Счастливых бандитов не бывает - Данил Корецкий

— Это что же выходит, что я зазря Питона шлепнул? Зазря срок оттянул? Получается, я как лох повелся? А этот гад развел меня по полной программе?

Иван смотрел на Зимний дворец и думал, что ничего особенного в нем нет: дом и дом, сейчас в десять раз больше строят и красивее. И еще он думал, что хорошо бы накатить стакан-другой холодной водки, чтобы растопить холод, сковавший омертвелую душу.

— То-то, смотрю, он зыркала в сторону все время отводит… Сто долларов давал, сука! И к себе в бригаду не взял! Я врубиться не мог: что за дела? А пацаны до сих пор не догоняют…

Лебедь вначале слушал внимательно, потом взгляд остекленел, но перебивать он не стал, давая возможность выговориться. Иван сам понял, что основная информация собеседником получена, а сантименты его не особо интересуют. Поэтому он прервал фразу на полуслове.

— Да, меня еще тогда некоторые вещи насторожили, — задумчиво сказал Лебедь, покусывая веточку петрушки. — Уж слишком все на твоем Питоне сходилось, в жизни так никогда не бывает… Особенно, что он пушку у себя оставил. Совсем идиот, что ли? Ну, а от меня ты чего хочешь?

Боцман молчал. Он понимал, что хочет просить то, о чем просить нельзя. Понимал, что между ним и Лебедем — огромная пропасть, что проведенное вместе на зоне время ничего не значит и, скорей всего, бывший Смотрящий пошлет его куда подальше с такой просьбой. Но отступать было некуда. Он поднял взгляд и впился в мутноватые глаза собеседника.

— Хочу попросить «пробить»: кто Ежа на Тиходонск вызывал?

Лицо Лебедя окаменело. Как тогда, когда он приказал сломать Финику спину, а пострадавшего от него парня отправить в петушиный угол.

— А ты понимаешь, о чем базар ведешь? — холодно спросил он.

Но Боцман не опустил глаз.

— Я все понимаю. При другом раскладе не приехал бы и не просил. Можете сделать — сделайте, я в долгу не останусь. Может, еще пригожусь…

— Да, ты парень духовитый, и опыт у тебя важный имеется, — медленно произнес Лебедь. — Может, и пригодишься. Только я за тебя не потому впрягаюсь. А потому, что дело твое правое на все сто процентов, даже на двести!

Он помолчал.

— Как, говоришь, этого фофана зовут?

— Гарик Речпортовский.

— Я его первым обзывать не буду, пусть мне его со стороны объявят. Но если совпадет, я тебе звякну и скажу: «Ты был прав». Лады?

— Лады, — Боцман с облегчением перевел дух.

— Тогда будь здоров, — Лебедь промокнул губы полотняной салфеткой и поднялся. — Стол оплачен, сейчас тебе водки принесут. Накатишь, расслабишься. Отдыхай!

«Откуда он узнал про водку?» — подумал Боцман, глядя ему в спину. Но через мгновенье спина пропала из виду, потому что Лебедя окружили телохранители.

Глава 11

Поединок оперов

Побеждает не тот, кто сильнее,

А тот, кто привык побеждать.

Дело Халилова висело нераскрытым. Бомжи клялись, что они ничего не знают и в день убийства вообще не приходили в отстойник. Каждый день на оперативках Волин перечислял нераскрытые убийства: Лыжник, Омар, Джаванян, Еж, Шкет с компанией, теперь еще Халилов… И выходило, что городской уголовный розыск во главе с начальником ничего не делает и чем занимается — неизвестно. Причем Волин умудрялся как-то отметить добросовестный труд молодых оперативников: товарищей Гнедина, Комарова, Глушакова, Ежова, которые хотя и не имеют достаточного опыта, но стараются изо всех сил. Гусар подал рапорт на увольнение и лежал в госпитале, поэтому выходило, что не стараются только осколки старой гвардии: Коренев и Волошин.

— По всем перечисленным делам имеется оперативная информация, определены подозреваемые, — пытался оправдаться Лис. — Но доказательственную базу следователи добыть не могут. Поэтому преступления официально остаются «висяками»…

С лицемерным сочувствием Волин развел руками.

— Наши показатели строятся на официальной статистике, а не оперативных материалах. К тому же аппарат уголовного розыска должен обеспечивать оперативное сопровождение следственных действий…

Все эти аксиомы Лис хорошо знал. Но возразить ему было нечего.

Когда сотрудники стали расходиться, Волин попросил его задержаться.

— Что там у тебя с «соседями», Филипп? — спросил он. — Они запросили характеристику и, похоже, готовятся предъявлять обвинение!

Эта новость стала для начальника УР неожиданной.

