Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы - Л. Пантелеев

Он видел, как из-за спины марафетчика какой-то человек в ватнике и в барашковой солдатской шапке отчаянно мигает ему и качает головой. Он понимал, что его предупреждают: не играй, плюнь, тебя обманывают, но азарт игры уже овладел им, он ничего не понимал, не соображал, не мог остановиться.

– На сколько играешь? – спросили у него.

– На столько же, – ответил Ленька.

– На двести пятьдесят?

– Да.

– Выкладывай деньги.

В руках у Леньки было всего двадцать миллионов.

– Я отдам, не беспокойтесь, у меня есть, – сказал он, похлопав себя по карману.

– Нет, брат, изволь деньги на кон. Этак по карману-то всякий умеет хлопнуть. Может, у тебя там семечки или огурец соленый…

– Пожалуйста… Семечки! – сказал Ленька, торопливо отворачивая полу шубейки и застывшими руками отстегивая булавку. Он вытащил из кармана запечатанную пачку, на которой было написано: «500 млн.» У марафетчика и у поднатчиков забегали и заблестели глаза. Человек в барашковой шапке громко крякнул.

Руки у Леньки дрожали, когда он вскрывал пачку.

– Ладно, погоди, не рви, – остановил его марафетчик. – Долго считать. Проиграешь – тогда расплатишься. Я верю. Можешь не ставить. На какой номер играешь?

– Эй, парень, на двенадцатый, на двенадцатый, – зашептали со всех сторон поднатчики.

– На восьмой, – сказал Ленька.

Ему казалось, что серебряная стрелка никогда не остановится. Он перестал дышать. От страха и волнения его начало тошнить.

– Не угадал, – услышал он откуда-то очень издалека голос марафетчика.

Стрелка, покачиваясь, остановилась у цифры «12».

– Еще будешь?

– Да, буду, – уже не своим голосом ответил Ленька.

Он поставил на двенадцатый номер. Стрелка остановилась на шестерке. Он проиграл всю пачку. Он проиграл 20 миллионов, которые были у него на руках.

– Ну, кончил? – весело спросил марафетчик.

– Нет, не кончил, – прохрипел Ленька, доставая из кармана вторую пачку.

Через пять минут он держал в руках пять или шесть бумажек по десять миллионов. Это было все, что у него осталось.

– Давай, давай, парень! Играй! Выиграешь, – уже посмеиваясь, ворковали поднатчики.

Ленька увидел, как за спиной марафетчика человек в барашковой шапке презрительно усмехнулся и как губы его явственно и отчетливо выговорили: ду-рак.

– Играешь? – спросил марафетчик.

– А ну вас всех к чегту! – сказал задрожавшим голосом Ленька. – Катитесь… оставьте… пустите меня… жулики!..

В горле у него было горько и сухо, как будто он наелся черемухи или волчьих ягод. Ничего не видя, он выбрался из толпы.

«Дурак… идиот… подлая тварь», – без жалости ругал он себя.

– Рейтузики… рейтузики не надо ли кому? – услышал он пискливый бабий голос. – А вот рейтузики… теплые… зимние… шерстяные…

«Господи, что же делать?! – воскликнул мысленно Ленька. – Пойти домой к маме, все рассказать ей?»

Нет, об этом даже думать было страшно.

Он подошел к решетке набережной… Фонтанка была покрыта грязным льдом. Он представил черную глубокую воду, которая медленно течет и колышется под этим ледяным покровом, и содрогнулся.

…Без всякой цели он бродил часа полтора по окрестным улицам. Было уже темно. Он замерз, проголодался.

На Мучном переулке зашел в маленькую чайную, сел в углу, заказал рисовую кашу, какао, два пирожных.

С мрачной прожорливостью он ел переваренную, темную, как топленое молоко, сладкую кашу, думая о том, что ест он, вероятно, последний раз в жизни. Вдруг он услышал у себя над головой радостный возглас:

– Хо! Кого я вижу?!

У столика стоял и улыбался своей безжизненной нервной улыбкой Волков. Он был в американской желтой кожаной куртке с цигейковым воротником-шалью, на голове его, сдвинутая набекрень, сидела котиковая шапка-чухонка.

– Разбогател? А? – спросил он, протягивая Леньке руку и показывая глазами на пирожные и прочую снедь.

– Да, – мрачно усмехнулся Ленька, – «газбогател»…

– Что же ты меня обманул, Леша? – сказал, присаживаясь к столу, Волков. – Обещал прийти и не пришел. А? Я ждал тебя…

– Мне некогда было, – пробормотал Ленька.

– Работаешь?

– Нет… учусь. То есть учился… Сейчас не учусь уже.

– Выгнали?

– Да, почти выгнали.

– Послушай, Леша, – сказал Волков, заглядывая Леньке в глаза. – Ты чем-то расстроен? А? Правильно? Угадал? Опять что-нибудь стряслось?

