Война (СИ) - Шепельский Евгений Александрович

Правда вдруг проявилась: Дирок, слезы Амары после свидания с Великой Матерью… В душе взметнулась эмоциональная буря, взметнулась… и опала. Я видел слезы Амары, но также видел и решительно сжатые губы, и выставленный подбородок, а значит — она уже тогда сделала свой выбор.

— Амара ваша преемница?

Мать Игрем кивнула. Ее слепой взгляд был направлен в окно, но на лице не было написано сожаления. Она делала то, что считала нужным. Она делала то, что должно было принести пользу всему Санкструму.

И я должен принять выбор Амары. С уходом Матери Игрем я получу больше, чем соратника-силовика, в лице новой Великой Матери я получу… женщину-друга.

Она никогда не предаст.

Однако что она скажет, когда узнает об Атли?

*Подробнее в цикле «Имею топор — готов путешествовать»:

https://author.today/work/2363

Глава 41

Глава сорок первая

Амара, Амара… А ведь ты все решила разом, не думая… Отвергла меня, получается, ради высшей цели… Я поймал себя на мысли, что думаю сейчас не как политик, а как мужчина, и не просто мужчина — а мужчина-эгоист, привыкший, что вот такая Амара принадлежит ему безусловно, что всегда будет рядом… Но она оказалась умнее и благороднее: ради страны и ради помощи мне она отвергла свое женское счастье. Конечно же, она всегда будет рядом, она всегда поможет, а что будет в глубине ее души — то она не расскажет уже никому.

Великая Мать читала меня как открытую книгу. Сказала без улыбки, строго и назидательно:

— Она сделала это для тебя.

Я это понимал. Но понимать — не значит отпустить.

Отпустить порой бывает сложнее всего.

Я решил напиться, когда приеду в Варлойн.

Пока ехали, тучи разошлись, открылось бездонной синевы небо. Я спрыгнул на землю, почувствовал на лице ветер… Ветер чужого, древнего мира. И почему-то на мгновение стало мне невыносимо страшно. До этого самого мгновения я принимал этот мир как аналог Земли, но рассказ Великой Матери перевернул все с ног на голову.

Какие-то птицы резали крыльями воздух. Что они видят, когда проносятся над Лесами Костей? Что они видят, когда проносятся над этим чужим для меня миром?

Впрочем, к черту. Я давно здесь обжился. День я считаю за месяц, так много всего происходит. И здесь у меня появились по-настоящему родные люди. И не только люди.

Я помог спуститься Великой Матери. Вестовой из Алых помчался с докладом к Ричентеру. Мы ждали на окраине казарменного городка. За деревьями я видел опрятно побеленные кирпичные бараки, часть плаца, по которому гоняли, как видно, пополнение; новичков было около сотни, одеты в разное, без форменных мундиров. Оружие тоже с бору по сосенке. Черт, необходимы толковые снабженцы для военных нужд… Нужны простые и удобные унитарные мундиры, хотя бы кожаные доспехи, головы тоже желательно прикрывать. Щиты… Придется плести щиты из лозы, по крайней мере, в них путаются стрелы, да и не всякому мечу такой щит поддастся. Голова пухла от количества дел.

По ветру носились запахи самые разные. В основном пахло лошадьми и дымом кухонь.

За изломом дороги раздался дробный топот, выметнулся взмыленный конь, на котором восседал молодой дворянин из Великих.

— Господин архканцлер, ваше сиятельство! — крикнул еще на скаку, лихо остановился перед заслоном Алых, спрыгнул и метнул краткий поклон. Я взмахом разрешил подойти.

Кое-как освоившись в Варлойне, первым делом я озаботился тем, чтобы прошить всю управляющую вертикаль штатом секретарей. Они носились между силовиками, передавали мои указания, сообщали последние новости, осуществляли коммуникации между ветвями власти. В основном — то были молодые дворяне из Великих, однако постепенно я намеревался вытеснить их обычными наемными администраторами, набранными, разумеется, из незнатных студентов — именно такие будут носом землю рыть, работать не за страх, а за совесть, именно из таких вырастают со временем выдающиеся управленцы.

— Срочная новость, господин архканцлер!

