Записки, или Исторические воспоминания о Наполеоне - Лора Жюно

Люди светские, и даже большая часть окружавших Первого консула, и не подозревали, что между моей матерью и госпожой Бонапарт существовала тайная неприязнь. Жозефина говорила об этом очень редко, потому что с врожденной у креолок сметливостью не хотела показывать своего беспокойства, и так тягостного для нее, хоть и неосновательного в тогдашних обстоятельствах. Но она знала, как был привязан Первый консул к моей матери и как многим был обязан ей и моему отцу: подробности всех связей Наполеона с моим семейством были ей известны совершенно. Жозеф Бонапарт, никогда не забывавший благородного чувства признательности, часто говорил об этом при ней. Она дипломатично расспрашивала госпожу Летицию и слышала от нее то же, что от ее сыновей и в обществе. Господин Коленкур, искренне привязанный к ней, истинно благородный, честный человек (она была уверена в том), тоже доставлял ей все сведения, каких могла она желать. Как друг моей матери, он глядел на нее, может быть, с излишним восхищением и представлял иногда Жозефине такой портрет, что это беспокоило ее, особенно когда она соединяла с этим всесильную власть первых воспоминаний юности, волнующих душу всегда, во все годы.

Жозефина была достаточно умна, чтобы никогда не говорить о своем беспокойстве Первому консулу[59]: он, во-первых, мог рассердиться, а потом надо было не напоминать ему о моей матери, а постараться, чтобы он забыл о ней. Мало того: Жозефина не делилась своим беспокойством даже с самими приближенными людьми, но когда услышала о браке моем с Жюно, то, знаю это наверное, постаралась помешать ему. Она была уверена, что это дошло до моей матери, и потому прежде всех сама сказала мне об этом после моей свадьбы. Позже я перескажу наш разговор.

Тридцатое октября приближалось. В доме нашем, всегда оживленном, но тихом, день был распределен удивительно правильно, но тут все пришло в беспорядок. Бедная мать моя скрывала свои страдания и говорила мне, что никогда не чувствовала себя так хорошо. Она часто выезжала, желая закупить все сама. И точно, ее превосходный вкус делал ее выбор во всем изящным; однако я не прикоснулась бы ни к одной вещи, если б знала, что они были причиной страданий для больной моей матери. Впрочем, все, что могла я сказать в этом отношении, было бы совершенно бесполезно. Она не слушала меня, и мы с братом решили, что уж лучше не докучать ей. Потому все шло с удивительной быстротой. День, когда я должна была оставить маменьку, приближался, и честно скажу, что хотя меня ожидал, по-видимому, блестящий жребий, я с ужасом представляла себе эту важную перемену в жизни.

Глава XXVI. Бонапарт и сын моего деверя

Кажется, я уже говорила, только мимоходом, о некоторых членах семейства Жюно, бывших с ним в то время, когда его назначили парижским комендантом. Теперь, обращаясь к этому предмету, хочу рассказать подробнее.

Семейство Жюно составляли отец его, мать, старший брат, женатый, две замужние сестры и двое дядей. Отцу Жюно было в то время лет около шестидесяти, но он наслаждался совершенным здоровьем. Госпожа Жюно была старше своего мужа, но тоже здорова. Луиза, младшая из сестер Жюно, была замужем за Мальданом. Эме, старшая из четырех детей, вышла замуж почти против воли семейства за одного из двоюродных своих братьев. Как случается часто с союзами без родительского благословения, этот брак не был благополучен; они имели много детей и жили очень несчастливо.

Когда сватовство Жюно состоялось, он тотчас послал за своим семейством, чтобы оно приехало в Париж к нашей свадьбе. Брат его съездил в Бургундию за отцом, матерью и женой.

Старший брат Жюно был представлен нам тотчас после решения о браке, и с этого дня я испытывала к нему дружеские чувства до самой его смерти, а теперь моя дружба перешла к его вдове и детям. Это был человек редкий. Он не имел блестящих качеств своего брата, но вызывали всеобщее восхищение его прямодушие и честь в самом высоком понимании этого слова. Прибавьте к таким чудесным качествам доброту: не бывает более нежного мужа, более превосходного отца, более преданного брата, более верного друга. Иногда Жюно брал за руки его и Альберта, которого он любил преданно, и говорил улыбаясь: «Право, я очень счастлив! У меня два отличных брата!»

Перед отъездом в Египет Бонапарт сказал Жюно, когда тот просил у него позволения съездить проститься со своим семейством: «Привези с собой брата: это честный человек, таких людей немного вокруг меня… Я хочу, чтобы он приехал… не скрывай от него ничего. Но пусть приедет, слышишь ли! Ты скажешь ему, что я хочу этого». Наполеон уже начинал говорить повелительно.

Жюно передал эти слова своему брату и уговорил его ехать в Египет, несмотря на слезы и просьбы жены. Приехав в Тулон, оба брата нашли флот готовым к отплытию, но глядели на это с различными чувствами. Один видел перед собою только славную будущность и почетные награды, не заботясь о том, что будет покупать их тысячью опасностей и своею кровью. Он отправлялся в путь радостный, без заботы о настоящем, без думы о прошедшем, потому что не оставлял в отечестве никого, кто мог бы оказаться после него вдовой или сиротой… Для него все было счастье, надежда… даже сама смерть, потому что она могла прийти не иначе как со славой: в этом он был уверен. Зато брат его приходил в отчаяние. В первую минуту, узнав, что Жюно собирается плыть в Египет, он отправился с ним; но когда приехал в Тулон, когда в гавани приблизилась минута взойти на корабль, то он видел перед собою уже только отечество, которое оставлял, молодую жену, которую любил нежно, и особенно, двухлетнего сына, которого обожал.

Теперь он хотел возвратиться в Бургундию и пребывал в отчаянии, так что госпожа Бонапарт, свидетельница этих событий, приняла участие в его горе и просила успокоиться: она обещала поговорить с главнокомандующим и попытаться достать для Жюно-старшего паспорт.

Жозефина была особенно привлекательна в таких случаях, потому что ни слабость характера, ни легкомыслие никогда не мешали ей делать добро. Она пришла к генералу Бонапарту, начала говорить ему с самым убедительным, трогательным красноречием о том, что увидела, и наконец просила его дать паспорт старшему брату Жюно. Бонапарт нахмурился, подумал несколько секунд и сказал с досадой:

— Жюно говорил мне об этом. Очень странно, что после первого отказа опять начинают, как будто есть у меня два ответа. Но нет, я