Одинокий путник - Ольга Денисова

Дамиан выпрямился, и странная полуулыбка играла на его губах.

– Отвяжите его, – приказал он монахам.

Колдун в первый раз посмотрел на Лешека – в его глазах плескалась боль, но в них не было осуждения. Одними губами колдун шепнул ему «прощай» – он давно понял то, с чем не мог примириться Лешек. Лешек закричал, но сквозь тряпку крик его прозвучал хриплым рычанием, а колдун, повернув голову к огню, запел навстречу ему песню силы. Монахи подняли его, но стоять он не мог, и они держали его под руки, чтобы он не упал.

– Ты все равно не сможешь ходить, – сказал ему Дамиан и кивнул дружникам на горящий дом.

В этот миг упала крыша крыльца, и сквозь дверной проем, охваченный огнем, Лешек увидел горящую комнату – пламя перелистывало книгу колдуна на столе. Страницы взлетали вверх, и корчились, скукоживались, одна за другой…

Монахи подвели колдуна к огню как можно ближе, от жара прикрывая лица рукавами, и с силой толкнули вперед. Песня силы заглушила гудящее пламя, и в ее последнем звуке слились победный звериный рев и предсмертный крик боли.

С грохотом рухнула тяжелая крыша, поднимая в небо столб черного дыма, перемешанного с искрами. На месте дома пылал огромный костер. Погребальный костер.

Лешек завороженно, не мигая, смотрел на огонь, и чувствовал, что задыхается. Боль пришла потом, а в тот миг он просто задыхался, не в силах осознать происшедшего.

– Этого – туда же? – спросил у архидиакона брат Авда.

– Зачем? Пусть живет, – усмехнулся Дамиан, – сделаем подарок Паисию.

Монахи собрались быстро, кинули Лешека поперек седла белого коня колдуна, крепко привязали, и двинулись к монастырю по замерзшему болоту. Лешек ни о чем не думал, и ничего не чувствовал, и только когда перед ним раскрылись ворота Пустыни, словно наваждение, словно оживший кошмар, вдруг понял, что это жизнь с колдуном была его счастливым сном, а теперь пришло время проснуться и посмотреть правде в глаза. Он снова стал двенадцатилетним мальчиком, запуганным и забитым, снова ощутил унизительный страх, снова втянул голову в плечи, и, когда его поставили на ноги и ввели в двери зимней церкви, рука его сама собой потянулась ко лбу, сотворяя крестное знамение.

Лытка, как ни старался, не мог отвлечься от мыслей о Лешеке, и внимательно смотрел на каждого дружника, въезжающего в обитель – вдруг он привез вести о нем? Конечно, перед послушниками «братия» Дамиана не отчитывалась, но слухи, сдобренные домыслами, быстро разносились по монастырю. Когда же Лытка увидел запряженные сани аввы, покидающего монастырь, тревога охватила его – неужели, Лешека нашли? Но его опасения развеял Паисий, который вышел проводить авву и встретил Лытку недалеко от ворот.

– Ты знаешь, кем оказался наш Лешек? – спросил он, и Лытка не понял – рад Паисий или огорчен, – он – внук знаменитого волхва, которого когда-то сожгли на костре. Вот поэтому он и не смог обратиться в истинную веру, так что ни твоей, ни моей вины в этом нет. Авва сам поехал его искать. Князь Златояр отказался выдать его Дамиану, и авва надеется с ним договориться.

В жизни Лытки было два по-настоящему счастливых дня. Первый – когда Господь спас ему жизнь во время мора, но не спасение жизни сделало Лытку счастливым – в тот день он видел Иисуса. Видел очень близко. Иисус провел своей тонкой десницей по его щеке, и Лытка помнил его прикосновение до сих пор, и слова, обращенные к нему Христом, тоже помнил. Иисус сказал: все будет хорошо, ты будешь жить. И называл его по имени. И глаза у него были совсем такими, какими Лытка их представлял – большими и светлыми.

Он никому не рассказал об этом, только отцу Паисию, когда вернулся в монастырь. После болезни он долго оставался слабым и беспомощным, и его вернули в Пустынь – он стал обузой для монахов, путешествующих от деревни к деревни. Во время мора умерло много иноков, в том числе старый отец Эконом, но многим Господь сохранил жизнь, так же как Лытке. Дамиан, которого авва назначил новым Экономом Пустыни, предложил похоронить монахов на высоком берегу Выги, на княжеских землях, чтобы люди могли кланяться их могилам и не забывали их человеколюбивого подвига. Авва согласился с этим, и Лытке в очередной раз пришлось признать за Дамианом правоту.

Над могилами поставили высокие каменные кресты, и путешествующие по реке видели их издали. Лишь могилы отца Нифонта не было среди них – проклятые язычники сожгли его тело на краде, когда Лытка был чересчур слаб, чтобы за него заступиться.

Вторым счастливым днем стало для Лытки чудесное воскресение Лешека. Всего два месяца назад! И до сих пор у Лытки от радости стучало сердце, когда он вспоминал ту минуту…

В четверг, перед самым обедом, когда они заканчивали спевку, как всегда наверху, дверь в зимнюю церковь распахнулась, и на хоры сразу потянуло морозом. Несмотря на то, что Рождественский храм топили три раза в неделю, в нем все равно было холодно, и певчие кутались в шерстяные плащи и поджимали под себя ноги.

– Эй, Паисий! – услышали все голос отца Эконома, – смотри, что я тебе привез! Может, теперь ты сменишь гнев на милость, и перестанешь пугать меня адовыми муками?

Паисий перегнулся через перила, огораживающие хоры, и удивленно посмотрел вниз, щуря подслеповатые глаза.

– Да спустись! Что ты сверху разглядишь? – захохотал Дамиан, и Паисий его послушался. Лытка помог ему сойти вниз по узенькой крутой лестнице – ноги экклесиарха плохо ему подчинялись.

Лешека Лытка узнал сразу, с первого же взгляда, не смотря на то, что тот повзрослел, вытянулся и приобрел тщательно постриженные усы и бородку. Только глаза его были тусклыми и смотрели в одну точку, и губы, прежде мягкие и безвольные, сжались в узкую бледную полосу. Он был одет в волчий полушубок, беличий треух и меховые сапоги, каких в монастыре никогда не видели, и напоминал, скорей, поселянина.

– Мальчик мой… – прошептал Паисий, разглядев, кто стоит перед ним, – Господь явил нам чудо!

Он осторожно обнял Лешека и привстал на цыпочки, чтобы положить голову ему на плечо, но Лешек не пошевелился, продолжая отстраненно смотреть в стену. Лытка тоже не мог двинуться с места от удивления и радости.

– Это не Господь, а я явил вам чудо, – довольно усмехнулся Дамиан, – его украл колдун, и двенадцать лет держал у себя, заставляя петь на потеху толпе.

Сердце Лытки замерло от жалости – вот почему у Лешека остановившийся взгляд, и скорбно сжатые губы: наверное, жизнь у колдуна была нелегкой. Ничего, в обители он отогреется, здесь он среди друзей…

– Лешек, – он осторожно взял друга за руку, – Лешек, теперь все будет хорошо. Ты узнаёшь меня?

– Да, Лытка, – безучастно ответил тот, – я всегда тебя узнaю, даже со спины…