Убийства в «Маленькой Японии» - Барри Лансет

«У тебя нет времени предаваться самобичеванию, Броуди! Действуй!» Я же чувствовал головокружение и отвращение к себе. Каждая секунда на счету! А что, если сейчас сюда явится еще один охранник? Сосредоточившись, я вскочил. Позволив себе вступить на зыбучие пески поисков моральных оправданий, я отбросил всякую осторожность, рискуя быть убитым. Если я хотел пережить эту ночь и спасти дочь, у меня не было сейчас права развалиться на части под грузом чувства вины.

Я поспешил уложить оба тела вдоль самой дальней стены буфетной и встал рядом, укрывшись от любого, кто мог войти из кухни или со стороны холла. Опустив «беретту» стволом в пол, стал вслушиваться в звуки внутри дома и снаружи. Коттедж был пропитан ароматами древесины дуба и сосны, к ним примешивался сильный запах чистящих средств. Снаружи заухал филин. Стрекотала одинокая цикада. В доме царила полная тишина. До меня не доносилось ни звука – ни с первого, ни со второго этажа. Ни шарканья подошв. Ни скрипа половиц. Никаких суетливых приготовлений к столкновению со мной, после того как я уже обезвредил двоих охранников. Я выждал минуту. Снова заухала ночная птица. Лонг-айлендская пастораль, да и только.

Никто больше так и не появился, и, осмелев, я тихо вошел в кухню, вскинув пистолет на изготовку. Никого. Из кухни тянулся короткий коридор, в конце которого находились входная дверь и гостиная, а по сторонам – ванная и лестница в подвал.

Сделав паузу, чтобы унять сердцебиение, я стремительно ворвался в гостиную, осматривая каждый затемненный угол, каждую нишу, которые отлично просматривались через прибор ночного видения. Посреди комнаты стоял диван с обивкой из черной кожи и кресла, а из большого окна открывался вид на ухоженную лужайку перед домом и лес. Но больше никого в черных одеждах здесь не было.

Я опять внимательно оглядел гостиную, а потом наружное пространство. Ни шороха, ни малейшего движения. Ни яркого зеленого сияния, которое бы исходило от человеческих фигур. Держась теневой стороны, я поспешил пересечь комнату. Через дверь в ее дальней стене я снова попал в буфетную, где оставил два распростертых у стены трупа, совершив полный круг.

На первом этаже никаких опасностей меня не подстерегало.

Сняв с охранников передатчики, я положил их на пол и раздавил каблуком, а затем перенес тела в ванную и запер ее на ключ. Вряд ли мужчина, которого я дважды ударил дубинкой по голове, мог скоро прийти в себя, но я все же последовал примеру Ноды и сделал контрольный выстрел ему в голову. При этом мне снова пришлось переступить через себя, однако на сей раз моральные терзания я отбросил прочь. Сейчас меня удовлетворяла краткая версия оправдания своих действий: эти люди первыми переступили черту, похитив мою дочь. И мне оставалось только радоваться, что на свете стало одним похитителем детей меньше.

В кухне я нашел набор зубочисток, плотно загнал их в замочную скважину двери ванной и обломал концы. Убедившись, что первый этаж чист, я стал подниматься по лестнице, держа пистолет скрытым позади бедра и даже не пытаясь сделать свои шаги бесшумными.

Наверху в небольшой коридор выходили три двери. Две спальни и ванная, догадался я. Неожиданно из проема третьей двери показалась голова и повернулась в мою сторону. Вскинув левую руку в приветственном жесте, с правой я сразу же начал стрелять. Первая пуля прошла мимо, но я не останавливался и нажимал на спуск, продолжая приближаться. Мои два последующих выстрела угодили человеку в голову и в шею. Когда очередной боец Соги рухнул замертво, я тоже стремительно бросился на пол рядом с лестницей, уперев локти в мягкую ковровую дорожку и держа на прицеле центр коридора, поскольку не знал, откуда может появиться еще один охранник.

В этой напряженной позе я провел минуту, потом другую. Ничего не происходило. Ползком я добрался до первой двери и открыл ее. Никакого движения. Тогда я вошел, пригибаясь как можно ниже, и убедился, что комната пуста. Точно так же я поступил со второй дверью. Ванная. И тут тоже никого. Оставалась третья комната, куда я осторожно шагнул, переступив через тело охранника на пороге.

Слева от меня располагался стенной шкаф, а у дальней стены стояла двуспальная кровать с очертаниями фигуры человека под тонким темно-синим пледом. Стволом пистолета я открыл дверцу шкафа. Чисто. Встав на колени, заглянул под кровать. Пусто. И я поднялся в полный рост, уже ни от кого не скрываясь. Совершенно неподвижно, уткнувшись лицом в подушку, на кровати лежала Дженни. У меня словно оборвалось сердце. Как я и опасался, стоило начаться штурму, и моя дочь перестала быть для них важной заложницей. С этого момента судьба ее оказалась предрешена. Они убили Дженни. Видимо, ее просто задушили подушкой.

Сначала Эберс, а теперь и Дженни.

Меня шатнуло к стене. Глаза обожгли слезы, мысли путались.

