Зверобой, или Первая тропа войны - Джеймс Фенимор Купер

что в лагере нет никого, кроме детей и женщин. На это обстоятельство он намекнул мимоходом в разговоре с Непоседой. Чингачгук во время своего объяснения с Зверобоем не обмолвился об этом ни единым словом.

Хаттер правил челноком. Непоседа смело занял место на носу, а Чингачгук стоял посредине. Мы говорим «стоял», ибо все трое настолько привыкли иметь дело с верткими челноками, что могли стоять, выпрямившись во весь рост, даже в темноте. Они осторожно подплыли к берегу и высадились без всяких препятствий. Тут все трое взяли оружие наизготовку и, словно тигры, начали пробираться к лагерю. Индеец шел впереди, а Хаттер и Марч крадучись ступали по его следам, стараясь не производить ни малейшего шума. Случалось, впрочем, что сухая ветка потрескивала под тяжестью великана Непоседы или под нетвердыми шагами старика, но осторожная поступь могикана была легка, как будто он шагал по воздуху. Прежде всего им нужно было найти костер, который, как известно, находился на самой середине лагеря. Острые глаза Чингачгука, наконец, заметили отблеск огня. То был очень слабый свет, едва пробивавшийся из-за древесных стволов, не зарево, а скорее тусклое мерцание, как и следовало ожидать в этот поздний час, ибо индейцы обычно ложатся и встают вместе с солнцем.

Лишь только появился этот маяк, охотники за скальпами начали подвигаться гораздо быстрее и увереннее. Через несколько минут они уже очутились вблизи ирокезских шалашей, расположенных по кругу. Здесь они остановились, чтобы осмотреться по сторонам и согласовать свои действия. Тьма стояла такая глубокая, что можно было различить только мерцание угольев, озарявшее стволы ближайших деревьев, и бесконечный лиственный полог, над которым нависло сумрачное небо. Однако ближайший шалаш находился совсем под боком, и Чингачгук рискнул забраться внутрь. Повадки индейца, приближавшегося к месту, где можно было встретиться с врагом, напоминали гибкие движения кошки, подбирающейся к птице. Подойдя вплотную к шалашу, он опустился на четвереньки: вход был так низок, что иначе туда нельзя было попасть. Прежде чем заглянуть в отверстие, служившее дверью, он чутко прислушался в надежде уловить ровное дыхание спящих. Однако ни один звук не долетел до его чуткого уха, и змея в человеческом образе просунула голову внутрь хижины, так же как это делает обыкновенная змея, заглядывая в птичье гнездо. Эта смелая попытка не вызвала никаких опасных последствий; осторожно пошарив рукой по сторонам, индеец убедился, что хижина пуста. Делавар так же осторожно обследовал еще две или три хижины, но в них тоже никого не оказалось. Тогда он вернулся к товарищам и сообщил, что гуроны покинули лагерь. Дальнейший осмотр это подтвердил, и теперь оставалось только вернуться к челноку.

Необходимо упомянуть мимоходом, как по-разному отнеслись к своей неудаче наши искатели приключений. Индейский вождь, высадившийся на берег только с целью приобрести воинскую славу, стоял неподвижно, прислонившись спиной к дереву и ожидая решения товарищей. Он был огорчен и несколько удивлен, но с достоинством перенес разочарование, утешая себя сладкой надеждой на то, что должна принести ему сегодняшняя ночь. Правда, делавар не мог больше рассчитывать, что, встретив возлюбленную, покажет ей наглядные доказательства своей ловкости и отваги. Но все-таки он увидит сегодня избранницу своего сердца, а воинскую славу он рано или поздно все равно приобретет. Зато Хаттер и Непоседа, которыми руководило самое низменное из человеческих побуждений — жажда наживы, едва могли обуздать свою досаду. Они нетерпеливо перебегали из хижины в хижину в надежде найти позабытого ребенка или беззаботно спящего взрослого; они срывали свою злобу на ни в чем неповинных индейских шалашах и некоторые из них буквально разнесли на куски и раскидали по сторонам. С досады они начали ссориться и осыпать друг друга яростными упреками. Дело могло дойти до драки, но тут вмешался делавар, напомнив, какими опасностями чревато подобное поведение, и указав, что надо скорее возвращаться на судно. Это положило конец спору, и через несколько минут все трое уже плыли обратно к тому месту, где рассчитывали найти ковчег.

Как мы уже говорили, вскоре после отплытия охотников за скальпами к Зверобою подошла Юдифь. Некоторое время девушка молчала, и охотник не догадывался, кто вышел из каюты. Но затем он узнал богатый переливами, выразительный голос старшей сестры.

— Как ужасна для женщин такая жизнь, Зверобой! — воскликнула она. — Дай бог мне поскорее умереть!

— Жизнь — хорошая вещь, Юдифь, — ответил охотник, — как бы мы ни пользовались ею. Но скажите, чего бы вы хотели?

— Я была бы в тысячу раз счастливее, если бы жила поближе к цивилизованным местам, где есть фермы, церкви и города… где мой сон по ночам был бы сладок и спокоен. Гораздо лучше жить возле форта, чем в этом мрачном месте.

— Ну нет, Юдифь, я не могу так легко согласиться с вами. Если форты защищают нас от врагов, то они часто дают в своих стенах приют врагам другого рода. Не думаю, чтобы для вас или для Гетти было хорошо жить по соседству с фортом. И я должен сказать, что, по-моему, вы одно время жили слишком близко от него…

Зверобой говорил, как всегда, серьезно и убежденно. Тьма скрыла от него румянец, заливший щеки девушки. Огромным усилием воли Юдифь постаралась сдержать свое внезапно участившееся дыхание.

— Что касается ферм, — продолжал охотник, — то они по-своему полезны, и найдется немало людей, готовых прожить там всю свою жизнь. Но стоит ли заниматься расчисткой почвы, когда вдвое больше добра можно добыть в лесу! Если вы любите свежий воздух, простор и свет, то найдете их на полянах и на берегах ручьев, а для тех, кто слишком уж требователен по этой части, существуют озера. Но где на расчищенных местах встретите вы настоящую густую тень, веселые родники, стремительные ручьи и величественные тысячелетние деревья! Вы не найдете их там, зато увидите изуродованные стволы, покрывающие землю, словно надгробные плиты кладбища. Мне кажется, что люди, которые живут в подобных местах, должны постоянно думать о своем конце и о всеобщей неизбежной гибели, вызываемой не действием времени и природы, а опустошением и насилием. Что касается церквей, то, вероятно, от них должна быть какая-нибудь польза, иначе добрые люди не стали бы их строить. Но особенной необходимости в них нет. Говорят, это храмы господа бога, но, по-моему, Юдифь, вся земля — это храм для людей со здравым умом. Ни крепости, ни церкви не делают нас счастливее. Кроме того, в наших поселках все враждуют друг с другом, а в лесах царит согласие.