Рыцарь Шато д’Ор - Леонид Влодавец

— Это ты почему так думаешь? — с кашей во рту подозрительно спросила Андреа.

— Да ежели он свои стрелы бросил бы, так только мертвый… Ты ведь его убила?

— Я… — Андреа даже кашей поперхнулась и закашлялась.

— Ты не спеши, не спеши! — посоветовал Клаус. — Каша горячая, остынет не скоро… Ну, ты и бьешь, должно быть… Семерых до смерти убила, а восьмой тоже уж не жилец… Просил, чтоб я добил его, да боязно мне стало, грех… Ну, тогда-то я не знал, думал, что ты парнишка. Не верилось мне, что ты это все сделала… Да и сейчас все думаю, кто-то был с тобой. Следов нет. Там же еще трое было монахов-то, один зарезанный, двое порубленных. Не под силу вроде тебе голову человеку смахнуть…

— А смахнула! — сказала Андреа, жуя кашу.

— Ну, про то не ведаю… Несу это я, значит, тебя по лесу, думаю: «Не может такого быть, чтоб такой малыш один против всех бился, да всех и уложил! Уж не черт ли это?» Ему что, он какой хошь вид принять может. А по стрелам-то все выходит, что ты их порешила. Принес я тебя сюда, раздел, мать честная! Девка, как есть! Ну, перевязал тебя, травы наварил. Потом ты заснула, а я еще туда забежал, лук твой забрал, что ты у дерева бросила, а монахам ихний оставил, похоронить бы их надо было, да возни много, боялся, что ты тут без меня помрешь…

— А далеко ли дотуда?

— Для меня час ходу, мили две будет.

— А чей ты?..

— Ничей. Сам хозяйничаю. Тут земля не поймешь чья. Одни говорят, герцога, другие — маркграфа, а третьи, что самого короля. Лес тут, вот что.

— А пшено откуда? — спросила Андреа, дочищая миску.

— Пшено-то? В Визенфурте покупаю, как ярмарка бывает, бочек десять меда свезу, зерном на год обеспечен. Соли еще полмешка беру. Три коровы у меня, бык свой, свиньи, куры. Да в лесу чего хошь: грибы, ягоды, корешки, орехи. Живу, слава Богу. В церковь только далеко ходить, так я и так молюсь… Попей молочка, попей, парное… У меня и творог, и сыр, и сметана есть… Репу вот сажаю, капустку, лучок… Живу. Дичь стреляю, а то капканами ловлю… Ну, выпила?

— Спасибо, Клаус, — сказала Андреа, — я ведь со вчерашнего вечера не ела ничего. Опять спать захотелось…

— Поспи, поспи, тебе это полезно, сил наберешься. Назавтра я тебе повязки сменю, свежие травы положу, чтоб не загноилось….

— А ты что, и травы знаешь?

— Жизнь чему не научит. Я ведь тут и родился в лесу, прадед еще мой этот дом ставил. Деда я, правда, живого не застал, а вот бабку помню. Она-то мне все травки и показала, по лесу со мной ходила, показывала, потом я ей помогал их сушить да настаивать…

— А где родители твои?

— Померли, царствие им небесное… Отца медведь заломал, а мать прошлый год от простуды померла. Да уж стара, и то верно, была. Лечил я ее, да, может, не так. Я вот и думаю, а ну как со мной чего случится, так никто и не узнает, каковы травы бывают. Книгу пишу, про каждую траву, в чем ее сила да отчего помогает. Как настои делать, как раны лечить. Я и новые травы узнал, которые бабка не знала…

— А как узнаешь?

— А по-всякому. Иногда сам попробую, когда у зверей подсмотрю. Вот мне и познается…

— А писать-то ты откуда умеешь?

— Монах научил один, странник. Мне уж лет четырнадцать было. Он в лесах заплутал, а к нашему дому вышел. Отец его приютил, а он в благодарность грамоте меня учил. Трудно было, но учился, вот и пишу сейчас. Книгу-то я сам сделал, а вот написал еще мало — листов семьдесят… Все пропишу.