— Понятия не имею! Они меня вызывали, допрашивали по «крестобойне». Как меня похитили, кому я звонил, что видел… Но на этом дело и закончилось. Какое обвинение они могут предъявить?

— Кто их знает… Они же всегда напускают тумана, улыбаются, а потом — раз! Короче, имей в виду…

Похоже, что сейчас начальник УВД был действительно озабочен.

— Спасибо, — ответил Лис.

В груди у него кипело негодование. Этот Сочнев, значит, никаких выводов не сделал, предостережениям не внял и не успокоился! Вот что такое личное оскорбление. Он в очередной раз пожалел, что выкинул грубую шутку с вазелином.

Но раз фээсбэшник настроился воевать, ему придется воевать!

Холодные капли серебристой чешуей облепили лобовое стекло «БМВ». Автоматически включились «дворники», две тонкие длинные лапы бесшумно смахнули влагу в сторону, расчистив обзор. Бесшумно работал мотор, внутри было тепло, в уютном полумраке красиво светились приборы панели, пахло натуральной кожей и хорошим автомобильным ароматизатором. Горгуля смотрел в окно и грыз ноготь на пальце с татуированным перстнем.

— Ну и тачка у тебя, папа, чисто самолет, — по-блатному растягивая слова, процедил он и хотел сплюнуть, но плевать тут было некуда.

Горгуля сам был плевком, оскорблением для этого комфортного кожаного салона с ортопедическими, по фигуре, креслами, в которые такие, как он, обычно не садятся, и с удобными подголовниками, на которые они не кладут свои нечесаные и немытые головы. Он сам никогда раньше не ездил в дорогих машинах нового времени. Другое дело — провонявшие карболкой автозаки, раздолбанные патрульные «УАЗы», насквозь прокуренные оперативные «волги» и «жигули»… Впрочем, в самолетах он тоже никогда не летал, поэтому развивать затронутую им тему не имело никакого смысла.

— Кусачки не забыл? — спросил Лис.

— Был бы забывчивым, лежал бы на Северном кладбище, — проворчал Горгуля и пощелкал маленькими, блестящими, похожими на маникюрные, щипчиками.

— Надо же придумать — ксиву на цепочке носить!

— Может, и не будет цепочки, — терпеливо объяснял Лис. — Знаешь, как говорят: то, что положено, на то давно положено! Сейчас все сплошняком нарушают… Главное, запомни: нагрудный карман! Положено — внутренний, но может и наружный… Вот, гляди!

Из нагрудного кармана темно-синего, в едва заметную клеточку пиджака он «засветил» краешек красной «корочки».

— Да въехал я, въехал, — Горгуля скривил губы. — Ты у меня прямо как генерал! Сперва «баяном»[29] петь заставляешь, а теперь еще и лягушкой скакать… То запрещал «щипать»,[30] то сам «сажаешь на резину»[31]… Да еще к «конторскому» подводишь… Не нравится мне все это.

— Мне тоже не нравится, Горгоша, — отозвался Лис. — Но деваться некуда…

— Да мне один хрен, кого щипать…

От Горгули несло потом, дешевым табаком и безразличием. А теперь он еще принялся смачно жевать зубок чеснока, распространяя вокруг острый тяжелый дух.

— Ты это чего? — недоуменно спросил Лис.

— Так надо, папа, — ответствовал агент и отвернулся.

Через улицу, сквозь косую сетку дождя, был виден вход в серое четырехэтажное здание с псевдоколоннами и фризом, увенчанным гербом СССР. Совершенно непонятно, кто и почему прозвал здание Тиходонского ФСБ «Зеленым домом». Серое, серо-унылое, мрачно-серое! — где тут хоть капля зелени? Может, очень давно было зеленым? Или имелся в виду цвет валюты? Когда-то «Контора» не на жизнь, а на смерть боролась со скупщиками долларов и марок. Действительно не на жизнь, а насмерть — в прямом смысле. Тогда за это вполне могли расстрелять. И расстреливали!

Время от времени отворялась тяжелая дубовая дверь, впуская-выпуская очередную фигуру в темной, тоже чаще всего серой одежде. В последние сорок минут поток входящих сошел на нет, зато желающих покинуть здание стало гораздо больше. Одно за другим гасли высокие окна. Рабочий день закончился. Лис посмотрел на часы — 18.54.

— Действуй только наверняка, — повторил он в очередной раз.

У таких, как Горгуля, ум простой и заскорузлый. Чем больше повторов, тем лучше запомнит.

— Не торопись. Не фартит — завтра повторим. Или через неделю — не к спеху. Если тебя поймают, сам понимаешь: «колоться нельзя»!

— Да я в жизни не кололся, — обиделся Горгуля. И, помолчав, добавил: — А чего ты на рожон прешь? Неужто так приперло?