Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

Ульрих на пиру вел в основном осторожные и долгие переговоры с племянником.

— Говорят, пока я ездил, крошка Альбертина обручилась с мессиром Иоганном фон Вальдбургом? — спросил Ульрих. — Меня это немного удивило.

— Вальдбург извинился за свое поведение и просил руки Альбертины.

— Да? Извинился, не боясь позора? Черт побери, я думал, он более гордый парень!

— Гордость — хорошее свойство, но не в делах любви.

— И когда же назначена свадьба?

— Одновременно с моей, через неделю.

— Вы читали решение маркграфского суда, дорогой племянник?

— Я не сомневался в чести его светлости маркграфа. Оно не могло быть иным. Я уже намерен писать маркграфу прошение с просьбой назначить на следующую субботу поединок между мной и вами.

— Итак, вы намерены драться?

— Да, дорогой дядюшка, поскольку вы не согласны на прежние условия.

— Да. Эта грамота — первое и последнее условие, которое может отменить наш поединок, только одно условие.

— Неужели?

— Я еще раз скажу «да».

— Между прочим, — вмешался в разговор некий кавалер де Ферран, один из рыцарей, прибывших с Ульрихом. Это был вассал маркграфа, которого тот обычно использовал в качестве гонца. — Между прочим, почему бы вам и в самом деле не отказаться? Долг чести и веры вами исполнен, и обращение в монастырь могло бы в теперешней обстановке быть весьма угодно Богу. Кроме того, неужели вам так уж необходимо совершить грех братоубийства? Неужели вам не жаль крови своего племянника?

— У меня к вам схожий вопрос, сударь, — ответил Ульрих. — Неужели племяннику не жаль крови дядюшки, крови, столь обильно пролитой на полях битв во славу истинной веры и рода Шато-д’Оров, к которому мы оба имеем честь принадлежать?

— Мне кажется, что вы, мессир Ульрих, полагаете, будто я действую в интересах и даже по поручению его светлости? — не ответив на риторический вопрос Ульриха, спросил де Ферран. — А ведь это не так!

— О, значит, вы действуете вопреки воле сюзерена? — иронически поднял бровь Ульрих. — Боюсь, что вам не поздоровится!

— Там, где не имеешь точных инструкций, нельзя действовать вопреки им, — усмехнулся де Ферран. — Правда, по логике вещей, маркграф вроде был заинтересован в том, чтобы бой между вами и Альбертом не состоялся… Но!

— Что «но»? — Ульрих не любил многозначительных пауз.

— Но маркграф, как мне показалось, весьма заинтересован в этом бое. Сознаюсь, перед тем как присоединиться к вам, я поинтересовался у его светлости, не должен ли я вмешаться в ваш с мессиром Альбертом спор, равно как и посредничать при вашем примирении…

— И что же ответил вам маркграф? — смакуя соленую рыбу, спросил Ульрих довольно равнодушно.

— Маркграф ответил, что будет молиться Господу, чтобы он вразумил меня, как следует действовать, ибо его, маркграфа, разум ничтожен по сравнению с Божьим промыслом. При этом, хотя я ждал, что он порекомендует мне приложить все силы, дабы убедить вас подписать грамоту, которую составили для вас мессир Альберт и госпожа Клеменция, но такой рекомендации не последовало… Напротив, было сказано, что он, маркграф, не осудит меня, если поединок состоится, так же как и в том случае, если дело, к сожалению, закончится миром…

— Вы ничего не путаете, кавалер? — спросил Ульрих на сей раз с искренним удивлением.

— Я цитирую его столь же точно, как следует цитировать Библию, да простит мне Господь столь нескромное сравнение. Он сказал: «…к сожалению, миром…» — это дословно.

— А может быть, он все же оговорился? — предположил Альберт. — Перепутал две части фразы? Допустим, он хотел сказать, что не осудит вас, если поединка не будет, и не осудит также, если он, к сожалению, состоится?!

— Вряд ли, — покачал головой де Ферран, — я пять лет исполняю поручения его светлости и могу поклясться, что он никогда не путался в словах. Что же касается меня, то я, господа, также никогда не перевирал ни слова в приказах, которые его светлость изволил передавать через меня.

— Тогда следует предположить, что маркграфа с какой-то стороны устраивает этот бой? — заметил Альберт.

— Точнее, — поправил де Ферран, — это значит, что он его устраивает с любой стороны.

— Как это понимать? — нервно спросил Ульрих.

— Вот этого я в точности не знаю, да и если бы знал, не сказал, потому что такого проступка маркграф мне и впрямь не простил бы. Одним словом, господа, одному из вас необходимо отказаться от прав на замок, и, разумеется, маркграф предпочтет, чтоб это были вы, мессир Ульрих.

— А как думаете лично вы, кавалер?

— Разве я не начал эту беседу с того, что предложил вам отказаться?

— Меня интересует все же, почему вы адресуете свое предложение именно мне, если действуете не в интересах маркграфа?

— Мессир Ульрих, вы лично мне очень симпатичны. Я был бы очень огорчен, узнав, что с вами вследствие вашей недальновидности произошло что-нибудь непредвиденное…

— Недурно! Звучит почти как угроза, не правда ли?

— Мне не хочется быть излишне откровенным, мессир Ульрих, но вам я все же скажу: если даже предположить, что вы каким-то образом убедите племянника отказаться от прав на замок без боя, то у вас будет мало шансов вступить во владение.

— Ого! — воскликнул Ульрих. — Значит, что-то или кто-то помешает мне это сделать? Не так ли?

— Есть некоторые обстоятельства, о которых я, как верный вассал его светлости, обязан молчать даже под пыткой…

— Вообще говоря, вы уже сообщили достаточно, чтобы маркграф мог усомниться в вашей преданности… — испытующе глядя на де Феррана, произнес Ульрих.

— Ну что вы! — спокойно улыбнулся де Ферран. — Я не сказал и не сделал ничего, наносящего ущерб маркграфу, скорее наоборот… Кстати, у вас не появилось желания уладить дело миром, это, поверьте, намного продлило бы ваше…

— …Земное существование? — досказал Ульрих с понимающей улыбкой. — Нет, пока я такого желания не испытываю, но не исключено, что со временем оно придет…

— Господь наставляет вас на правильный путь, мессир Ульрих! — сказал де Ферран, поднимаясь из-за стола. — Позвольте мне осушить этот кубок за здоровье графа Альберта де Шато-д’Ора, вассала его светлости маркграфа!

Де Ферран выпил при гробовой тишине зала. Все понимали, что это было донельзя оскорбительно для Ульриха, да и для Альберта тоже.

Тишину разорвал громовой бас Жана де Бриенна, в подпитии большого задиры:

— Вы, кавалер, не рыцарь, а холуй маркграфа!

— Барон, — вежливо поклонился де Ферран, — считать ли вашу оценку достойной того, чтобы о ней узнал его светлость?