Выбор - Анна Белинская

41. Максим

Дома тихо.

Тусклый свет пробивается из гостиной.

Мать с отцом смотрят в экран планшета и тихо посмеиваются.

— Привет, сынок! — замечает меня мать. На ее лице фарш из изумления и неверия. Она не привыкла видеть младшего сына субботним вечером дома. Обычно я приползал ближе к утру воскресенья. — Уже вернулся? Даже раньше брата.

В смысле «раньше брата»?

— Не знал, что его нет. А где он? — зачем-то уточняю. Когда меня стало интересовать местонахождение брата?

— Гуляет! – мать пожимает плечами и загадочно улыбается. – Вырядился, надушился и довольный умчался!

Отец сидит с опущенной в планшет головой. Меня для него нет, впрочем, как и его для меня.

Довольный умчался. На инвалидной коляске?

— Понятно. Я пойду, — сухо бросаю.

Рывками взбегаю по лестнице наверх. Мне кажется, что после меня остаются огненные следы, потому что внутри всё пылает.

Как зек в одноместной камере, хожу по кругу в своей комнате.

Достаю книгу, пролистываю, ставлю на место.

Хватаю мобилу и втыкаю в соцсети.

Не помогает, сука.

Меня выворачивает наизнанку, я просто обязан знать, где старший брат.

С рыжей?

Не понимаю, может, она реально обладает какими-то колдовскими чарами? По-другому объяснить эту болезненную тягу к ней невозможно. Я словно помешался. Меня ломает, штормит, кромсает.

Сука, не зря рыжих в Средневековье сжигали.

Бессознательно хватаю толстовку, телефон и ключи от машины.

Я должен проверить, иначе свихнусь.

Свет в ее окнах не горит. Значит, ее нет дома. И это охренеть, как убивает.

Набираюсь наглости и звоню в домофон. Тишина. Гребанная тишина в окнах, в трубке и на улице.

Где они? Проводят время вместе?

С остервенением пинаю носком кроссовка пластиковую бутылку, нарушая идиллию этого вечера.

Темно.

Двор выглядит пустым и одиноким, таким же, как и я.

Сплюнув себе под ноги вязкий ком, иду в сторону скамейки на детской площадке, на которой уже тусовался в одиночестве. Сажусь.

Чего я жду?

Хочу увидеть, как мой старший брат привезет свою девушку домой?

Ну допустим, увижу. А дальше что? Как ревнивый муж, брошусь бить морду и качать права на ту, которая мне не принадлежит?

Херота полная.

Долбанув ногой по деревянной ножке скамьи, двигаюсь к машине и направляюсь обратно домой. По дороге цепляю телефон и собираюсь набрать рыжую заразу, чтобы узнать, какого мать его хрена, она еще не дома! Но бросаю, шандарахнув рукой по рулю.

Стремительно несусь в свою комнату. Полумрак коридора не скрывает от меня приоткрытой двери комнаты брата.

Гребанный Ромео вернулся?

Не знаю, какое дерьмо на меня находит, но я толкаю дверь.

Не спешу входить.

Всматриваюсь в темноту позднего вечера.

Пусто.

Никогда не входил в комнату брата. И он в мою тоже.

Это негласное правило уходит своими корнями еще в детство, когда два родных брата испытывали друг друга на прочность, ожидая нарушения этого правила противоборствующей стороной, как стартового выстрела, позволяющего открыто объявить войну. Но никто это правило не нарушал, и, скорее всего, именно сегодня я это и сделаю.

Знаю, что, если переступлю этот порог, назад дороги не будет.

И я переступаю…

Глаза начинают привыкать к мраку, и я обвожу комнату брата любопытным взглядом. Наши спальни идентичны, поэтому я отлично в ней ориентируюсь. Они разительно отличаются друг от друга. Так же. Как и мы с братом. Одна кровь, но чужие.

В комнате стерильно как в морге. Под ногами мягко и я, опустив глаза в пол, недобро усмехаюсь. Ковер. Ковер, твою мать!

Шарю взглядом по стенам и натыкаюсь на стеклянный шкаф, заставленный дипломами и грамотами.

Иконостас, блть. Наверное, молится на них перед сном.

Брат всегда любил выставлять на показ свои успехи.

На рабочем столе идеальный порядок. Чертов педант. Глазу не за что зацепиться, разве что за кожаный блокнот. Беру его в руки, листаю. Это стихи. Стихи Данилы. Их много, и они практически все посвящены одной девушке. Здесь и признания в любви, и другая сопливая хренотень.

Брат начал страдать этой поэтичной фигней еще в студенчестве, когда познакомился с Кристиной. Помню, как мать восторгалась его авторскими способностями, убеждая всех, что пара четверостиший в рифму обязательна должна быть издана на бумаге. Я не ценитель искусства, но ничего особенного в его строчках не вижу. Для любителя-обывателя сойдет, но не более.

После аварии брат забросил сочинительство, да и некому стало писать: Кристинка свалила в закат. Она не плохая девчонка, и мне всегда хотелось узнать, что она нашла в моем брате — человеке, эгоистично обожающего только себя. С одной стороны, я ее понимаю: кому захочется связать свою молодость с инвалидом. Но случись со мной такая история, как с братом, я бы сам ее отпустил, не дожидаясь, пока меня кинут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