Лицом к лицу - Александр Лебеденко

— Именно с завтрашнего дня, — подтвердил комиссар Малеев. — Я сам приду посмотреть.

Шавельский церемонно взял под козырек и сказал, что исполнит приказание.

Алексей присматривался к Синькову. Глушил в себе неутолимую неприязнь, но она вспыхивала в нем при каждом взгляде в холодные, бесцветные глаза Синькова, при звуках его скрипучего голоса, при воспоминании о Вере… Неясен был для него этот властный и сильный человек. Но как инструктор он действует отчетливо. Надо добиться, чтобы все инструкторы и командиры работали так же, как Синьков.

Холодным, ветреным утром с серыми гонкими тучами, какие проносятся по осеннему небу Петрограда, когда Финский залив грозит превратить городские улицы в каналы, Алексей отправлялся со всем бюро коллектива в райком. На дворе под звучную, умелую команду Синькова ходила первая батарея. Сам Малиновский стоял посредине двора в перехваченной поясом шинели. А где-то в глубине, у цейхгаузов, топтались жидкие ряды второй батареи. Голос Шавельского, такой ладный и звучный в песне, едва доносил до улицы слова команд.

«Начали все-таки», — подумал Алексей и пожалел, что его срочно вызывают в партийный комитет. Он тоже посмотрел бы, как идет учение, как ведут себя коммунисты.

Малеев вышел во двор, когда Малиновский уже возвращался в управление, а Синьков выводил команду за ворота. Малеев пропустил мимо себя тяжело и гулко шагавшие ряды и прошел во двор, где нескладно шагала вторая батарея. Шинели у многих красноармейцев были расстегнуты, в строю шли разговоры, на глазах у комиссара люди покидали ряды и разбредались по двору.

Малеев уже представлял себе, как энергично он будет разговаривать с командиром. Этакая шляпа, не может взять людей в руки.

Шавельский крикнул:

— Стой!

Двое вышли из второго ряда и двинулись к казарме. Малеев пустился наперерез:

— Куда, товарищи?

— На минуточку в казарму, товарищ комиссар, — не останавливаясь, сказал один из беглецов.

— Стойте, товарищи, когда с вами говорит комиссар! — раздраженно крикнул Малеев.

Не сразу, с ленивым достоинством, оба остановились.

— Почему покинули строй?

— Командир разрешили.

— Пойдем к командиру.

Шавельский уже заметил комиссара и сделал ему навстречу несколько шагов.

— Товарищ Шавельский, вы разрешили этим товарищам покинуть строй? — не дожидаясь рапорта, крикнул Малеев.

Батарейцы смотрели на командира и комиссара усмехаясь.

— Схватятся, как петухи, — смеясь, шептал соседу рыжий Малкин.

Комиссар услышал и налился кровью.

— Я не помню, — мялся Шавельский. — Может быть, разрешил. Я разрешил вам? — спросил он красноармейцев.

— Так точно, разрешили, — весело ответил один из них.

— Что же вы покрываете? Я видел: сами ушли. — Малеев уже ненавидел этого тонконогого певуна. — И потом — строй так строй. Вы небось в царской армии из строя не пускали.

— Другие порядки, — солидно заметил Игнат Степанович Коротков.

Шавельский сделал безнадежный жест. Лицо его говорило:

— Тоже сравнил, голова садовая!

Малеев старался успокоиться, но внутри его все клокотало. Разве это допустимо?

— Вы оба пойдете под арест. На вас я тоже наложу взыскание, товарищ Шавельский.

Чтобы не сказать лишнего, не уронить свой авторитет, Малеев спешным шагом отправился к управлению. Позади него в нерешительной позе стоял Шавельский, по рядам батарейцев ходил гул недовольных голосов.

По двору Малеев еще шел, но по лестнице и по коридорам он уже бежал. В канцелярии он увидел Сверчкова, схватил его за рукав и вместе с ним, недоумевающим и слегка сопротивляющимся, влетел в кабинет командира.

Малиновский посмотрел на Малеева скучающим взором и терпеливо выслушал сбивчивый рассказ комиссара.

— Под арест? Прекрасно сделали. А командиру? Что же, э… э… командиру — выговор в приказе.

— И командира под арест! И красноармейцев и командира, чтоб было понятней.

— Хотите командира под арест? — переспросил Малиновский. — Сразу подорвать авторитет командира батареи?

— Негодный командир он, Константин Иванович. Сменить его вообще надо, — наседал Малеев. — И посадить надо. Вот поручите товарищу Сверчкову.

Сверчков досадовал, что не ушел из кабинета в удобную минуту.

Малиновский улыбнулся одними глазами.

— Дмитрий Александрович, по моему приказанию э… арестуйте штабс… э… командира второй батареи и посадите его… э… куда-нибудь, вместе с красноармейцами.

