Суперфрау из ГРУ - Александр Колпакиди

Испания им понравилась. Днем они гуляли по Барселоне. Только тут Урсула поняла, как она соскучилась по городу, по толпе. Люди казались голодными, но были оживлены и веселы. Хотелось бы побыть тут подольше, но Урсула имела только транзитную визу, и они не имели права задерживаться. Надо было отправляться дальше. Поехали на поезде в Мадрид, откуда предстояло выехать в Португалию. Их поезд отправлялся вечером 23 декабря, и эта поездка совсем не походила на спокойное путешествие из Барселоны в Мадрид.

Тысячи людей штурмовали вагоны. Урсула просунула детей и ручной багаж в окно и попыталась сесть — но это оказалось совершенно невозможным. Какой-то мужчина сбросил ее с подножки. В страхе, что дети останутся в поезде и уедут без нее, она снова вытребовала их на перрон — а багаж так в поезде и остался. Посадка превращалась в кулачный бой, появились солдаты с пистолетами и начали оттеснять толпу. Теперь шансов попасть в вагон не было никаких.

Оставались спальные международные вагоны, но они находились под усиленной охраной, и попасть туда без билета было невозможно. Тогда Урсула пошла на хитрость. Он решила разыграть из себя няньку и сделать вид, будто сажает на поезд детей, а родители с билетами сейчас подойдут. Как ни странно, ей поверили — может быть, потому, что они была без багажа. Они шли по вагону, в отчаянии оглядывая полные купе и вдруг… наткнулись на литовского министра финансов. Тот узнал попутчиков, которые так понравились ему по пути из Швейцарии. Министр взял Мишу к себе в постель, а его жена спрятала Нину. Урсула тоже спряталась в купе и вышла из своего укрытия только утром.

24 декабря они прибыли в Лиссабон, все трое больные. У Нины была высокая температура. Урсула вызвала врача в гостиницу, но, перед тем, как лечь в постель, успела купить детям подарки — ведь было Рождество.

В английском консульстве люди были деловые. Урсуле сразу объяснили, что в Англию беженцев будут отправлять не в порядке очереди, а в зависимости от важности отправляемой персоны. Скромная домохозяйка с детьми была одной из самых незначительных персон, и шансы на скорый отъезд у нее были минимальные. К счастью, деньги еще не кончились, хотя их оставалось немного, и поступлений не предвиделось, ибо Англия тоже запретила перевод валюты за границу. Они поселились недалеко от города, на морском побережье, и, поскольку больше заняться было нечем, стали отдыхать. Климат в Португалии оказался таким теплым, что даже зимой можно было загорать, и, если бы не деньги, которые таяли с пугающей быстротой, все было бы совсем замечательно.

Через три недели их отправили — но не на самолете, а морем. Еще три недели добирались до Англии, кружным путем, в составе каравана из двенадцати судов. Каюты были затемнены, открывать окна запрещалось. Каждому пассажиру выдали спасательный круг, который надо было постоянно иметь при себе. Детских размеров не предусматривалось, и Нину круг скрывал всю — видны были лишь голова да ноги.

По прибытии в Ливерпуль их ждал допрос. Где ваш муж? Почему он не приехал вместе с вами? Почему вы не остались в Швейцарии с ним? На какие средства он живет? Где и на что собираетесь жить вы? Дети устали, Нина расплакалась. После допроса чиновник дал ребятам по пенни и отпустил их восвояси. Было уже поздно. Пока искали гостиницу, пока укладывались: Только успели заснуть — воздушная тревога. Пришлось поднимать детей и спускаться в бомбоубежище. В общем, Англия оказалась лишь относительно безопасной и куда менее гостеприимной, чем Швейцария.

Родителей в Лондоне уже не было — они, как и большая часть жителей английской столицы, эвакуировались из-за бомбежек. Их приютили друзья в Оксфорде, однако о том, чтобы там поселилась еще и Урсула с детьми, не было и речи. Начались скитания по меблированным комнатам. С детьми жилье вообще было не найти, и их снова пришлось отдать в интернат. Миша уже привык жить вне дома, и с ним проблем не было. Но Нина, кроме того, что ей было четыре года, не знала ни слова по-английски. Первые слова, которые, как убедилась Урсула, когда навестила детей, выучила девочка, были: «Прекрати это» и «Убирайся». В письме к Лену она писала: «Нина утратила свою веселость и добавила к собственной невоспитанности всю шкодливость окружающих ее детей». Однако надо было терпеть.

Одна хозяйка никак не могла привыкнуть к иностранной внешности Урсулы. Другая запретила детям навещать ее, а потом вообще решила сдать комнату «джентльмену». «Странно, — пишет Урсула, — что люди, еще не пережившие трудностей, черствее и нетерпимее тех, кто уже испытал на себе, что такое война». Наконец, она нашла более-менее постоянное жилье в семь священника в сельском приходе Глимптон, возле Вудстока. Супруга священника устроила ей форменный допрос: «Принадлежите ли вы к нашей церкви?» «Возносите ли молитвы Господу?» «Будете ли по вечерам играть с нами в карты?» Коммунистке Урсуле было все равно, к какой церкви принадлежать, если это давало крышу над головой. Теперь она жила в очаровательном доме с садом и раз в две недели ездила в Лондон.

«Быть может, потому, что у меня недостаточно воображения, — писала она в письме к Лену, — чувствую себя совершенно спокойной во время воздушных тревог. Мне не страшно за собственную жизнь. А станции метро ночью! Сотни людей спят на специально сооруженных для этого деревянных нарах. Они приходят сюда уже месяцами, и тут сложился свой быт. Люди достают из объемистых узлов еду к ужину, термосы с чаем, вязанье и газеты. Отец курит, мать болтает с соседями, дети играют в прятки. Влюбленные сидят по углам, прижавшись друг к другу. С шумом подкатывают поезда. Пассажиры устремляются из дверей, стараясь не наступить на тех, кто, не найдя свободного местечка на нарах, растянулся прямо на полу… Вчера я долго бродила по Лондону. Вид превращенных в развалины, скажем, больших магазинов надрывает мне сердце меньше, чем зрелище разбомбленной квартиры — на веревке над плитой еще видит белье…» Англия жестоко расплачивалась за довоенное благодушие по отношению к Гитлеру, за надежду на то, что он первым делом примется за СССР, а до них очередь так и не дойдет.

Несмотря на то, что у Урсулы не было собственного жилья, неукротимая разведчица горела нетерпением приняться за дело. Впрочем, своего дома не предвиделось, так что же медлить?

Первая встреча с советским связником была назначена неподалеку от Гайд-парка. Урсула приехала в Лондон раз, другой… Связника все не было. Вдобавок ко всему место встречи оказалось кварталом, где промышляют проститутки, поэтому недостатка в подходящих к ней мужчинах не было, а «ночные бабочки» стали уже проявлять к Урсуле недоброе внимание. Она начала тревожиться: что случилось, где связной? Может быть, произошла какая-то ошибка? Может быть, Олло все же удалось ее предательство, или «раскололся» Герман? В Лондоне было советское посольство, но туда идти не полагалось, да и в любом случае у нее хватило бы здравого смысла этого не делать. Впрочем, она достаточно давно работала в разведке и прекрасно знала, что, если контакт с ней, пусть даже не по ее вине, может поставить под угрозу работу, связи может не быть очень долго. Она решила в этом случае найти себе какую-нибудь службу, вступить в английскую коммунистическую партию и начать заниматься партийной деятельностью.