Русь. Том II - Пантелеймон Романов

Доктор, очевидно, хорошо знал, что всякая фронтовая любовница ненадёжна, а Екатерина Ивановна, с её безвольной улыбкой, ненадёжна вдвойне. Поэтому он постоянно мучился ревностью. И это являлось всегдашним предметом шуток офицеров.

— Ливенцов, берите стул, что же вы? — сказал хозяин, заправляя в рукав далеко высунувшуюся круглую манжету и держа готовую колоду карт.

— Он вчера выиграл пять тысяч и сегодня чувствует себя героем, — сказал товарищ Аркадия, офицер с непропорционально высоким лбом и с зелёным камнем на безымянном пальце. — Мы даже благодаря этому имеем премию. — Он, подняв бутылку коньяку из-под стола, показал её Аркадию и налил себе стакан. — А кроме того, обрати внимание, ужин сегодня какой!

— Нет, я подожду, — ответил Аркадий. Он сел несколько в стороне от стола, опершись ладонями вывернутых рук на расставленные ноги в тугих рейтузах и лаковых сапогах со шпорами.

— Ну, как угодно, — сказал хозяин. — Нового ничего нет?

— Новое давно стало старым: стоим, как святые, без ружей и снарядов, гоним большими гуртами серую скотинку на убой или «по свободному решению соответствующего начальства» сокращаем фронт. Что касается скотинки, то я такое положение дел одобряю: чем меньше останется, тем лучше, иначе она покажет себя, — сказал Аркадий.

Игра продолжалась, а он встал и пошёл в столовую. Видно было, как он, заложив одну руку назад и подрагивая отставленной ногой, говорил с Екатериной Ивановной.

Она, медленно поднимая свои длинные ресницы, взглядывала на него и немного подвинулась в глубину комнаты, чтобы не стоять против двери в гостиную.

Паж Екатерины Ивановны повертелся и ушёл в гостиную, а Аркадий, как бы машинально, взял вяло послушную и необыкновенно мягкую руку Екатерины Ивановны и продолжал с ней говорить.

Они говорили о самых обыкновенных вещах — о последней пьесе в театре, о кино, но Аркадий иногда подтягивал её руку к себе и с чуть заметной улыбкой смотрел на неё.

Доктор нервничал, несколько раз вставал, как будто с тем, чтобы взять с соседнего стола пепельницу, хотя другая пепельница стояла перед ним на столе. Партнёры его подталкивали друг друга и прятали улыбки, когда он на них оглядывался.

— Что это Ливенцов там застрял? — сказал один.

— «Что»? Сам знаешь что: он всегда там, где женщина, — произнес другой и, покачав головой, прибавил: — Что за мужчина! Женщины при нём совершенно теряют голову.

Они говорили это самым спокойным тоном, как будто тема их разговора не могла иметь к доктору никакого отношения. У того на щеках выступили красные пятна. Его руки в круглых манжетах, совсем наехавших на пухлые кисти, заметно дрожали, хотя он старался делать вид, что совершенно не интересуется происходящим в столовой.

Перед ним лежала кучка смятых сторублёвок. Но, очевидно, даже это не утешало его. Долгое уединение Аркадия с Екатериной Ивановной становилось уже неприличным. И хотя игроки как будто перестали обращать внимание на уединившуюся парочку, они то и дело покатывались со смеху, причем поводы к смеху бывали совершенно не соответствующими тому оживлению, какое они вызывали.

Карта шла к доктору, как никогда. Уже смех прекратился, и один из игроков — капитан с нервно игравшим на левой щеке мускулом — делал все усилия, чтобы не показать своего отчаяния от крупного проигрыша. У него на висках даже выступил пот, и руки не находили места, и, когда он клал их на стол, его длинные нервные пальцы дрожали.

— Я больше не могу, — сказал он наконец, и все лица, кроме хозяина, испуганно повернулись к нему — такое выражение отчаяния было в его тоне.

— Нет, нельзя, надо кончить талию, — проговорил хозяин, округлым движением руки пододвигая к себе пачку денег.

— Я спустил всё, — сказал с откровенным отчаянием капитан, разведя руками.

— Что ж, бывает, что и на казённые деньги играют, — сказал доктор. — А то можно и поверить… — И он вопросительно смотрел на вставшего капитана, держа наготове в руке колоду карт.

При его словах «бывает, что и на казённые деньги играют», в гостиную вошёл Аркадий. Он остро прищуренными глазами посмотрел на доктора. Какая-то холодная, жёсткая усмешка скользнула по его губам.

Капитан поправил свисшие на бледный лоб потные волосы и, пожав плечами, сделал доктору приглашающий знак головой, чтобы он, — если уж так настаивает, — продолжал метать.

По куче денег перед доктором и по бледному, как у мертвеца, лицу капитана Аркадий оценил положение дела за карточным столом.

