Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский

в Корсаковском посту — причем не торгуясь, задешево. Все вырученные деньги, заметьте, передала священнику для устройства нового приюта для убогих и калек.

Произнося последние слова, фон Бунге со значением поднял палец, подчеркивая важность сказанного. Учитывая то, что вот уже несколько лет Федор Федорович стоял во главе Сахалинского благотворительного общества, сделанный Сонькой Золотой Ручкой ловкий тактический маневр в полной мере удался, понял Ландсберг. Сам состоявший в этом обществе, он не понаслышке знал об убежденности товарища Приморского прокурора в том, что любой благотворитель по определению не может быть плохим человеком.

— Ай-яй-яй, что деется! — в изумлении покачал головой Ландсберг, хотя и данная новость была следствием переданных им Соньке через Михайлу инструкций. — Впрочем, бог с нею! Может, и впрямь под старость о душе стала думать наша знаменитость. Вы сами-то как, Федор Федорович?

— В трудах и заботах! Как вы знаете, Карл Христофорыч, нынешняя моя должность хоть и ограничена официально надзором за деятельностью местных тюремных учреждений, однако на деле его высокопревосходительство, многоуважаемый Михаил Николаевич, сбагрил мне и строительные, и горные арестантские работы, и мировые суды, и многая-многая другое, да-с! Верите ли, голубчик, даже полицейскому делопроизводству обзор произвожу! Кручусь, аки белка в злосчастном своем колесе, и выхода из оного не наблюдаю… А вы, Карл Христофорыч? Уж не надумали ли снова на казенную должность податься? — фон Бунге шутливо погрозил Ландсбергу пальцем. — Бросили на произвол судьбы всю архитектуру со строительством на нашем благословенном острове, в коммерцию ударились. Впрочем, я, учитывая ваши финансовые вливания в копилку сахалинской благотворительности, ничуть об этом не жалею!

Ландсберг, занявшийся коммерцией параллельно с исполнением обязанностей окружного инженера-архитектора и более всего просто из «академического интересу», вскоре новым дело увлекся по-серьезному. Не умея, как и все Ландсберги, ничего делать наполовину, он весьма быстро преуспел в торговле. К тому же административная стезя и необходимость большую часть времени проводить время среди сахалинских чиновников, людей по большей части мелких, гнусных и порочных по натуре, тяготила его. Поэтому никто не удивился, когда еще при прежнем военном губернаторе острова Ландсберг подал прошение об отставке, и занялся коммерцией. Помимо торговли, он живо интересовался горным делом, углем, золотом, рыбными промыслами и даже новым для Сахалина делом — нефтью.

Следуя формуле о том, что деньги должны делать новые деньги, часть прибыли Ландсберг вкладывал в ценные бумаги разных предприятий, среди которых была и акционерная компания Китайской Восточной Сибирской железной дороги. Строительство Транссибирской магистрали было весьма перспективным и многообещающим, хотя путаная во многом политика Российской империи одновременно делала его делом рискованным. Ландсберг всё же рискнул, и вскоре скупленный пакет акций КВЖД дал ему возможность стать одним из членов правления общества и вывесить над своей сахалинской резиденцией флаг акционерного общества.

Число многочисленных его завистников и недругов этот флаг, разумеется, не убавил. Однако дал возможность чаще и без обязательных для всякого мещанина из ссыльнокаторжных и унизительных для свободного человека прошений выезжать с Сахалина на материк.

Собеседники сдержанно посмеялись, а потом Ландсберг мягко перешел к делу, по которому, собственно говоря, и пришел. Фон Бунге выслушал его, пожал плечами:

— Что касаемо Владивостока и Николаевска, то не смею, как говорится, задерживать. Конечно, езжайте, Карл Христофорыч! А вот относительно ваших намерений совершить поездку в Японию, то тут затрудняюсь! Формально никаких законодательных ограничений для ваших вояжей за рубежи Российской империи не существует. Однако власти Владивостока, ведающие такими вояжами, могут придраться к известной вам пометке в вашем паспорте, будь она неладна! И тут я бессилен! Чую, что неизбежно возникнет длительная переписка с канцелярией его высокопревосходительства Гродекова, потребуются консультации с Петербургом… В общем, «песня» будет долгой, Карл Христофорыч! Плюньте вы на эту Японию, право! Только кучу времени и нервов потратите, пока дозволение получите, батенька!

— Плюнул бы, Федор Федорович, да не могу-с! Посещения Японии требуют нынче и деловые, и частнособственнические, извините, интересы! Ведь на нашем благословенном острове, как вы знаете, нет ни одного банковского учреждения, не считая ссудной кассы военной администрации! А каково нынешнему коммерсанту без контактов с банками?

— Знаю, голубчик! Я ведь и казначейскими делами с благословения его высокопревосходительства заниматься вынужден! Сколько разов ходатайствовал перед канцелярией генерал-губернатора Гродекова о помощи в деле открытия на Сахалине какого ни есть банковского учреждения — и все без толку! Да что я могу поделать?

— А мне что прикажете делать, господин помощник военного губернатора? Прочим нашим островным коммерсантам? Закопать свои капиталы в огородах и выставить вооруженную охрану? А для закупки запасов для нужд Сахалинской колонии возить деньги на материк мешками? Помилуйте, Федор Федорович, если бы наш брат-коммерсант этакими дедовскими способами коммерцию на острове производил, здешнее народонаселение с голоду вымерло бы! Для сохранения капитала, его преумножения, а паче всего для быстрых расчетов с деловыми партнерами мы храним деньги в банках Николаевска и Владивостока. А я часть свободных средств и деловых счетов я имею в Японском Национальном банке, «Ниппон Гейко». Через этот банк я веду свои расчеты с заграничными поставщиками, с оптовыми покупателями.

— Ну, коль скоро у вас счета в японском банке имеются — к чему вам самому-то ехать к азиатам?

— Не все так просто, Федор Федорович! По японским законам, подпись клиента и вкладчика банка не имеет юридической силы, ежели владелец банковского счета не оставит образец подписи в присутствии банкиров! Так что пришлось выехать и в Японию…

— Инкогнито, так сказать? Ну, коли тропинка в Японию вам уже знакома — езжайте, в чем же дело? Только не афишируйте, бога ради! А я глаза на ваш вояж закрою…

— Рискованно, — покачал головой Ландсберг. — Рискованно в видах возможных препятствий со стороны властей Владивостока. Изволите ли видеть, в первую поездку мне просто повезло, тщательной проверки документов, считай, не было. А нынче у России с Японией отношения весьма напряжены. И контроль пограничной стражи весьма жесток. Ежели обратят на меня внимание — и поездку мою задробят, и в черный список невыездных персон попаду! Тогда и до счетов в «Ниппон Гейко» не добраться…

— Ну не знаю, не знаю, Карл Христофорович! Здесь я бессилен!

— Кстати: ежели не удастся мне нынче проникнуть в Японию, то и ваша задумка со строительством нового приюта на Сахалине, боюсь, сгорит синим пламенем-с! Я вот что подумал: нельзя ли мне для поездки другой паспорт выправить, Федор Федорович? Временный, ну и без той злосчастной отметки, а? Срок действия временного паспорта ограничить одним месяцем — чтобы вы не сомневались в моем возвращении.

Фон Бунге забарабанил пальцами по столу. Вся его