Белая как снег - Самюэль Бьорк

позвонить вышестоящему, то есть мне, но тут в подвал пришел Хельмер и напал на нее с битой.

– После чего она скрутила его, выгнала из его дома и нанесла побои в его собственном саду, на радость всем собравшимся СМИ?

– Все верно.

Драйер вздохнула и покачала головой.

– И что вы выяснили на допросе?

– Он не рисовал эту картину.

– Не рисовал?

– Нет.

– И?

– И не учился в школе искусств, о которой идет речь.

– И откуда мы это узнали?

– Мы ездили туда вчера вечером. С его фотографией. Ответ отрицательный. Это не тот человек, который учился у них, и соответственно не тот, кто написал картину.

– Но тот студент назвался Франком Хельмером?

– Да.

– А есть другой Франк Хельмер, подходящий под описание, вы же на этот раз взяли с собой художника? Чтобы убедиться, что в следующий раз, когда мы позволим вам нападать на подозреваемого, он хотя бы будет внешне похож на того, кого мы ищем?

Мунк принял удар. Она ведь права. Это его ошибка.

– Других подходящих персонажей с таким именем у нас нет, и да, мы отправили в школу художника.

– Значит, он учился там под фальшивым именем?

– Да.

– Все равно как-то притянуто за уши. Картина? Кому в голову пришла эта идея? О, мальчик на этой картине похож на убитых, давайте изобьем совершенно случайного человека?

– Это была моя идея, – кашлянул Мунк.

– Ладно, – вздохнула Драйер, сделав глоток кофе. – Нам повезло, этот Франк Хельмер не самый законопослушный гражданин и не сможет подать в суд на государство за то, что мы сделали. Он оказался… наркодилером, так мы полагаем?

– Таблетки, стероиды, – кивнул Мунк. – Пока не ясно, дилер он или только посредник, отвечающий за склад, но дело уже направили команде Андерсена, они разберутся.

– Хорошо. То есть вы вычеркиваете Хельмера из дела, или?..

– Нет, не совсем.

– Почему же?

– Франк Хельмер неоднократно был пациентом психиатрической клиники Гаустад.

– И почему это важно?

– Это подходит под описание нашего преступника. И временной отрезок между убийствами в Швеции и Норвегии совпадает. Мы полагаем, что преступник мог лежать в какой-то больнице…

– Снова вилами по воде, но почему?

Мунк наклонился и приложил палец к газете.

– Вот этот человек.

– Ах да, – вздохнула Драйер. – Он есть в моем списке, вы же отправили сотрудника в Кристиансунн? И он даже не смог добыть нужную информацию. Пришлось это делать «ВГ». Послушайте, Мунк…

– Это моя вина. Сотрудник уже уволен.

Она внимательно посмотрела на него, словно оценивала, правду ли он говорит и способен ли вообще принимать такие решения.

– Ладно, хорошо. Но послушайте, Уле Гуннар Сульшер? Вы же понимаете, какой цирк из этого устроили газеты? Выставили нас полными идиотами.

– Да, понимаю. Но эту информацию было важно проверить.

– Потому что?..

– Двое мальчиков дали описание преступника – они видели его на футбольном поле на участке Финстад. Он хромал. И сказал, что травма помешала его профессиональной футбольной карьере.

– И вы в это поверили?

– Это необязательно, но стоит пойти по всем следам, и это единственные свидетельские показания, которые у нас были.

– О’кей, и они привели вас – точнее «ВГ» – к этому человеку?

– Да. Рогер Лёренскуг.

– И где он сейчас?

– Он мертв. Самоубийство.

Снова покачав головой, Драйер положила папку на стол.

– Так что у вас есть, Мунк? Только ерунда? Игрушки? Вымышленные истории про волков и полнолуние и старые товарищи легендарных игроков в футбол, которые сначала хромают, а потом кончают жизнь самоубийством? Нет, так не пойдет. Я хотела спросить вас, каким образом в дело попал грабитель банка на инвалидной коляске, как будто он стоял в лесу, где вы нашли тела, но, думаю, услышала уже достаточно.

– Если бы вы только…

Она подняла руку и откинулась на спинку кресла.

– Буду откровенна с вами, Мунк, вы мне не нравитесь. И никогда не нравились. Не только потому, что ведете себя как самоуверенный наглец, но и потому, что не уважаете начальство. В моем управлении нет места для таких, как вы. По моему мнению, вы опозорили нас перед всеми. Но…

Она сняла очки и вытерла их лежавшей на столе тряпочкой.

– Я посмотрела ваше досье, у вас удивительно высокий процент раскрываемости за последние годы, почти сто процентов, поэтому…

Она надела очки на нос.

– У вас есть тридцать секунд, чтобы переубедить меня. Почему я должна позволить вам продолжить работу? Почему мне не нужно поднять трубку, чтобы позвонить в Крипос?

Мунк наклонился вперед. Повернул две газеты так, чтобы она видела.

– Рогер Лёренскуг. И Франк Хельмер. Оба с психическими проблемами. Оба лежали в психиатрической клинике Гаустад. Неоднократно. В одно и то же время.

– И почему это важно?..

Он сдержал гнев и пожал плечами.

– Кто-то выдает себя за Франка Хельмера. И одновременно притворяется Рогером Лёренскугом. Думаете, это совпадение?

Она промолчала, сидя с прямой спиной в своем кресле.

– Вы уже были в больнице?

– Как раз еду туда. Меня ждет машина.

Ее лицо выражало недоверие.

– Даю вам два дня. И на этот раз жду отчеты о каждой мельчайшей детали, это понятно?

– Сделаем, – кивнул Мунк.

Она махнула ему рукой.

– Хорошо. Можете идти.

Мунк встал, засунул в рот сигарету.

И не закрыл за собой дверь.

67

Во время встречи Камилла думала, что сидевший напротив человек сошел с ума. Что он обманывает ее. Поначалу она была уверена, что он говорит все это только для того, чтобы она почувствовала себя лучше – так ведь обычно делают в больницах.

Все хорошо, Камилла.

У вас прогресс налицо, Камилла.

– Я нашел вам работу, Камилла. Хотите? Снова влиться в общество.

Она? Работать?

В тот день, выйдя из поликлиники, Камилла порхала на крыльях счастья.

Она никогда раньше не работала.

Закончила школу в шестнадцать лет и с тех пор находилась в системе.

В больнице.

Четыре года.

Хотя вообще-то так не должно быть, в Гаустад не клали на лечение на четыре года. Раньше да, людей привязывали кожаными ремнями к кроватям и делали лоботомию. В этом же помещении. Которое теперь стало ее домом. Ну, не домом, конечно, а просто местом для жизни, когда голоса в голове мучили ее.

Четыре года.

Сонные дни с таблетками, каждый раз новыми. Поначалу она еще боролась с этим, а потом сдалась. Потому что они помогали, по крайней мере, когда эти лица говорили в ее голове. Они постоянно плакали, а иногда кричали во весь рот, заставляя ее делать то, что она совсем не хотела.

Когда таблетки переставали помогать, Камиллу запирали в отдельной комнате. Теперь это не