Глава семьдесят первая

С трудом сглотнув, я смотрел сквозь зеленую полутьму на маленькое тельце своей дочери, не подававшей признаков жизни. В уголках глаз появилось невыносимое жжение, словно в них попала соль. Ошеломленный и парализованный ужасом, я не мог отвести взгляда от того, что совсем недавно было плоть от плоти, кровью от крови моей. Перед мысленным взором встал распростертый на камнях «Маленькой Японии» крохотный труп Мики Накамуры.

Дрожа, я опустился на колени и поцеловал Дженни в щеку. Она была теплой. Ни на градус не ниже нормальной температуры человеческого тела. Я поднял на лоб инфракрасные очки и присмотрелся. Я отчетливо заметил, как она чуть пошевелилась. То, чего я не мог уловить в зеленом тумане прибора ночного видения, мои глаза различили сразу, как только немного привыкли к темноте. Даже грудь Дженни слегка вздымалась и опадала, но вдохи и выдохи чередовались с неестественно большими интервалами.

Она не умерла! Но ее дыхание заметно отличалось от того, как она обычно дышала во сне. Почему? Отчего сон так походил на смерть? Объяснение напрашивалось только одно: ее накачали снотворным. Охранникам было спокойнее держать свою заложницу в прострации. Но моя дочь осталась жива!

Однако при более внимательном взгляде моя радость несколько омрачилась. Сама ее поза была красноречива: под легким покрывалом Дженни сжалась в комочек, лицо покрывали бисеринки пота. Спала она или нет, но ее состояние нельзя было назвать нормальным.

Сунув «беретту» за пояс, я откинул плед и поднял Дженни на руки. Она мгновенно открыла глаза. Даже в полудреме дочь держалась настороже и испуганно посмотрела на меня.

Мне пришлось срочно сдернуть с головы капюшон.

– Это же я, Джен!

– Папочка?

Ее голос выдавал нехватку кислорода в легких, потому что она все еще только пыталась справиться со ступором, в который ее ввергли медикаменты.

– Да, это я.

Дженни прижала ладошки к моим щекам.

– И вправду – ты! Наконец-то…

Я вздохнул и с нежностью склонил ее голову в ложбину между шеей и плечом. Тело ее я крепко прижимал к груди. И одновременно ощущал, как бьется сердце дочери и глухими ударами вторит ему мое. Она была такой теплой, мягкой и хрупкой! Моя кожа улавливала ее влажное и легкое дыхание. Невероятно! Ведь я уже думал, что потерял Дженни навсегда.

– Я хочу домой, папа.

– Туда мы с тобой и отправимся.

– Они все еще здесь?

– В доме их нет. Тебе сделали больно?

– Нет. Но они по-прежнему снаружи?

– Да.

Она напряглась всем телом.

– Но их скоро тут не будет, – поспешно добавил я.

– Вы их победите?

– Наверняка.

Дженни повернулась так, что почти весь вес ее тела переместился мне на левое предплечье. Ее дыхание стало более уверенным и свободным. Правой рукой я сдернул с кровати плед и простынку, закинул себе на другое плечо и с Дженни на руках направился к двери. Достав пистолет, я бросил быстрые взгляды в оба конца коридора. Никого. И тогда я миновал коридор, сбежал вниз по лестнице и покинул дом через заднюю дверь, делая лишь краткие остановки, чтобы убедиться в отсутствии препятствий на пути. Бойцов Соги нигде не было.

Углубившись в лес, я постарался отойти подальше от усадьбы, двигаясь через низкорослый кустарник и избегая тропинок. Так я молча шел мимо дубов, сосен и зарослей орешника. Через каждые десять шагов я оглядывался через плечо, пока гостевой коттедж не остался далеко позади.

И только тогда я выбрал ствол дуба потолще, сел на землю и прислонился к нему, восстанавливая сбитое быстрой ходьбой дыхание. На какое-то время мы оказались вне опасности. Я глубоко втянул воздух и медленно выдохнул. Но дышалось мне все равно тяжело. Одно дело – бороться только за свою жизнь, но спасение дочери делало мою миссию куда более важной.

Я крепко обнимал Дженни. Даже возможность держать ее в объятиях представлялась невероятным подарком судьбы. Однако наша безопасность оставалась призрачной.

Мне снова обожгли глаза соленые слезы. Я не мог потерять дочь опять. Это просто убило бы меня. Но как я один мог уберечь ее от Соги? Пусть даже нам удастся скрыться от них нынешней ночью, наш побег станет избавлением лишь на время. Если только полиция не сумеет полностью уничтожить Оги и его маленькую армию. Но Сога уже зашевелилась. Как заявил мне Оги, они просто рассеются и исчезнут, чтобы собраться в другом месте и устроить на нас охоту. Триста лет безнаказанно совершаемых преступлений служили лучшим доказательством, что заявление не являлось пустым бахвальством. И нельзя сбрасывать со счетов зловещую, но укоренившуюся в Японии традицию защищать свой клан, полностью уничтожая семью врагов. Варварский и жестокий обычай, требовавший не оставлять в живых никого.