Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Фенимор Купер

определить, который может быть час. Зверобой полагал, что до восхода звезды остается еще несколько минут, но его нетерпеливому другу казалось, что уж очень поздно и что его возлюбленная давно поджидает их на берегу. Как и следовало ожидать, индеец одержал верх в этом споре, и Зверобой согласился направить челнок к месту условленной встречи. Лодкой нужно было управлять с величайшей ловкостью и осмотрительностью. Весла совершенно бесшумно поднимались и затем снова погружались в воду.

Ярдах в ста от берега Чингачгук отложил весло в сторону и взялся за карабин. Подплыв ближе к поясу тьмы, охватывавшему леса, они выяснили, что отклонились слишком далеко к северу и поэтому надо изменить курс. Теперь казалось, будто челнок плывет сам, повинуясь какому-то инстинкту, — так осторожны и уверенны были все его движения. Наконец нос челнока уткнулся в прибрежный песок в том самом месте, где прошлой ночью высадилась Гетти.

Вдоль берега тянулась узкая песчаная полоса, но кое-где над водой свисали кусты, окаймлявшие подножия больших деревьев.

Чингачгук выбрался на берег и осторожно обследовал его по обе стороны от челнока. Для этого ему пришлось местами брести по колено в воде, но поиски его не увенчались успехом.

Вернувшись обратно, он застал своего приятеля также на берегу. Они снова начали совещаться шопотом, и индеец высказал опасение, что вышла какая-то ошибка насчет места встречи. Зверобой же думал, что назначенный час еще не настал. Внезапно он запнулся на полуслове, схватил делавара за руку, заставил его повернуться к озеру и указал куда-то над вершинами восточных холмов. Там, за холмами, облака слегка рассеялись, и между ветвями сосен ярко сияла вечерняя звезда. Это было очень приятное предзнаменование, и молодые люди, опершись на ружья, напрягали все свое внимание, надеясь услышать звук приближающихся шагов.

Наконец до слуха их донеслись чьи-то голоса, негромкий визг детей и низкий, но приятный смех индейских женщин. Наши друзья поняли, что поблизости расположен лагерь, так как американские индейцы обычно очень осторожны и редко разговаривают во весь голос. Отблеск пламени, озарявший нижние ветви деревьев, свидетельствовал о том, что в лесу горит костер. Однако с того места, где стояли два друга, трудно было определить, какое расстояние отделяет их от этого костра. Раза два им казалось, что кто-то направляется к месту условленной встречи, но либо это было обманом чувств, либо человек, действительно отошедший от костра, поворачивал обратно, не достигнув берега.

Прошло около четверти часа в томительном ожидании и тревоге. Зверобой предложил обогнуть косу в челноке и, став таким образом, чтобы видеть индейский лагерь, постараться выяснить причину отсутствия Уа-та-Уа. Однако делавар решительно отказался тронуться с места, ссылаясь на то, что девушка будет в отчаянии, если придет на свидание и не застанет их там. Зверобой разделил опасения своего друга и вызвался один отправиться в лодке и обогнуть косу. Делавар же решил остаться в прибрежных зарослях, рассчитывая на счастливую случайность. Договорившись об этом, они расстались.

Усевшись на корме, Зверобой бесшумно отчалил от берега, соблюдая необходимые предосторожности. Трудно было придумать более удобный способ разведки. Кусты создавали достаточно надежное прикрытие, так что не было необходимости отплывать далеко от берега. Очертания косы позволяли объехать ее с трех сторон, а лодка двигалась так бесшумно, что ни один звук не мог возбудить подозрения. Самая опытная и осторожная нога рискует наступить на ворох листьев или переломить сухую ветку, челнок же из древесной коры скользит по водной глади бесшумно, как птица.

Зверобою пришлось пересечь линию между ковчегом и лагерем, прежде чем он заметил отблеск костра. Случилось это так внезапно и неожиданно, что он даже испугался, не слишком ли неосторожно с его стороны появиться так близко от огня. Но он тотчас же сообразил, что пока индейцы держатся в середине освещенного круга, они вряд ли смогут его заметить. Убедившись в этом, он поставил лодку так, чтобы она не двигалась, и начал свои наблюдения.

Несмотря на все наши усилия, нам не удалось познакомить читателя с характером этого необыкновенного человека, если приходится повторять здесь, что при всем своем незнании света и простодушии он обладал весьма сильным и развитым поэтическим инстинктом. Зверобой любил леса за их прохладу, за их величавое уединение и безбрежность. Он редко проходил через них, не остановившись, чтобы полюбоваться каким-нибудь особенно красивым видом, и при этом испытывал наслаждение, хотя не старался уяснить себе его причины. Неудивительно, что при таком душевном складе и при мужественной твердости, которую не могла поколебать никакая опасность, не могло смутить никакое испытание, охотник начал любоваться зрелищем, развертывавшимся перед ним на берегу и заставившим его на одну минуту позабыть даже о цели его появления в этом месте.

Челнок колыхался на воде у самого входа в длинную естественную аллею, образованную деревьями и кустами, окаймлявшими берег, и позволявшую совершенно ясно видеть все, что делалось в лагере. Индейцы лишь недавно разбили лагерь на новом месте и, заканчивая разные хозяйственные дела, еще не разбрелись по своим шалашам. Большой костер служил и источником света и очагом, на котором готовились незатейливые индейские блюда. Как раз в этот момент в огонь подбросили охапку сухих ветвей, и яркое пламя взметнулось высоко в ночную тьму. Из мрака выступили величественные лесные своды, и на всем пространстве, занятом лагерем, стало так светло, как будто там зажгли сотни свечей.

Суета между тем уже прекратилась, и даже самый ненасытный ребенок успел наесться доотвала. Наступил час отдыха и всеобщего безделья, которое обычно следует за обильной трапезой, когда дневные труды окончены. Охотники и рыбаки вернулись с богатой добычей. Пищи было вдоволь, а так как в диком быту это самое важное, то чувство полного довольства оттеснило на второй план все другие заботы.

Зверобой с первого взгляда заметил, что многих воинов нет налицо. Его старый знакомец, Расщепленный Дуб, был, однако, здесь и важно восседал на заднем плане картины, которую с восторгом написал бы Сальватор Роза[56]. Грубое лицо дикаря, освещенное пламенем костра, сияло от удовольствия; он показывал какому-то соплеменнику одного из слонов, вызвавших такую сенсацию среди его народа. Мальчик с тупым любопытством заглядывал через его плечо, дополняя центральную группу. Немного поодаль восемь или десять воинов лежали на земле или сидели, прислонившись к стволам сосен, как живые олицетворения ленивого покоя. Ружья их стояли тут же, прислоненные к деревьям. Но внимание Зверобоя больше всего привлекала группа, состоявшая из женщин и детей. Здесь собрались все женщины лагеря, и понятно,