Ленька находился в таком состоянии, что любое, мало-мальски теплое и дружеское сочувствие, даже сочувствие такого человека, как Волков, было ему дорого. Он рассказал Волкову все, что с ним случилось.

– Эх, братец… какой ты, ей-богу, – сказал, усмехнувшись, Волков. – Разве можно?.. У этих же марафетчиков такие кнопки, шпенечки. Они нажимают – на каком номере нужно, на таком стрелка и останавливается.

– Ну их к чегту! – хмуро сказал Ленька.

– Правильно, – согласился Волков. – Послушай, Леша, – сказал он, помолчав и подумав, – ты оба пирожных будешь кушать?

– Бери, ешь, – мрачно кивнул Ленька.

– Мерси…

Волков подхватил грязными пальцами рассыпчатый «наполеон», широко открыл рот и сунул туда сразу половину пирожного.

– Постой, – сказал он, облизывая губы и смахивая с воротника слоеную крошку. – А сколько ты должен этому – своему патрону?

– Какому патрону?

– Ну, хозяину.

– Много, – вздохнул Ленька. – Шестьсот восемьдесят лимонов.

– Н-да. Это действительно много. А у тебя сколько имеется?

– А у меня – ни шиша не имеется. Вот все, что на руках – двадцать четыре лимона.

– И занять негде?

– Негде.

Волков доел пирожное, облизал пальцы и сказал:

– Я бы тебя, Леша, выручил охотно, но, видишь ли, я сейчас временно сам на колуне сижу.

– Я и не прошу, – сказал Ленька.

Волков минуту молчал, сдвинув к переносице тонкие брови.

– Погоди… Сейчас придумаем что-нибудь…

Он вытер о бахрому скатерти пальцы, напялил шапку, поднялся.

– Ладно… Идем. Достанем сейчас.

– Где?

– Неважно где. Беру на свою ответственность. Ты рассчитался?

– Да. Заплатил.

Они вышли на улицу. Волков шел уверенно, поглядывая по сторонам.

– А идти далеко? – спросил Ленька.

– Нет… Тут, совсем близко. Вот хотя бы – в этом доме.

Они свернули под ворота.

– Если спросят, куда идем, – негромко сказал Волков, – говори: в квартиру двадцать семь, к Якову Львовичу. Понял?

Ленька ничего не понял.

– Почему? – спросил он.

Волков не ответил.

На черной лестнице пахло кошатиной. На площадке мигала покрытая толстым слоем пыли десятисвечовая лампочка.

– А ну, нагибайся, – шепнул, останавливаясь, Волков.

– Что? – не понял Ленька.

– Ну, быстро! В чехарду играл когда-нибудь?

– Играл.

– Нагибайся же. Черт! Слышишь? Пока никого нет.

Ленька понял.

Он нагнул голову, ладонями уперся в стену. Волков быстро и легко, как цирковой акробат, вскочил ему на плечи. Что-то хрустнуло, на лестнице стало темно, на голову Леньке посыпалась пыль и кусочки штукатурки.

Он почувствовал, что его затошнило. Что-то внутри оборвалось.

«Кончено», – подумал он.

Волков бесшумно, по-кошачьи, спрыгнул на каменный пол.

– Есть! – услышал Ленька в темноте его радостный, возбужденный голос. – Сто лимонов имеем. Живем, Леша. Пошли дальше!..

В этот вечер они свинтили в разных домах Мучного переулка восемь лампочек. В кустарной электротехнической мастерской на Гороховой улице продали эти лампочки по сто миллионов за штуку.

Тут же, на улице, Волков отсчитал и передал Леньке семьсот миллионов рублей.

– Ну, вот видишь, и заработали на твоего хозяйчика, – сказал он, улыбаясь и заглядывая Леньке в глаза. – С гаком даже. И мне, мальчишке, на молочишко кое-что осталось. Просто ведь?

– Просто, – согласился Ленька.

– Завтра пойдем?

– Что ж… пойдем, – сказал Ленька. Его все еще тошнило. И на сердце было пусто, как будто оттуда вынули что-то хорошее, доброе, с таким трудом собранное и накопленное.

…На следующий день перед обедом он пришел на Горсткину улицу.

У дверей заведения стояла хорошо знакомая ему тележка. Одно колесо ее почему-то было опутано цепочкой, и на цепочке висел замок… В коридоре, на ящиках из-под пива, спал, подложив под голову руки и сладко похрапывая, Захар Иванович. На дверях хозяйского кабинета тоже висел замок. В укупорочной было тихо: машина молчала. Удивленный и даже слегка напуганный всем этим, Ленька приоткрыл дверь. Белокурая купорщица Вера сидела на табуретке у машины и читала какую-то сильно потрепанную книжку. Другие тоже сидели не работая.

– А-а, беглый каторжник явился! – радостным возгласом встретила Леньку разливальщица Галя.