Профессор Амлетссон - Адель Гельт

Я, конечно, христианин, пусть и не назвать меня добрым католиком… Однако, книжки в детстве читал, сказки и саги слушал, некоторые традиции, именуемые ныне языческими, живы в старых семьях и по сию пору.

По всему получалось, что дни свои я окончил как-то неправильно и бесславно: Дева Битвы за мной не явилась.

Там, внутри себя, я с детства предвкушал явления самолично Гундукк, Девы-Волчицы, пусть и не считаются Выбирающие Павших с такой мелочью, как национальность героя… Ни мой хладный труп, ни отлетающий дух вниманием почтены не были.

Удивляться, конечно, не стоило: пал я не совсем в битве. Во-первых, не очень понятно, можно ли считать боем уличную драку. Во-вторых, сама драка успела уже завершиться чисто технически. В-третьих, в моей передней, она же верхняя, лапе, не оказалось ни меча, ни топора, ни, на худой конец, ножа.

Вывод из всего перечисленного следовал неутешительный: на Биврёст моему непокойному духу не взойти, с буйными эйнхериями в палатах Высоких эля не вкушать, да и туманный этот лес, который поле, до крайности был похож на то, что я читал когда-то о Нильфхейме: я успел уже убедить сам себя в том, что представляю Нижний Мир именно таким.

Опасения мои тягостные немедленно принялись подтверждаться. Впереди плеснула вода: той неизбывной легкостью, с которой только и накатываются на пологий берег могучие океанские волны, пусть и в погоду почти совершенно спокойную. Где-то там, по моему курсу, ожидал водоем: широкая река, разливное озеро или целое соленое море. Чуткий нюх немедленно уловил вонь гниющих водорослей, слуху послышались крики чаек, и я представил себе берег, на берегу — верфь, при верфи — корабелов.

В доке, получается, обретается Нагльфар, черные борта которого и возводятся потихоньку злокозненными великанами и их безвольными помощниками из числа мужей, павших бесславно.

Пусть и умер я не так, как полагается взрослому мужчине славного северного рода, но смерть ведь ничего не заканчивает — кроме жизни, конечно, но уже и в последнем у меня появились весомые сомнения!

Поэтому я весь подобрался: решил не отдавать великанам свои замечательные когти. Пусть ищут строительный материал где-то еще, я же не дамся, хоть они дерись!

Драться тогда бы пришлось взаправду, причем мне самому. Для того требовалось обрести хоть какое-нибудь оружие: я принялся внимательно смотреть себе под ноги в надежде найти хотя бы камень, пусть тот и не очень сильно поможет против великанов, и даже за оружие не совсем считается.

О том, что я сам, вообще-то, ученый физик, и, следовательно, волшебник далеко не из последних, что со времен владычества йотунов эфирная магия шагнула далеко вперед, что, возможно, даже известных мне бытовых заклинаний хватило бы для того, чтобы подороже продать свою мохнатую шкуру, я в тот момент совершенно позабыл.

И вот, когда я совсем уже собрался ступить безоружным на Последний Берег, издалека, оттуда, где шумела вода, громко фыркнула и негромко заржала лошадь. Я обрадовался: с верным копытным товарищем человека йотун нипочем не поладит, потому даже Всеотец Один, если верить древним легендам, одолевает пути асов верхом именно что на коне!

Я остановился резко: из-под ног внезапно выметнулся ёж. Колючий зверь бросился бежать по дороге, пересекая ту, отчего-то, наискось, но имея в виду как можно быстрее разминуться с огромным и опасным, пусть и безоружным, мной.

Я как следует проморгался и даже протер глаза верхней левой лапой: на какой-то чудной миг мне показалось, будто лесной убийца земляных червей бежит на задних лапах, передними прижимая к груди небольшой узелок. Привидится же такое, пусть и в посмертии…

Камни все не попадались, я перестал смотреть под ноги и решительно прибавил шаг: опасность стоило встречать грудью вперед, с поднятыми ушами и напружиненным хвостом — тем более, где лошадь, там йотунов нет, с кем же попроще и послабее я справлюсь и так, да и о волшебных своих навыках я тоже вспомнил крайне своевременно.

Все в этом странном мире случается неожиданно.

Точно так же, как и все остальное, состоялось явление мне бревенчатого сруба-пятистенка, оседлавшего невысокий холм. Дом сей был выстроен из толстых, в два обхвата, бревен, крыт богато раскрашенными досками. Цвета красок были хорошие: красные и желтые, как солнце, и я приободрился: зло и смерть не терпят солнечных цветов, бегут от них!

Входом хорошее строение стояло ко мне, столь же, как и крыша, замечательно раскрашенная дверь оказалась приоткрыта. Посмотрел левее: на завалинке, с правой для себя от дома стороны, сидел некто, с каждым новым шагом принимающий все более узнаваемые черты.

И вышло так: если бы не заметные шрамы поперек всей морды, не старинное, даже древнее, но выглядящее совсем новеньким, одеяние из красных штанов и зеленой куртки, и не ножны широкого меча, прислоненные к стене сруба, я бы подумал, что передо мной сидит никто иной, как я сам.

Я, на ставших вдруг негнущимися, задних лапах, приблизился к тому я, который не я, остановился, стоя в пяти шагах, но кланяться не стал: просто поднял в знак приветствия правую переднюю лапу, развернув ее ладонью к не-жителю этих удивительных мест.

- Привет тебе! - интуитивно выбрал я для приветствия родную речь. Говорил я не тем манером, каким обсуждают недостойные сплетни жители больших городов и составители эслектронных словарей: говор применил старый, почти старинный — так до сих пор общаются между собой немолодые жители самых дальних от побережья хуторов.