— А куда же мы его денем? — спросил он у комиссара. — Ведь у нас нет ни губы, ни арестного помещения. Гауптвахта… в Красной Армии… — недоуменно размышлял он вслух. — Видимо, нужно будет завести. А пока можно в чистый подвал. Принести стол, скамью… Ведь ненадолго?.. — спросил он комиссара.

Сверчков отправился на казарменный двор. Окруженный красноармейцами, стоял Шавельский. Обиженным голосом он оправдывался перед сочувствующей ему толпой. Сверчков подошел к нему и официальным тоном сказал:

— Товарищ Шавельский, по приказу командира дивизиона я должен арестовать вас. У вас нет оружия? Будьте любезны следовать за мною. — Он пошел вперед, не дожидаясь ответа.

Шавельский развел руками, как бы спрашивая не то у сверчковской спины, не то у красноармейцев: за что? — и послушно двинулся за Дмитрием Александровичем. У входа в подвал он остановился.

— В подвал я не пойду. Что я, собака, что ли?

— Поставим вам стол и скамью. Там чисто.

— Красиво! — бросил в лицо Сверчкову Шавельский. Он осмотрел нахмуренные лица красноармейцев, еще раз упрямо топнул ногой и плаксивым голосом заявил: — Я не свинья — валяться по подвалам.

Малкин толкнул в бок Сергея Короткова:

— Как хороший командир — так его в подвал…

— Крутют… — буркнул Коротков Игнат.

— Не давать командира, — выкрикнул громко один из батарейцев.

— И паек фунт! — подсказал Малкин.

— А матрацы иде?

— И теплое белье?

— Сапог навезли, а не выдают, — поддавал Малкин.

Голоса вспыхивали то здесь, то там.

— Товарищ Шавельский, прошу вас подчиниться, — обеспокоенно и многозначительно сказал Сверчков. — Я сам подчиняюсь приказу и рекомендую вам сделать то же.

Игнат Коротков заступил дверь подвала и заявил Сверчкову:

— Не пущам командира в подвал.

Он хотел увести Шавельского, но Сверчков резким тоном сказал ему:

— Игнат Степанович, не мешайтесь не в свое дело.

Шавельский колебался.

Тогда Малкин крикнул:

— Сегодня арестуют, а завтра начнут морду бить.

— Понравилось начальствовать!

Сверчков обернулся к Малкину:

— Вас тоже придется арестовать.

— Всех арестуйте!

Теперь двор гудел недобрым шорохом голосов, готовых взорваться, расколоть толпу на два враждебных лагеря. В этот момент, как будто на зов расходившейся братвы, с разудалой песней вошла во двор колонна первой батареи. Синьков скомандовал: «Разойдись!» — и красноармейцы обеих батарей смешались.

Разбойный свист вырвался из рядов, охальнический и бессмысленный. Спрятавшись за чужие плечи, засунув в рот два пальца, не разбирая, в чем дело, свистел Федоров.

— А ну, спокойно! — рванулся вперед коммунист Сергеев.

Но на свист уже летели люди со всех концов двора, с улицы. Налетали с веселым гулом. Несколько человек, переглянувшись с Малкиным, дружно замахали руками и заорали что-то не своими голосами. Кто-то сильно толкнул Сергеева. У многих красноармейцев — озабоченные, непонимающие лица, но все как один напряжены и взволнованы. Никто не вступился за Сергеева. Он отошел в сторону, ища своих. Вокруг не было видно ни одного коммуниста, только маленький Холмушин жался к нему и шептал:

— Что ж это будет, что будет?..

— Иди ты к черту! — ругнул его Сергеев и пошел к воротам.

— Набрали, а кормить нечем, а в деревне хлеб забираете, — кричал между тем Малкин.

— Айдате по домам!

— У легкачей уже одни каптеры остались, — крикнул парень, прибежавший от ворот.

— Пехотные уже на вокзале.

— Одни мы дураки!

— Робя, айдате по вокзалам!..

Синьков стоял у дверей управления. Воробьев, конечно, ринулся бы с головой в эту кутерьму. Но следует выдержать характер. Бесформенный бунт, без главарей, без командира. Его раздавят. А стать за комиссаров — это значит настроить против себя как раз тех, на кого впоследствии придется опереться… Он взбежал по лестнице и из окна пустого помещения, как с наблюдательной вышки, следил за двором. Если здесь действуют эсеры — пусть сами платят за разбитые горшки. Запоздалые вояки. Пускай летят клочья и у тех и у других. Для него, Синькова, это только приближает удобный час.

Он решительно сбежал к воротам и, отозвав растерявшегося молодого батарейца, члена коллектива Сычева, сказал ему: