Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов

Щёголь глядел в сторону, где между зубцами крепостной стены виднелся махонький кусочек окоёма — потемневшее вдали море соприкасалось со светло-голубым, почти белым, небом в грязноватых барашках облаков. Должно быть, к вечеру нагонит дождевые тучи. Как-никак, осень на дворе. — Вы боитесь смерти?

Альт Грегор вздрогнул. Кто знает, какие способности просыпаются в менестрелях, обученных использовать магию не только для извлечения звуков из дощечек, жил и кусочков меди? В случайные совпадения он не верил уже давно — жизнь отучила.

— Не хотите рассказывать — не надо, — пожал плечами трагерец. — Я понимаю — не всякий человек готов излить душу перед случайным знакомым. Тут уж с духовником не каждый способен откровенничать…

Ланс внимательно взглянул на собеседника. Пран Ридо производил двойственное впечатление. С одной стороны, кажется, будто он порхает по жизни, словно мотылёк, заботясь лишь о собственной красоте и успехе. Эти каштановые локоны, способные вызвать зависть у многих знатных девиц, белая кожа, защищаемая от солнца широкополой шляпой и перчатками, безукоризненно отглаженная сорочка — каждое утро ему доставляли свежую. Вначале знакомства Ланс даже сомневался — не переодетая ли женщина перед ним? Потом побаивался с оттенком брезгливости — живя на Айа-Багаанских островах, он несколько раз сталкивался с женоподобными мужчинами, которые предпочитали влюбляться в людей одного с ними пола. В отличие от многих своих знакомых пранов, великий менестрель считал их безобидными, но испытывал стойкое отвращение отвращение. Потом присмотрелся к прану Ридо и успокоился. Да, вечно прихорашивающийся щёголь, но это не мешает ему выполнять поставленные задачи не хуже, а лучше прочих менестрелей из боевой команды. Да и возможности ущипнуть пониже спины помощницу прачки, приносившую сверкающую белизной рубаху, никогда не упускал. А кроме того, Ланс несколько раз перехватывал взгляд трагерского менестреля — цепкий, внимательный, серьёзный не по годам.

— Боюсь, — неожиданно для самого себя признался Ланс. К чему играть и бравировать отвагой, если в этом нет ни крохи правды? — Боюсь потому, что не могу с уверенностью сказать — останется ли этот мир, когда я перестану его видеть, слышать и ощущать? А ведь он так хорошо… Жаль терять, не правда ли?

— Конечно… — улыбнулся красавчик. — У вас очень интересный взгляд. Я как-то об этом не задумывался.

Он замолчал, очевидно, ожидая встречного вопроса, но Ланс не спешил. Конечно, правильно было бы как можно ближе познакомиться с людьми, которые плечом к плечу с тобой примут жестокий бой. Всегда нужно знать, чего от них ожидать. Но сейчас менестрелю не хотелось ничего. Только сидеть в уголке, защищённом от ветра крепостной стеной и, подставив щеку солнцу, предаваться блаженному «ничегонеделанью». Усталость, копившаяся несколько последних месяцев, наконец-то дала себя знать.

Ридо альт Сантош не выдержал первым.

— Я часто задумывался — боюсь ли я смерти… — Слово «я» особо выделил. — Одно время мне казалось, что не боюсь. Подумаешь, смерть! Что она может стоить в сравнении с яркой и красивой жизнью?

— Когда-то я тоже так думал, — кивну Ланс. — Дрался на дуэлях, нанимался на войну…

— Мы и сейчас с вами на войне.

— Да. Но сейчас я не нанимался служить за жалование. И вы тоже.

— И я тоже. И они. — Альт Сантош указал взглядом на прочих менестрелей, в ожидании галеры, которая повезёт их обратно в город, сгрудившихся вокруг Лобо альт Эскобана, как обычно, забавляющего соратников историями о своих прежних солдатских похождениях, вызывая раскаты хохота. — Но все мы можем погибнуть.

— Каждый из нас может погибнуть в любой миг. Ввязаться в дуэль с мастером фехтования. Свалиться с коня. Пьяным упасть с причала. Поесть тухлой солонины…

— Вы считаете, что эти смерти и смерть в бою за свою державу равны?

— Конечно, нет. Упаси меня Вседержитель от таких мыслей. Но смерть есть смерть.

— Тогда почему вы вступили в войну с Браккарой, защищая Эр-Трагер?

— Во-первых, я очень не люблю браккарцев…

— А во-вторых?

— Во-вторых, я видел, что они сотворили с городом во время прошлой войны. Вы тогда не могли воевать — были слишком молоды.

— Да, — вздохнул альт Сантош. — Отец даже забрал меня из академии — наш замок стоит на юго-востоке Трагеры, так что считайте, что прошлую войну я отсиделся в тылу.

— Не стоит принимать так близко к сердцу. Сколько вам было тогда? Четырнадцать?

— Шестнадцать с половиной. Я дважды пытался убежать, но…

— Раз не получилось, значит, то была не ваша война.

— А так бывает? Моя и не моя война…

— Бывает. Вседержитель знает, какая война ваша, а какая — нет.

— Мне кажется, важно, чтобы человек сам знал, какая война его.

— Но разве вы не знаете? Мне казалось, что вы пришли по зову сердца.

— По зову. Я и не возражал. Я хотел знать, какая причина подтолкнула вас.

— Теперь знаете?

— Да. Мне рассказывали, что тогда творили браккарцы. Я никогда не прощу им. — Ридо выпрямил спину, глаза его заблестели. — Пран Ланс! Вот моя рука! Знайте, среди этой своры найдётся хотя бы один, кто прикроет вам спину!

Узкая ладонь трагерца, на удивление, оказалась сильной. Хоть монеты сгибай. Ланс искренне ответил на рукопожатие.

— Надеюсь, все мы будем сражаться плечом к плечу.

— Я тоже на это надеюсь, но не верю.

— Что вы хотите этим сказать, пран Ридо? — брови Ланса полезли на лоб.

— Любой из этих менестрелей, — красавчик понизил голос, поднося ладонь к губам. Со стороны казалось, будто он вздумал почесать нос, но альт Грегор догадался — Ридо опасается, что его слова прочтут по губам. — Любой из этих менестрелей с удовольствием воткнёт вам кинжал под лопатку. Стоит только зазеваться.

— Но почему? Что я им сделал?

— Зависть и гордыня. Гордыня и зависть. Эти два чувства растут из одного корня, словно две ветви одного дерева. Они дополняют и уравновешивают друг друга.

— Ничего не понимаю…

— Вы же не будете возражать, что каждый менестрель стремиться стать первым? Желание быть не просто известным, но известнее, чем другие, не просто желанным гостем у правителей, но желаннее, чем другие, не чуждо вам?

— По-моему, это естественное желание… — начал было Ланс, и осёкся.

Ничего подобного. Нельзя так жить. Нельзя всегда рваться вперёд, наступая на чужие головы и судьбы. Да, хочется, ибо гордыня зреет в душах и