И наверняка — дурная новость, иначе не мчался бы вдогон от самого Варлойна.

— Говори.

Секретарь придерживал дрожащего, разогретого скачкой коня за длинный повод. Вообще-то после такой скачки коня нельзя резко останавливать, надо дать ему пройтись, чтобы успокоить сердце, знаю от Амары, но гонец, подозреваю, после доклада уедет обратно в Варлойн, так что ничего его скакуну от недолгого стояния на месте не сделается.

— Вы интересовались судьбой Диреста Роуриха!

О черт… Посланный к своему сыну-сепаратисту, Дирест Роурих должен был склонить его на мою сторону…

— Ну?

Гонец сделал паузу, кося глазом на Великую Мать. Очень она его пугала, да и понятно: всякий стушуется, когда на него внимательно смотрят два задернутых молочной пленкой глаза.

— Только что пришла весть. Благородный граф Дирест Роурих, с коего вы, господин архканцлер, ваше сиятельство, сняли все обвинения, к своему сыну не доехал. В простых лесах на границе владений своего сына был изловлен и повешен бандой разбойников, коей водительствует женщина, дочь незнатного землевладельца… Землевладелец сей был избит графом Мортуром Сегвеном лично, от чего и умер, а земли его граф Мортур отобрал в свою собственность за давние долги… — Гонец встряхнулся, взгляд его затвердел, ибо в сей момент по приставной лесенке из кареты начал спускаться страшный кот-малут — двадцать килограммов мышц, костей и клыков. — Женщина сия не прячется. Имя ее Аленка Рауди, молодая, ярая, незамужняя. На повешенном Роурихе обнаружилась табличка, где презренная Аленка объявляет смертный поход против священников и аристократов. Она призывает всех крестьян подняться и убивать всех знатных господ…ъ

Имя Робин Гуда в юбке звучало как АлЕнка, без «ё», каковое «ё» неизбежно вызвало бы у меня определенные ассоциации…

Кот, соблюдая золотую середину, сел между мной и Великой Матерью, никому не выказывая явного предпочтения. Умен был, сукин сын, дипломатичен.

Гонец перевел дух, закончил спешно:

— Сей произвол чинит она пока на землях гнусного союза Равных Владетелей, который объявили Мортур Сегвен и Дельбадо Роурих… Говорят, войско ее множится, крестьяне бегут под ее руку, ибо графы слишком лютуют, да и Эльфийская тоска наползает на поля… Надо бы изловить презренную Аленку, да казнить, подвесив на площади крюком за ребро либо челюсть!

Ну да, конечно, как будто это отменит смерть Роуриха-старшего и отца этой самой Аленки. Мортур Сегвен спровоцировал ее на преступление. Вот что случается, когда государство пренебрегает защитой своих граждан… А своя чаша терпения есть даже у святых.

— И еще, — произнес секретарь, и голос его дрогнул, — союз начал чеканить собственную монету, презрев клятву верности короне! Они чинят неслыханное святотатство: золото и серебро Санкструма переплавляют для чеканки!

Я скрипнул зубами. Прямо как при сегунате в Японии, когда каждый сегун гнул свою линию… Нет, надо это дело прекращать. И с этой робингудшей следует вести осторожную игру. Пока она шалит на землях союза Равных Владетелей — она мне полезна, ибо с Роурихом и Сегвеном, как видно, теперь не удастся договориться. Главное, чтобы пламя крестьянского восстания не перехлестнуло границы их владений… Хотя… Крестьянская армия может быть мне полезна. Главное — договориться с Аленкой.

Если я умело сдержу первый удар врага, мятежные аристократы задумаются. Я заслужу их уважение. Затем, действуя последовательно и осторожно, используя Аленку как рычаг, я сумею принудить их не просто к миру, но, возможно, и к союзу, а потом приберу их вотчины к рукам.

Главное сдержать первый удар.

И договориться с этой самой Аленкой.

На стенах ледника тлели небольшие лампадки. Окон не было. Следом за Ричентером и тремя Алыми вошли мы с матерью Игрем. Кот остановился на пороге, принюхался, и вдруг вздыбил шерсть, зашипел. В полутьме его глаза полыхнули яростью.