Он сел рядом с капитаном, напротив доктора, и каждую минуту, не скрывая это от хозяина, взглядывал на дверь столовой. Екатерина Ивановна, обходя стол, раскладывала салфетки и каждый раз, когда проходила мимо двери, посматривала на Аркадия.

Капитан опять проиграл.

— Чёрт знает что такое! — сказал он в волнении и встал из-за стола.

— Вам везёт, доктор. В одном отношении это плохой признак, — проговорил Аркадий, взявшись рукой за сиденье своего стула и въезжая на нём в промежуток между игроками. — Вот теперь позвольте мне карточку. По долгу совести должен вступиться за товарища, — сказал он, улыбнувшись одному ему свойственной холодной и жёсткой улыбкой.

Все, зная счастье Аркадия в игре, возбуждённо окружили игроков.

Аркадий взял карту и сейчас же бросил её на стол.

Это была девятка…

Доктор спокойно подвинул ему пачку денег. Вторая карта была тоже Аркадия. Все, кто проиграл и вышел из игры, с особенным волнением, затаив дыхание, наблюдали за поединком. В особенности же жадно, с пробудившейся надеждой на собственное спасение, следил за игрой несчастный капитан, которому, очевидно, оставалось только пустить себе пулю в лоб.

Карты почти сплошь шли к Аркадию. Судьба как будто издевалась над доктором. Когда он в отчаянии ставил маленький куш, тогда, как нарочно, карта приходила к нему. Как только он удваивал или утраивал его, карта оказывалась битой. Доктор метал уже дрожащими руками и почти каждый раз выкидывал из своей всё уменьшающейся кучки три или пять сотенных бумажек.

— Я выигрываю, значит, мне в о д н о м отношении, казалось бы, не должно везти, но я имею в с е о с н о в а н и я сомневаться в правильности этой приметы, — сказал Аркадий, интонацией подчеркнув слово «все».

Доктор вдруг, весь бледный, встал из-за стола. Перед ним на столе вместо прежней кучки денег была пустота.

— Куда же вы, доктор? — сказал Аркадий, сделавшийся необычайно любезным и вежливым.

— У меня нет больше денег.

Аркадий пожал плечами.

— Что ж такого, «бывает, что и на казённые деньги играют»…

Доктор ушёл в спальню и через минуту вернулся с новой пачкой, перевязанной накрест тонкой катушечной ниткой.

Проигравшийся капитан со злобным торжеством смотрел на бледное лицо доктора, принёсшего, по-видимому, казённые деньги.

Через полчаса перед доктором на столе опять была пустота, а перед Аркадием, дразня глаза всех, была вдвое увеличившаяся, и без того огромная куча сотенных бумажек.

Капитан смотрел на своего спасителя; он нервно потирал руки и не мог удержать расплывающейся торжествующей улыбки спасённого и отмщённого человека.

Сказочный успех Аркадия взвинтил нервы всем, лица игроков были бледны.

— Что ж, значит, кончили? — спокойно спросил Аркадий, перекладывая движением губ папироску в другой угол рта и наклоняя голову от попадающего в глаза дыма.

Он спокойно стал собирать карты. Доктор сидел неподвижно, не отвечая. Клок волос спереди стоял у него дыбом. Очевидно, он, уходя за деньгами, хватался в отчаянии за голову. Потом с бледным лицом он сказал, глядя перед собой безумными глазами:

— Я проиграл двадцать тысяч казённых денег.

Он вдруг переменился в лице, схватил Аркадия за руку и неприятным, жалким от волнения голосом стал умолять продолжать игру.

— В кредит не имею привычки играть, — сказал холодно Аркадий. — Если завтра вы покончите с собой, то с кого ж мне прикажете тогда получать?

Капитан с торжествующим презрением смотрел на доктора. Потом с испугом и растерянностью оглянулся на руки Аркадия: тот в это время сгребал со стола бумажки, небрежно сминая их и засовывая во все карманы. И с каждой горстью денег лицо капитана становилось всё более жалким и растерянным. Он, очевидно, ждал рыцарского поступка со стороны товарища. Но Аркадий наличные предпочитал рыцарству и продолжал укладывать деньги. Все бывшие в комнате почувствовали себя неловко и не знали, можно ли после всего происшедшего оставаться ужинать, или прямо, мимо накрытого стола, проскользнуть в переднюю и ехать по домам.

Когда офицеры прошли в переднюю, не решившись ужинать, в гостиной остались только хозяин и капитан, сидевший в другом конце комнаты. Он сидел с бледным, почти серым лицом, с неподвижным взглядом, почему-то судорожной рукой ухвативши себя за френч на груди. Екатерина Ивановна, не обращая внимания на доктора, блестящими глазами смотрела на Аркадия, но он прошёл мимо, не взглянув на неё.