Одиночество менестреля - Владислав Адольфович Русанов

неизвестный художник — развевающийся багряный плащ и клинок, занесённый над головами гонителей Веры. Святой Яген прославился тем, что один из немногих первосвятителей оказал сопротивление, когда их преследовали за верность учению Вседержителя.

Альт Грегор назначил помощников. Перво-наперво Эрике альт Дако. Куда же без него? Такой знаменитый и неповторимый… Он с честью нёс возложенную ответственность, хотя, вполне возможно, сам страдал, что не выпить вина, не гульнуть с красотками нельзя. Но за собратьями по музыке следил исправно и отчитывался Лансу о самых малых нарушениях. Вторым помощником стал пран Лобо альт Эскобан, примчавшийся в Эр-Трагер откуда-то с восточных границ, где он поднимал боевой дух аркебузиров, денно и нощно стерегущих рубежи державы от возможного вторжения кевинальцев. Соседи всё не вторгались, солдаты скучали, поэтому пран Лобо не знал покоя со своими двумя фаготами и лирой. Услыхав призыв защищать столицу, он вскочил на коня и за четверо суток примчался в Эр-Трагер. Явился одним из последних, но легко и ненавязчиво выбился в «первые скрипки».

Альт Эскобан отличался богатырским сложением, хотя ростом уступал Эрике альт Дако. Руки и плечи молотобойца, а не музыканта. Небрежно зачёсанная на затылок грива русых с рыжиной волос, тяжёлый взгляд, заставлявший спорщиков забывать заранее приготовленные доводы. Вдобавок пран Лобо говорил низким и хриплым голосом, почти рычал, тяжело и веско роняя слова. Этот менестрель перещеголял даже «того самого» Эрике. Устраивал разнос нерадивым, грозил за малейшую провинность выгнать с позором не только из отряда, но и прочь из Трагеры. Любой прекословящий немедленно становился в его глазах пособником браккарцев, а с предателями он не желал даже разговаривать, обещая десяток кар одновременно — от плетей до расстрела перед строем. Маги-музыканты его побаивались и потому подчинялись, а Ланс получил возможность хотя бы одну вечернюю стражу отдыхать перед сном, а не падать в постель и засыпать, едва успев стянуть сапоги.

Кроме этих двоих и уже неоднократно упомянутого Лаго альт Браццо, в команде Ланса выделялись: Уго альт Тардин — маленького роста толстяк, добрый, улыбчивый, но постоянно находящий какую-то причину, чтобы отлынивать от задания; Ридо альт Сантош — тридцатилетний пран с юга Трагеры, который, благодаря завитым щипцами локонам и отсутствию бороды и усов, выглядел, словно юноша или даже девушка, но мог запросто играть на двух десятках инструментов без малейших признаков усталости; Пепе альт Виньо — всегда наполовину пьяный, несмотря на старания Ланса и его помощников, грязный, в засаленной одежде, источавший смрад много лет не мытого тела, несмотря на то, что Дом Синей Летяги, к которому он принадлежал, не уступал древностью Высоким Домам Трагеры; Руй альт Сомаро — невзрачный и незаметный, как наёмный убийца, не проронивший за всё время проверки и обучения и десятка слов, но капитан Васко рассказал, что на счету прана Руя несколько десятков выигранных дуэлей; наконец, Пирелло — выходец из вирулийских низов, неизвестно каким ветром занесённый в Эр-Трагер, весельчак и зубоскал, не расстающийся с широкополой чёрной шляпой.

Команда подобралась удивительная, и трудно было представить людей, менее подходящих друг к другу. Если бы Ланс решил вдруг выступить в роли кондотьера и собирал отряд наёмников, то и за всё золото мира не согласился бы от таких служак. Да и капитаном корабля он отказался бы от команды с такими разными взглядами на жизнь и мир. Но выбирать не приходилось. Точнее, он уже и так выбрал. Припомнились слова одного из королей, носившего корону несколько веков назад. Когда ему вежливо намекнули, что приглашённые на какой-то праздник маги-музыканты ведут себя более чем безобразно — напиваются, валяются под столами, тискают служанок и задирают стражу, он ответил: «Других менестрелей у меня для вас нет!» И Ланс хорошо понимал его. Люди искусства непросты, требуют особого подхода в мирное время, но в военное не стоит перебирать их, как богатая и заносчивая прана женихов.

Каждое утро они грузились на галеры и мчались по волнам — каждая команда к своему форту. Ланс в Южный форт, а Регнар — в Северный. Артиллеристы уже ждали их, зарядив орудия. Приветствовали менестрелей радостными возгласами. Им объяснили, для чего шумная орава людей, с трудом поддающихся дисциплине, сующих носы куда ни попадя и так и норовящих причинить себе или окружающим какой-нибудь вред, является в укрепления. Предвкушая звонкую оплеуху, которая будет в самое ближайшее время отвешена браккарцам, солдаты старались так, что едва из кожи вон не выскакивали. Бегали с тяжеленными банниками наперевес, закатывали в жерла ядра, подкатывали бочонки с порохом, обливали водой с уксусом стволы пушек после выстрелов. Адмирал распорядился не жалеть ни сил, ни средств для учёбы, а слово прана Жильона у трагерских солдат приравнивалось к слову Вседержителя.

Первых три дня менестрели просто овладевали навыками управления орудием и ядром. Нужно было не только почувствовать артиллерийский ствол, как музыкальный инструмент, но научиться вовремя подхватывать посредством магии покидающее жерло ядро. Закручивать, ускорять и отправлять, как можно дальше. Не у всех получалось. К примеру, Лобо альт Эскобан, будучи сильнее большинства товарищей по команде, постоянно «страчивал», теряя ядро. Зато красавчик Ридо альт Сантош поражал виртуозностью, с которой обращался с магией, но нередко выдыхался и приводил вылетевший из пушки снаряд прямиком в волны. Но не от того, что ослабевал, а от того, что входил в раж и стремился использовать всю доступную ему Силу полностью и без остатка. Пепе альт Виньо имел свойство — врождённое или благоприобретённое — засыпать стоя, несмотря на орудийный грохот и содрогающиеся скалы. Каждый из менестрелей прятал в душе некую изюминку, которая в той или иной мере препятствовала его безупречной воинской службе.

«Ну, так творческие же люди, — всякий раз убеждал себя Ланс. — Чистокровного скакуна, выигрывающего приз за призом на скачках, нельзя впрягать в телегу, гружённую углём. К менестрелям нужен особый подход, чтобы они полностью раскрыли свои способности».

Он честно искал. Не распекал подчинённых, словно сержант новобранцев, не грозил карами, а убеждал, объяснял, подсказывал и, наконец, старался увлечь их личным примером. К каждому относился так, будто повстречал родного брата, с которым разлучён был в детстве. Терпеливо выслушивал жалобы, размышления и философствования. Мирил их, когда музыканты начинали выяснять отношения, кто же из них самый лучший. Хвалил музыкальные пьесы, без которых не мог обойтись ни один вечер, проведённый в гостинице «Гнев Святого Ягена». Никогда раньше альт Грегор не оказывался в столь затруднительном положении, будучи одиночкой, не заинтересованным в совместных выступлениях с такими же пранами, как и он сам. Никакого опыта. Общение с