Дорогой, дай лапу! - Хэйли Джейкобс

Дорогой, дай лапу!

1

- А можно погладить?

Вопрос задает мальчик лет шести и тянет меня за рукав формы, вырывая из нечетких размышлений, когда я смотрю на то, как в затянутом дождевыми облаками небе исчезает очередной самолет.

Искра рядом со мной явно добродушно глядит на ребенка.

- Можно. Ее зовут Искра.

Мальчонка улыбается и счастливо тянет ручонки к меху моей напарницы. Из всех тридцати с небольших служебных собак при питомнике авиакомпании эта - моя любимица.

Хотя по долгу службы нам, кинологам, не рекомендовано привязываться к питомцам и приручать собак к себе, поскольку тогда она не сможет работать с другими, я чувствую, что мои эмоции взаимны и Искра так же выделяет меня среди моих коллег.

Мы обе тактично сохраняем это в тайне.

Искра по понятным причинам даром речи не обладает, а мне же просто не с кем разговаривать.

И в этой жизни я тоже одна. Мое наказание за прошлые ошибки. Наверное, там наверху решили, что, став причиной смерти своей семьи, я больше ее не заслуживаю. Здесь, на Земле, я родилась и выросла в приюте.

На высоком от пола до потолка стекле появляются первые капли. Скоро непогода возьмет свое. Некоторые строки на табло загораются красным. Рейсы задерживают. Обычное дело, над природой люди не властны. Во всех мирах.

Пассажиры начинают нервничать, в таких случаях нам нужно быть особенно внимательными. Шестилетняя Искра смотрит на меня снизу вверх умными черными глазами. Я уже не удивляюсь, насколько животные проницательны и как интуитивно они считывают человеческие эмоции.

- Нам пора, - говорю мальчику.

Тот кивает и убегает обратно к родителям.

- Идем, девочка. Отдохнули немного и хватит. Пора за работу, - шепчу Искре, наклонившись, чтобы поправить ошейник и шлейку и заглянуть любимице в глаза на одном уровне.

Искра виляет хвостом и бьет лапкой по полу, дает понять, что она готова. Мы стараемся обучать наших подопечных так, чтобы они не лаяли в аэропорту и не пугали людей. В местах большого скопления народа всегда стоит действовать с осторожностью.

В зале ожидания международных перелетов немноголюдно. Все же закрытие границ, недавняя эпидемиологическая обстановка и прочее резко перекрыло поток иностранцев, прилетающих и улетающих; наших соотечественников, лишенных возможности путешествовать зарубеж, здесь тоже поубавилось.

Проходимся вдоль ряда кресел. Искра принюхивается, залезая мордой под сиденья, прохаживаясь вдоль мусорных урн, ловя запахи своим чутким носом. Я же тем временем слежу за ее работой и оглядываюсь вокруг, следя за обстановкой.

Привлекает внимание семья из пяти человек. Дети – два мальчика и девочка помладше – оживленно переговариваются между собой, не сводя взглядов с моей пушистой помощницы. К такому мы с Искрой уже давно привычны. Собаки просто магниты для детей. Но никто из ребят не решается подойти, наверное, стесняются.

Когда-то и у меня была семья. Давно. Мама и папа, два старших брата. Мы были прямо как те, на кого я сейчас поглядываю с завистью и невыносимым сожалением в сердце. Сегодня я отчего-то сильнее обычного предаюсь воспоминаниям о прошлом, которого не вернешь и не изменишь. И не забудешь.

Идем дальше по залу, не спеша осматриваем пространство. Шагаю подошвой черных ботинок на шнуровке вдоль рядов сидений, еле слышно рядом стучат по плитке когти Искры. Успокаивающий и привычный звук. Все как обычно.

Редкие пассажиры сидят в креслах, кто читает, кто в телефоне, некоторые клюют носами. Мне везет и пока что никто не противится тому, чтобы Искра обнюхала их сумки.

Стандартная проверка. Причем многое говорят не столько запахи, собаки могут отреагировать и на, например, охотничьи трофеи, или настоящие меха животных, которые перевозить не возбраняется, а сама реакция пассажиров.

Но спокойствие и рутина не продолжаются долго.

Мужчина. Ничем не примечательный. Совершенно обыкновенный. Такого легко встретить на улице и пройти мимо, не обратив внимания. Противится осмотру очень подозрительно. Искра начинает нервничать. Я тоже.

Собака дает понять, что запах, исходящий из сумки этого пассажира, ей не нравится.

- Откройте, пожалуйста, сумку, - прошу вежливо согласно протоколу и повторяю тоже самое по-английски.

Мужчина вытирает со лба пот краем куртки. Глаза у него налитые кровью, и запах, приблизившись, я понимаю, что именно насторожило мою Искру. Сладковатый запах жженой травы.

Наркотики.

Принимал, и возможно, сейчас имеет при себе.

Мне не нужно досматривать багаж и его самого, чтобы сделать вывод, в котором уверена процентов так на все сто.

Я тянусь к поясу за рацией, чтобы вызвать наряд и сообщить диспетчеру.

Мужчина мешкается, лихорадочно бегает глазами по залу.

- Стой! Нет! – его голос дрожит. Говорит он по-английски.

Дуло пистолета смотрит на меня в упор.

Плохо.

Искра рычит, скалится, дыбом встала шерсть на загривке. Не нравится ей, что мне угрожают. Все-то она понимает, все чувствует. Хочет меня защитить.

Я поднимаю руки. При себе у меня оружия нет. Не успеваю и слова сказать, чтобы попробовать убедить преступника сдаться, когда гремит выстрел. Люди кричат и бросаются прочь.

Опускаю взгляд, тут же в носу начинает щипать.

Подонок. Чертов подонок. На полу расползается лужа крови. Собака вяло скулит, рухнув на пол, и замирает. Нет!

Нет! Моя хорошая, единственное дорогое мне существо. Пожалуйста, нет… Как же так…Как так, ты тоже бросишь меня?

В это момент мне плевать на все вокруг. Жизнь покидает Искру стремительно вместе с растекающейся по полу кровью из огнестрельной раны.

Мы не сможем ее спасти.

Остались мгновения.

Даже лучший хирург, окажись он прямо здесь и сейчас со всем своим оборудованием и лекарствами, не поможет, понимаю разумом я, но все равно опускаюсь на колени, зажимаю руками рану, осознавая, что это бессмысленно, но продолжая верить в чудеса, которых в мире не бывает. Только карма. Это из-за меня. Я всем приношу несчастья. Все моя вина.

Глаза жгут непролитые слезы. Не могу вспомнить, когда плакала в последний раз. Может, когда вернулись воспоминания о прошлой жизни, лет семь-восемь назад…

- Не двигаться! – командует иностранный преступник запоздало и трясет пистолетом в мою сторону.

- Искра, - шепчу губами, провожу окровавленными собачьей кровью пальцами по ее удлиненной мордочке.

Она закрывает глаза. Тычется в последний раз в мою ладонь мокрым носом. Дышит урывками. Все реже и реже.

Сердце пронзает агония. Как же не хочется прощаться! Искра, и ты тоже меня покинешь? Неужели одиночество будет преследовать меня