Три женщины одного мужчины - Татьяна Булатова

– С таким же успехом ты могла сходить не на танцы в Дом офицеров, а на городской рынок, – прокомментировала дочерний выбор Машенькина мать, уставшая отвечать каждые пятнадцать минут на телефонные звонки настойчивого юноши. – Ты вообще представляешь, что такое жить с кавказским мужчиной?

– А ты? – не осталась в долгу Марта.

– Я-то представляю, – самонадеянно заверила ее мать. – Хотя и не жила.

– Тогда откуда ты знаешь? – Маше стало обидно за свой выбор.

– Рассказывали…

Но, видимо, рассказывали не то. Потому что, как только Завен впервые оказался в Машенькином доме в качестве ее молодого человека, вместе с ним туда «прибыли» букет хризантем, коробка конфет «Птичье молоко» и странный мясной продукт, называемый юношей «бастурма».

– Это от мамы, – поприветствовал он будущую тещу, и сразу стало ясно: вместе с ним в верейскую хрущевку «вселилась» армянская мама, наблюдавшая из своего далекого Еревана за ходом событий.

– Мартуся, – ласково звал Завен Машеньку и обещал ей золотые горы, как только закончит училище и увезет ее в дружественную заграницу.

– Завенчик, – сюсюкала с ним она, но, как только возлюбленный возвращался в казарму, становилась чернее тучи: не за горами было то время, когда придется предъявить паспорт, в котором черным по белому было написано: Марья Петровна Саушкина, 1955 года рождения.

– Чем тебе не нравится собственное имя? – искренне удивлялась дочерней упертости мать и упрекала в подобострастном отношении ко всему иностранному.

– А что в нем хорошего? – зажигалась с полоборота Маша. – Машка-какашка!

– Марта-парта, – парировала мать.

– И все! – подпрыгивала на месте девушка. – Только парта! А здесь: «Машка-какашка», «Машка-чебурашка», «Машка-промокашка». Ты вообще чем думала, когда мне имя выбирала?

– Нормальное имя, – защищала свой выбор мать и смотрела на дочь с жалостью.

– Ужасное имя! – всхлипывала Маша и вынашивала разные планы: от потери паспорта до дачи взятки должностному лицу.

На деле все оказалось гораздо проще: в соответствии с законом любой гражданин СССР имел гарантированное право изменить имя и фамилию на те, которые бы удовлетворяли его требовательный вкус.

– Только имя! – взмолилась Машенька и подала заявление в соответствующие органы.

– Рассмотрим, – пообещала дама при исполнении и выкрикнула: – Следующий!

Потом, спустя много лет, Марта Петровна прочитает в какой-то эзотерической брошюре, что смена имени означает смену судьбы, и даже попросит соседку-филологиню разузнать значение имени «Марта».

– От древнееврейского «госпожа», – отчитается соседка и робко добавит: – Характер целеустремленный. Материальные блага всегда важнее духовных ценностей. Типичный представитель – Марта Скавронская.

– Это кто? – подозрительно поинтересуется обладательница изучаемого имени. – Святая, что ли?

– Екатерина Первая, – попытается объяснить всесторонне образованная филологиня. – Жена Петра Первого.

– Царица?! – ахнет Марта Петровна и преисполнится гордости за свой выбор: «Как чувствовала!»

Как на самом деле смена имени повлияла на судьбу Марьи Петровны Саушкиной, никому не известно, но то, что она повлияла на ее самооценку, – это факт. Имя Марта нежило ей слух, возвышало над обывателями и давало ощущение собственной исключительности.

Зато армянским родственникам было все равно, какое имя носит возлюбленная Завена. Главное, чтобы она была достойна потомка старинного армянского рода Мамиконянов. «Конечно, достойна», – заверил родителей Завен и объявил, что те вскоре станут бабушкой и дедушкой. «Тебя посадят в тюрьму», – предупредил сына армянский папа и представил, с какой скоростью разлетится эта новость по Еревану. «Нет!» – отказался от такой перспективы Завен и повел свою семнадцатилетнюю избранницу во Дворец бракосочетания, где толстая регистраторша, укоризненно взглянув в глаза влюбленных, изрекла: «Что, до восемнадцати нельзя было потерпеть?» «Нельзя! – строго ответил жених. – Я же мужчина!» «Я вижу», – хмыкнула служительница Гименея, переведя взгляд на выдающийся вперед животик Марты Петровны Саушкиной.

Рожать Марта Мамиконян отправилась в военный госпиталь города Оломоуц, расположенный в дружественной Чехословакии, куда стараниями армянских родственников оказался распределен лейтенант Завен Мамиконян. Мечта Машеньки Саушкиной сбылась: она стала женой военнослужащего, обладательницей бриллиантового кольца и мерлушковой шубы с крашеным песцом.

– Родишь мне сына – озолочу, – пообещал своей Мартусе Завенчик и повесил над супружеской кроватью синтетический ковер, поверх которого водрузил саблю – как символ мужества и отваги.

– Пусть Лейла подрастет, – взмолилась Марта и записалась на прием к гинекологу: рожать второго ребенка следом за первым она не собиралась. Слишком уж соблазнительна была жизнь в этом дружественном зарубежье.

– Чего вы ждете? – торопила сына армянская мама и диктовала список покупок, на которые рассчитывала ереванская родня. – Я мечтаю о внуке.

– А я о сыне, – вторил матери Завен Мамиконян и ломал голову, почему, невзирая на блестящую саблю, не наступает вторая беременность.

– Завенчик, зайка, – ломала язык похорошевшая после рождения дочери Марта. – Давай, кукленок, поживем для себя.

– Давай, – соглашался с женой лейтенант Мамиконян и переходил к решительным действиям.

– Ну что? – интересовалась армянская мама и передавала приветы от ереванской родни.

– Ничего, – вздыхал Завен и наблюдал через стекло переговорной кабины за молодой женой и годовалой дочкой.

– Как ничего? – ахала на том конце провода мама и в сердцах передавала трубку старшему Мамиконяну.

– Старайся! – благословлял отец Завена и рассказывал, что купил белую «Волгу». А лейтенанту хвастаться было нечем, и он сердито смотрел сквозь мутное стекло кабины на низкорослую женщину, не сразу понимая, что это и есть любимая жена.

– Идем! – строго приказывал он ей и, взяв Лейлу на руки, покидал переговорный пункт.

– Завенчик, зайчик! Что случилось? – недоумевала Марта и пыталась взять мужа под руку.

– Ревную, – объявлял лейтенант и подозрительно смотрел на супругу: – Узнаю – убью.

Марте было приятно. Но ровно до тех пор, пока по части не поползли слухи.

– Не верю! – отказалась прислушаться к ним Марта Мамиконян и обняла Лейлу.

– Ну и не верь, – отмахнулась от нее словоохотливая приятельница и, дождавшись подходящего случая, ткнула пальцем в вольнонаемную Мозуль, прибывшую в Чехословакию преподавать химию детям военнослужащих.