нужно, — это деньги.

Он почесал татуировку на руке, затем, схватив рукой бороду, задумчиво поднес ее к носу.

— Я дам тебе шанс, — сказал он, указывая на дверь. — Ты сейчас скроешься, и я не стану тебя преследовать.

Я не шелохнулся, а продолжал стоять, молча уставившись на него.

— Хочешь беги — хочешь оставайся, — проговорил кассир. — Тебе решать.

Я поднял мачете и занес его над головой, словно собираясь нанести удар. Мне самому этот жест показался глупым: я сознавал, что действую непрофессионально. Я помахал мачете в воздухе.

— Я не хочу тебя убивать, — сказал я, рассчитывая, что это прозвучит как угроза, но вышло так, что в словах моих было больше мольбы. — Мне уже приходилось убивать людей. Я — преступник.

Кассир опять улыбнулся.

— Так ты остаешься?

— Давай деньги.

Он слез со стула и непринужденно вышел из-за прилавка. Я отступил в торговый зал, держа мачете перед собой. Он прошел к двери, и у меня мелькнула мысль, что он собирается уходить, но кассир вдруг достал из кармана ключи и закрыл замок. Все это время он стоял спиной ко мне, словно давая понять, что нисколько меня не боится.

— Давай же, — сказал я. — Ты только зря теряешь время.

Он сунул ключи в карман и шагнул мне навстречу. Я отступил еще дальше. Мачете я держал обеими руками, прямо перед собой. Я пытался казаться свирепым, пытался обрести утерянный было контроль над ситуацией, но чувствовал, что у меня это плохо получается.

— Все, что я сейчас с тобой сделаю, — произнес кассир, и голос его внезапно налился злобой, — будет считаться мерой самообороны. Именно так на это посмотрит полиция. Ты зашел сюда с этим ножом, угрожал мне, пытался украсть мои деньги. Ты сам поставил себя вне закона.

Мужчина медленно надвигался на меня, на губах его блуждала ухмылка. Он явно был в восторге от самого себя. Я же продолжал пятиться.

— Я давал тебе шанс убежать, потому что знал: это по-христиански. Но ты не захотел им воспользоваться. Так что теперь я намерен сделать все, чтобы отбить у тебя охоту вытворять впредь подобные штучки. И мне плевать на полицию. Я научу тебя уважать чужую собственность.

Этот человек продолжал наступать на меня. Нас разделяли какие-то десять футов. Я взял мачете в правую руку и опять взмахнул им, но он, казалось, даже не заметил этого. Он оглядывал полку, что тянулась справа от него, словно искал там что-то. Протянув руку, мужчина снял оттуда банку горошка. Взвесив ее на ладони, он очень спокойно, без лишней суеты, отступил на шаг и швырнул ее в меня. Банка с глухим треском влетела мне в грудь; удар пришелся чуть ниже левого соска. Задохнувшись от боли, я неуверенно попятился назад. Мне показалось, что он сломал мне ребро.

— Это большая удача, — продолжал детина. — Нечасто выпадает возможность измордовать кого-нибудь так, как я это сделаю сейчас с тобой, и при этом избежать неприятностей с полицией.

Я совершенно растерялся. Все складывалось не так, как я рассчитывал. Он ведь должен был просто отдать мне деньги, после чего я бы уложил его на пол и заставил считать до ста, а сам тем временем бежал бы к машине.

— Меня даже отблагодарят за это, — сказал он. — Урву себе кусочек за собственное злодейство. Прослыву героем.

Я все отступал в глубь торгового зала. Я предположил, что здесь где-то должен быть черный ход — возможно, через кладовку, которую я приметил до этого. Я подумал, что, если мне удастся удержать кассира на расстоянии и подобраться к выходу, можно будет воспользоваться моментом и, выскочив на улицу, добежать до машины.

Детина снова потянулся к полке, схватил банку с оливками и тоже швырнул ею в меня. На этот раз задетым оказалось плечо. Банка отскочила на пол и треснула у моих ног. Тупая боль пронзила руку, и пальцы, словно повинуясь собственному желанию, разомкнулись и выронили мачете. Оно приземлилось прямо в оливки. Мне пришлось поднять его левой рукой.

— Довольно, — сказал я. — Теперь я, пожалуй, пойду. Можешь оставить деньги себе.

Он рассмеялся, покачав головой.

— Ты упустил свой шанс. Дверь была открыта, теперь же она заперта.

В самом конце ряда я за что-то зацепился. Не спуская с кассира глаз, я попытался высвободиться. Быстро обернувшись, я увидел ту самую пирамиду из бутылей с красным вином. Из куска картона, который отделял третий ряд бутылей от четвертого, торчала проволока — именно за нее я и зацепился рукавом свитера.

Я метнул взгляд в сторону кассира. Он был футах в шести от меня. Еще один шаг — и он сможет протянуть руку и схватить меня. Охваченный паникой, я дернул рукой, но, вместо того, чтобы освободиться, потянул за собой кусок картона. Бутыли, стоявшие на нем, задрожали и с грохотом начали сыпаться на пол. Пирамида рушилась у меня на глазах.

На миг в магазине воцарилась тишина, в которую вторгся приглушенный голос проповедника:

— И есть ли разница, — вопрошал он, — между грехом оплошности и грехом сознательно совершенного злодеяния? Одинаково ли Господь карает за них?