Выбор - Анна Белинская

Н вот брат вновь пишет…

Я считал, что он завязал с этим подростковым занятием. Вспомнив листок с четверостишием, понимаю, что пишет он для нее. Для МОЕЙ ведьмы. А значит, для него все серьезно.

А для неё?

Бросаю долбанный блокнот на стол и чувствую, что раздражение и злоба душат. Мне становится невыносимо дышать в этой комнате.

Слышу голоса из холла: брата и водителя. Хмурюсь. Сергею приплачивают за услуги личного помощника Данилы?

В комнату врывается тусклый свет из коридора. Вижу, как рука брата шарит по низко установленному выключателю.

Яркое освещение по периметру потолка неприятно бьет в глаза и мне приходится сощуриться.

Данила видит меня и замирает в дверях, а позади неуверенно топчется Сергей, не решаясь вклиниться в наш зрительный диалог.

— Спасибо, Серег. На сегодня мне помощь больше не нужна, — членораздельно проговаривает Данила.

Водитель понимающе кивает и, пожелав нам обоим доброй ночи, торопливо сбегает.

— Неожиданно, — усмехается Данила.

Согласен. Для меня тоже.

Наблюдаю за тем, как брат въезжает в комнату и начинает неспешно расстёгивать темный приталенный пиджак. Он и правда принарядился: брючный костюм, белая рубашка, волосок к волоску, дорогие часы. Глянцевый франт.

— Какие у вас отношения? – выплевываю я.

Вести задушевные беседы перед сном — не про меня. Я говорю всегда предельно кратко, без увиливаний и лишних прелюдий.

Данила насмешливо изгибает бровь и ухмыляется:

— И тебе добрый вечер! Пооо-можешь? – кивает на кровать.

Наши взгляды сталкиваются. Он что, меня просит? Это обескураживает и заставляет нервничать. И, возможно, раньше бы я принял этот посыл за провокацию, но не сегодня, когда брат смотрит так же, как я. Искренне.

Подхожу ближе. Черт. Даже в самые паскудные для брата времена, я не делал этого, и я не знаю, как сделать это правильно. Я теряюсь.

Данила смотрит на меня испытывающе. Словно ждет, решусь или нет. Оценивает, насколько сгнила моя сущность.

Мазнув по молчаливой физиономии, подхватываю брата на руки. Я его младше, но выше и крупнее: профессиональный спорт сделал мое тело крепким и выносливым, поэтому мне не составляет особого труда перенести Данилу на кровать. Он обвивает одной рукой мою шею, а второй придерживает себе ноги.

Сглатываю образовавшийся тягучий ком в горле. От этого прикосновения меня пробирает. Достает до самых костей. Я его чувствую: в своих руках. Его запах и жар родственного тела. И он не чужой. Ощущаю его беспомощность. Ощущаю напряженные плечи.

Опускаю Данилу на кровать и тут же отхожу. Не хочу находиться в его биополе. Не собираюсь. Я должен его ненавидеть. Должен. А не чувствовать … жалость и боль?

Данила подворачивает длинные рукава сорочки и расстёгивает пару верхних пуговиц.

— Так на чем мы остановились? – поднимает на меня взгляд. В нем смятение. И в моем, наверное, тоже.

На чем остановились? Я, блть, уже забыл.

После тактильного общения с братом мой воинственный настрой свалил на хрен, оставив после себя выжженое разрозненное поле чужеродных мыслей.

— Что у вас с Сашей? – говорю не так, как собирался. Будто лезу на запретную территорию. — Ты с ней был?

— Интересно, — брат задумывается и прищурено смотрит на меня. – А тебе какое дело?

Действительно. Какое мне дело?

Данила пытливо старается прочитать мои эмоции, но я успеваю поставить защиту — надеваю мудачью маску.

Несколько долгих секунд смотрит друг другу в глаза, пока на лице брата не расцветает улыбка, свойство которой я распознать не могу.

— Скажем так: Саша мне дорога, — медленно проговаривает брат, — очень. А вот твой интерес мне не понятен.

Дорога. Что, блть, это значит? Крепко стискиваю столешницу пальцами и чувствую, как волна гнева, отступившая на время, поднимается с новой разрушительной силой.

— Ты ревнуешь? – щурится брат и расплывается в еще более открытой ухмылке так, словно только что узнал обо мне то, чего не знаю даже я сам. — Да ты точно ревнуешь, чувак!

Он совсем спятил?

Я РЕВНУЮ?

Награждаю брата взглядом «пошел на хер». Что за тупые выводы?

Ничего не сказав, вылетаю из комнаты брата, со всей дури шарахая дверью.

Рвано выдыхаю, стараясь обуздать свою ярость.

О какой ревности он говорит?

Внутри меня всё, что угодно: злость, гнев, раздражение, обида, бешенство, но точно не ревность. НЕ РЕВНОСТЬ!