Держи врага ближе - Хэйли Джейкобс

если думаете, что сможете выжить, если согласитесь на требование этого Аркера.

- У нас нет иного выбора, - произносит виновато пожилой Брайан, а Джек Келси – мужчина средних лет и грубой наружности - хмурится.

- Он есть – не быть предателями, - усмехаюсь я, теряя в душе надежду. – Сражаться до последнего и пасть героями.

- Ты молода, поэтому не понимаешь. Лучше пережить несколько часов позора, но сохранить жизнь. Такова реальность.

Это подал голос один из лейтенантов.

Мне некуда бежать и негде скрываться. Мы все заперты в этой крепости, ставшей клеткой. Вряд ли рядовые гарнизона не разделяют воззрения своих командиров, им тоже дороги собственные жизни. Нет смысла сопротивляться, я в абсолютном меньшинстве.

Качаю головой:

- Ваша реальность – это просто комфортная жизнь и следование собственным прихотям, вы не имеете права называть себя солдатами.

Я не ждала ничего от этих людей, только чтобы они не ставили мне препятствий, пока я стараюсь, чтобы спасти их жизни. Но…не могу не испытывать разочарования. Мою они спасти не желают. И даже больше, готовы подать меня на блюдечке на растерзание нашего общего противника.

После моих слов повисает тишина.

- У меня нет сил беспокоится, правильно это или нет. Моя семья там, снаружи, и я понятия не имею, что с ними. Живы ли мои дети и жена, хватает ли им пищи, есть ли у них крыша над головой, не болеют ли они – это все, что меня волнует, - хрипло произносит Джек. - Я хочу вернутся к ним. Я не хочу умирать в этих стенах. Ты не можешь винить нас в том, что мы хотим сохранить свои жизни. В конце концов, ты делаешь то же самое.

- Лучше пожертвовать одним и спасти многих. Одна жизнь ничего не стоит, - высокопарно заявляет Фишер, поглаживая свой выдающийся живот.

Фыркаю:

- Особенно, если эта жизнь – не ваша.

До ужаса легко распоряжаться чужой судьбой. Бросить на произвол другого, выигрывая для себя время или следуя за призрачными шансами лучшего будущего.

Боль, связанная с предательством того, кому ты доверял, совершенно отличается от боли, причиненной врагом, тем, кого ты ненавидишь и в отношении кого ты не опускаешь своих подозрений, ожидая подставы.

Кому, как не мне, следовало это знать. Спасибо собравшимся, что напомнили.

Я смеюсь.

Паршиво. Прямо как преданной сидеть в темнице за преступление, которое не совершала.

Гнев есть гнев. Мерзкие поступки остаются мерзкими, каким бы не были преследуемые цели.

Какой же это был наивный идиотизм - думать, что мне все по плечу! Когда слово берет сильнейший, слабому и уязвимому остается только молча подчинится, сохранив остатки достоинства. Спорить – тратить попусту воздух.

…Вот как он, оказывается, себя чувствовал.

4

Когда двое заместителей подполковника берут меня под руки и ведут в крепостной каземат – глубоко укрытое помещение, служащее тюремной камерой для провинившихся, где обычно хранят ящики с вином, я не сопротивляюсь.

К чему крики – все уже все решили.

Закрывается замок, мужчины уходят, и я остаюсь в одиночестве. Что ж, может не так все уж и плохо? Никто не забрал у меня меч, и тут полно вина.

Сажусь на покрытый старой соломой пол и опираюсь спиной о деревянный ящик, который тихо лязгает бутылочным стеклом.

В воздухе на проникающим внутрь через маленькое зарешеченное окно солнечному свету кружится пыль. Начало марта для восточных территорий империи привычно теплое. В столице, западнее и немного северней отсюда, велика вероятность, еще не сошел снег.

Удивлена, что меня не потащили прямиком в стан врага. Смысл ждать до вечера, если они уже все решили? Может, хотят удостоверится или сомневаются?

Прикрываю глаза. Хочется спать. Уснуть, закрыв глаза, и ни о чем не думать.

- Вивиан?

Тихий голос вырывает из полудремы.

Напротив, по ту сторону решетки крадется Сойер.

- Пришел меня спасти?

Он качает головой:

- Ты же знаешь, что это бесполезно. Попробуй я, остальные меня сразу же прибьют. Да и бежать нам некуда.

Вроде бы логично, но очень уж обидно.

- Держи.

Меж прутьями протискивается рука с свертком.

Беру подачку и разворачиваю платок, в который она завернута.

Пара бутербродов и знакомый мне темно-зеленый пузырек с пипеткой.

- Еда и яд, как мило.

Рыжеволосый инженер присаживается на полу, копирую мою позу со скрещенными ногами. Вгрызаюсь в бутерброд с ветчиной, про себя подмечая, что возможно, это последний мой прием пищи.

- Надеюсь, ты не против, что я взял это из стола в твоем кабинете.

Под этим имеется один из самых действенных в мире ядов.

Качаю головой, продолжая жевать.

Меня преследует какое-то нелепое, и до смешного знакомое чувство. Кажется, что вот-вот сюда, спустится мрачный Эштон в черных одеждах с намерением поквитаться. Во всем виновата эта тюремная камера. Ненавижу клетки.

- Если бы я хотела себя убить, я бы воспользовалась мечом.

Киваю на прикрепленные к поясу ножны.

Сойер грустно улыбается:

- Его у тебя наверняка отнимут аргонцы.

Да, такой ошибки, как наши, они не сделают. Он прав.

- Не знаю, зачем ты им нужна, то нужна живой. Они просят выдать, не казнить на месте или подвесить труп над воротами. Если начнут пытать или подвернется шанс кого-нибудь отравить…

- Спасибо, - улыбаюсь парню, толкая прочь навеянные им невеселые мысли.

Мне грустно, но не страшно. Или это я просто храбрюсь? Не знаю.

- А еще… - Сойер задирает китель и рубаху и выуживает мой блокнот и маленький игрушечный кораблик. - Подумал, что тебе они нужны.

Протягиваю руку и забираю «Прощение», но блокнот толкаю назад.

- Если я погибну, сожги его.