— А жена у тебя есть?

— Нету, — сказал Клаус и вздохнул. — Нельзя мне жениться. Как женишься, когда в лесу живешь? На лисе аль на медведице, что ли?

— А за лесом разве нельзя было найти?

— Найти-то можно, только не мне. Закон есть: кто на рабыне женится, сам рабом будет. А городская сюда не пойдет, испугается. Да и цеховые не отдадут… Может, ты за меня пойдешь?

— А я ведь тоже дворовая, — сказала Андреа, Шато-д’Оров.

— Это за рекой, далеко… Не бывал там. А ты убеги от них!

— Мне бы еще живой остаться, а он замуж зовет… — хмыкнула Андреа. — Жених нашелся!

— Да ладно, я так просто спросил, без всякого…

— Вам, мужикам, лишь бы сунуть! — грубо сказала Андреа.

— А тебе совали? — осведомился Клаус с первобытной прямотой.

— Нет, еще не успели! — буркнула Андреа. — Монахи вон все хотели…

— Да, не повезло им, — сказал Клаус. — Только, милая, всех-то мужиков на один ряд не ставь… Сколько тебе лет, а?

— Семнадцать у-же, — зевнула Андреа, — а тебе?

— Мне-то?! У-у! Мне двадцать пятый пошел, — ответил бортник. — Ты-то совсем девчоночка, оказывается! А на личико и по разговору — так старая старуха, да и все… Ладно, это я так, шутейно сказал, не обижайся!

— Кто же на дураков-то обижается… Спать я буду, в сон клонит…

— Ну и ладненько… Спи себе, а я прогуляюсь на часик — дело есть одно.

Клаус вышел из комнаты. Андреа осталась одна.

«Хороший парень, — подумала она, — а туда же, жениться! Вот как получается: ни разу в жизни не видел, а уже собрался жениться… А может, он меня уже того? Пока я беспамятная лежала?!. Эдак-то и родишь еще! Да нет, конечно, такой бугай навалился бы, и мертвая почуяла… Да и потом, девка я все-таки, а когда девку портят, ей больно бывает, так говорят… А так-то, среди дня или ночи, кто ему помешает. Сгребет ручищами, и поминай, что когда-то девушкой была… А я-то сейчас немного стою, рукой пошевелить и то напрягаться надо… Интересно, а почему он ничего не спрашивает, почему я дралась, за что на меня монахи напали? Хитрый он! Любой другой с ума бы сошел от удивления. А он, думается, и вовсе не удивлен. Как будто девки в мужское платье каждый день переодеваются, да еще по десятку монахов угробливают… Интересно, а как отсюда удрать?»

ИНТРИГА В ШАТО-Д’ОРЕ

Итак, с Андреа тоже все в порядке. Поскольку через пять минут после описывавшихся событий она мирно уснула, то не будем тревожить ее сон и вернемся в Шато-д’Ор. Как раз в этот момент для Ульриха и прибывших с ним рыцарей уже начался торжественный ужин. Надо сказать, что на радостях Ульрих забыл выпороть Франческо, хотя, честно говоря, вначале очень хотел это сделать, особенно после того, как тот сказал, что потерял в темноте своего товарища. Ни Ульриху, ни Альберту Франческо не рассказал о чудесном превращении Андреаса в девушку. Он надеялся, что Господь поможет его товарищу приобрести прежний пол, что все дело в колдовстве, которое надо рассеять. Поэтому он регулярно молил Господа о том, чтобы тот не оставил его товарища в таком неприличном для юноши состоянии.

Ульрих на пиру вел в основном осторожные и долгие переговоры с племянником.

— Говорят, пока я ездил, крошка Альбертина обручилась с мессиром Иоганном фон Вальдбургом? — спросил Ульрих. — Меня это немного удивило.