Невероятная очевидность чуда - Татьяна Александровна Алюшина

видимости, до самых праздников и еще дней на десять после них, и все на этом. Тишина.

А теперь он образовался напротив подъезда ее дома, выйдя из какого-то боевитого диковинного джипа, и шагнул ей навстречу.

– Привет, – сказал Орловский, подойдя к Еве и забирая из ее руки пакет с покупками.

– Привет, – ответила она, пытаясь в темноте, разбавленной светом уличных фонарей, разглядеть его лицо.

– Пригласишь в гости? – спросил Павел.

– Идем, – предложила она и сразу предупредила: – Только у меня ничего нет на ужин. Могу предложить чай и сварганить по-быстрому к нему лепешки.

– Твои шедевральные, обалденные лепешки? – уточнил заявленное меню Павел и, подхватив ее под локоток, направил Еву к своей машине.

– Их. Они быстрее и проще всего готовятся, – объяснила Ева свой выбор блюда.

– Готовить, традиционно в нашем с тобой случае, буду я, а лепешки ты сделаешь мне в следующий раз. Я запомню и приберегу это твое предложение, – пообещал что-то совершенно абстрактное, с Евиной точки зрения, мужчина.

Он открыл заднюю дверцу джипа, забрал с сиденья пару бумажных пакетов, раздутых от заполнивших их продуктов, захлопнул, перекинув весь груз в одну руку, поставил пиликнувшую машину на сигнализацию и, снова подхватив Еву за локоток, повел ее к подъезду.

– Я посмотрел фильм про моего тезку-шпиона, – сообщил Орловский, когда старинный медленный лифт поднимал их на нужный этаж. – Ничего так себе фильмец, снят здорово, мне понравился. Но определенно ты мне польстила, сравнивая с красавчиком Юрием Соломиным. Он такой весь офицер-дворянин, выправка-манеры.

– Да-да, я помню, – рассмеялась негромко Ева, – ты у нас очевидный, простой мужичок.

– Точно, – покивал Орловский и, пропустив девушку вперед, вышел следом за ней из лифта.

– Проходи, – предложила Ева, отрыв дверь и заходя в квартиру, – можешь не снимать обувь, можешь снимать, тогда тапки новые в пакете возьми в калошнице, – указала она на узкий шкафчик возле большого ростового зеркала и сделала неопределенный жест: – Сам сообразишь, что делать, куда идти, и сам все найдешь.

– Устала? – спросил Павел с сочувствием.

– Зверски, – призналась Ева.

– Тогда давай так, – предложил вариант их дальнейших действий Орловский, – я действительно все найду и соображу сам, а ты раздевайся, переодевайся и приходи в кухню. Думаю, я успею за это время заварить чай.

– Спасибо, – поблагодарила она.

Ева переоделась в любимые уютные домашние широкие брючки и футболку у себя в комнате, посидела немного на кровати, переводя дыхание и думая о предстоящем разговоре. А то, что разговор предстоит, и, по всей видимости, весьма важный, было понятно и без предварительного анонса, не сделанного Орловским. Ну не приехал же он просто для того, чтобы поужинать вместе? Хотя… с этим мужчиной возможны всякие непредсказуемые варианты.

Ладно. Поговорим-узнаем, – устало выдохнула Ева. Поднялась с кровати и прошла в ванную комнату, и, пока умывалась и мыла руки, все прислушивалась к звукам, доносившимся из кухни, и улыбалась, думая о том, что вот он сейчас готовит на ее кухне и это одновременно и странно, и при этом, он прав, почти уже традиционно.

– Павел Андреевич, ты меня как нашел-то? – спросила Ева, войдя в кухню и усаживаясь за большим круглым столом на свое любимое место у окошка.

– Позвонил Даничу и спросил твой адрес, – принялся объяснять Орловский, стоявший спиной к Еве и продолжавший что-то делать у столешницы. – Потом позвонил в твою больницу и выяснил, когда у тебя заканчивается смена. Ну и приехал.

– А тебе врачи уже разрешили садиться за руль? – вылез из нее доктор, опережая все куда более важные вопросы.

– Не на дальние дистанции и понемногу, не перегружая ногу, разрешили, – практически отрапортовал Орловский.

– А зачем искал и приехал, Пал Андреич? – на этот раз задала Ева самый, наверное, важный вопрос во всей их сегодняшней встрече и усмехнулась, чуть отпуская серьезность момента. – На рыбалку пригласить?

Орловский замер на мгновение, потом положил нож, которым что-то резал на разделочной доске, медленно развернулся и посмотрел на Еву серьезным и каким-то нечитаемым, непонятным взглядом.

– И на рыбалку в том числе, – подтвердил он ее шутливое замечание. – Но сначала, двигаясь в логической последовательности, хотел все-таки предложить: выходи за меня замуж, – и усмехнулся немного нервно: – А потом и на рыбалку удобней и веселей будет ездить вдвоем.

– Случилось что, Пал Андреич? – спросила Ева и расширила свою озабоченность: – С чего ты вдруг жениться-то наметился?

– Да понимаешь, Ева Валерьевна, – произнес каким-то особенным, наполненным исповедальной ноткой голосом Орловский, – не выходишь ты у меня из головы никак, да и из сердца тоже. Все думаю о тебе и постоянно вспоминаю те наши семь дней, всякий раз, словно флешбэк какой, проживая заново. Никогда в моей жизни не было такой искренней, по-настоящему душевной близости с женщиной, и никогда я не испытывал и не переживал настолько сильных и честных эмоций и чувств.

Ева все смотрела на него, ничего не отвечая, будто пыталась увидеть что-то более глубокое, недосказанное в его глазах. А он ждал ее ответа, замирая внутренне от этого затянувшегося ожидания, даже дышать стал тише и смотрел на нее.

– Я стала для тебя очевидной, Пал Андреич? – спросила об очень важном Ева и чуть улыбнулась одними уголками губ.

– Ты стала для меня очевидной любимой, Ева Валерьевна. А невероятной и загадочной останешься, видимо, навсегда. – И спросил немного шутливо: – Ну что, Ева Валерьевна, согласишься бытийствовать совместно и выйти за меня замуж?

Ева поднялась с места, шагнула к соседнему стулу, на который Павел положил пакет с ее магазинными покупками, зарылась в его недра, отыскала в нем апельсины, выбрала самый большой и самый красивый, по ее мнению, который она еще в магазине наметила съесть первым. Подошла к мойке, встав совсем рядом с Орловским, наблюдавшим за ее действиями, и, открыв кран, принялась мыть оранжевый фрукт.

– Давай почищу, – забрал у нее апельсин после того, как Ева закрыла воду, Павел и, достав из специального чехла, разложенного рядом с ним на столешнице, небольшой ножик, принялся аккуратной спиралью срезать с апельсина шкурку.

– А ты все помнишь про спецусловия моей семьи, о которых я рассказывала, Пал Андреич? – с интересом глядя на то, как он управляется с чисткой кожуры, сдерживая улыбку, напомнила ему Ева.

– Ну, если основной постулат про то, что главенство мужчины внешнее и его слово крайнее в решении социальных задач, а женщина отвечает за внутренние вопросы и дела в семье, остается в силе, то меня вполне устраивает. А арабский язык я уже начал учить. Константин Алексеевич подогнал мне отличного репетитора.

– Ничего себе, – восхитилась Ева, – эк ты серьезно подошел к вопросу женитьбы.

– Ну так и