Дипломат - Джеймс Олдридж.

– Спокойной ночи, молодой человек, я об этом случае не забуду.

Мак-Грегор склонил голову, словно говоря: «Ну что ж, примем к сведению». Он пошел к выходу, но на пороге столкнулся с Джоном Асквитом.

– А, Мак-Грегор, – сказал Асквит. – Меня прислали за вами. Вы с ним покончили, Френсис?

– Да, я с ним покончил, – сказал Дрейк.

Все трое ожидали от Асквита какого-либо замечания по поводу явно накаленной атмосферы в комнате, но Асквит не выразил никакого интереса к тому, что здесь происходило до него.

– Вы давно вернулись? – спросил его Эссекс.

– Около часу назад, – ответил Асквит, не проявляя также интереса ни к их беседе со Сталиным, ни к предполагаемому путешествию в Иран. Он вообще не стал разговаривать. Он взял Мак-Грегора под руку и ушел.

«Вот еще полоумный», – сказал себе Эссекс. Он думал об этом обеде, на котором будет и Мак-Грегор. Он твердо решил пораньше уйти от Дрейка. Дрейк тем временем нудно долбил свое: о поведении Мак-Грегора необходимо сообщить в Лондон.

Эссекс вздохнул. – Ну что ж, сообщайте, – сказал он. – Я вам тут ничем не мог помочь, Френсис. Мак-Грегор на редкость упрямый малый, и бывают случаи, когда спорить с ним бесполезно.

Это послужило Дрейку поводом для новой вспышки, но, в конце концов, сдерживая и урезонивая друг друга, они прекратили этот разговор. Сели обедать, и за столом Дрейк заметил, что Эссексу следовало бы снестись с Лондоном по телефону и сообщить о своей поездке в Иран.

– Не думаю, – сказал Эссекс и мысленно расхохотался. Еще чего: заранее ставить Лондон в известность. Нет уж, он сначала прилетит в Иран, а оттуда даст им знать. Это была последняя – и притом неудачная – попытка Дрейка ввести Эссекса в русло нормальной дипломатической процедуры. После этого разговор перешел на общих знакомых из дипломатического мира, и обед закончился тихо и мирно. Задержавшись, сколько требовали приличия, за кофе с коньяком, Эссекс, наконец, стал прощаться.

– Ну, Френсис, – объявил он, – я считаю, что этот день прошел недаром. Вероятно, мы уже не увидимся, так что позвольте вам сказать, что с вашей стороны было очень мило терпеть нас так долго. Все было как нельзя лучше. – Вот, сказано ровно столько, сколько нужно, не больше и не меньше.

– Очень рад был повидать вас, Гарольд. – Дрейк тряхнул руку Эссекса и любезно улыбнулся. – В таких ситуациях всегда бывает много неожиданного; но мы с вами умеем извлекать из этого удовольствие. До свидания в Лондоне.

– Буду рад встретить вас там. Спокойной ночи, дружище.

– Спокойной ночи. Надеюсь, на этот раз все обойдется без неудач.

Эссекс и сам надеялся, что так и будет. В их экспедиции в Иран неудачи были бы особенно нежелательны. Подкрепить личными наблюдениями свою оценку азербайджанских событий – вот в чем заключалась его цель. Это будет бесценный козырь в решающей игре. Только бы попасть на место, а там уж он увидит, что можно сделать. Из Кремля уже звонили и предложили им быть в аэропорту в семь тридцать на следующее утро, чтобы воспользоваться летной погодой.

Эссексу не хотелось и думать о неудачах, но он не сомневался, что без каких-либо неожиданностей дело не обойдется. Неожиданности случались с ним всегда.

Дверь у Асквитов ему открыл сам Джон.

– Смотрите – Гарольд, и с физиономией обиженного школьника. Входите же, входите, – закричал он. – Джейн, дай ему выпить. Он в этом явно нуждается.

Эссекс вошел в гостиную, и тотчас же ему под ноги бросился спаньель Водка. Он наклонился, чтобы погладить собаку, но она увернулась и вскочила на тахту, где сидели Кэтрин и Мак-Грегор. Усевшись между ними, она раскрыла пасть и залаяла, глядя на Эссекса живыми, умными глазами, словно желая обратить его внимание на своих соседей. Но Эссекс и без сигналов Водки сразу увидел, что на тахте произошло перемирие. Может быть, дружба между Кэтрин и Мак-Грегором и не восстановилась, но согласие было налицо. Это уж Асквиты постарались. Эссекс знал, что они полюбили Мак-Грегора и считают его очень подходящей парой для Кэтрин.

– Вы, наверно, устали после такого дня, – сказала Эссексу Джейн Асквит.

– Да, да. У вас утомленный вид, – подхватила Кэтрин. Опять она смеялась над ним. – Сядьте, Гарольд, и расскажите нам про Сталина.

– Вам уже, вероятно, Мак-Грегор все рассказал, – ответил Эссекс. Он уселся на скамеечку у камина, вытянул ноги и поманил к себе спаньеля.

Но собака не трогалась с места.

– Мак-Грегор не умеет рассказывать, – сказала Кэтрин. – Он только говорит, что Сталин необыкновенно выдержан. Сталин и на вас произвел такое сильное впечатление?

– Еще бы! – Асквит появился из кухни с ведерком льда. Он поставил его на пол, пододвинул себе стул и уселся смешивать коктейль. Делал он это очень просто: наливал прямо в ведро со льдом одного, другого, мешал суповой ложкой и потом разливал в бокалы. Эссексу он налил порцию побольше и при этом заметил: – На Гарольда всегда производит впечатление тот, кто выдержанней его самого. Он этого не может перенести, особенно в иностранце.

Эссекс оставил без ответа замечание Асквита, отнеся его за счет адской смеси в ведерке. Насмешки Асквита были не лучше, чем ирония Кэтрин. Но все же промолчать совсем он не мог.

– Да, – сказал он. – Это, безусловно, человек большой выдержки. Но я убежден, что он может быть беспощаден, когда требуется. Вам тоже так показалось, Мак-Грегор?

Но Мак-Грегор сказал, что ему ничего такого не показалось.

– А, глупости, – сказал Асквит Мак-Грегору. – Что значит беспощаден? Он должен быть беспощаден. Если бы он в свое время не обошелся с врагами так же круто, как они обходились с ним, России бы теперь не существовало. Чистка, например, – ведь это же необходимейшая мера. Мы, англичане, никогда не добьемся у себя толку, если не позаимствуем этот пример. А если в войне немцам от Сталина не поздоровилось, так это потому, что он не склонен рассматривать войну как джентльменскую забаву. Сталин слишком цивилизованный человек для таких воззрений, и, как всякий цивилизованный человек, он, естественно, беспощаден в бою.

Разговор о Сталине продолжался; у каждого из присутствующих было свое определенное и отличное от других мнение. Разгорелась настоящая дискуссия, в которой все четверо принимали равное участие. Голоса, под воздействием асквитовской смеси, становились все громче, так что даже спаньель, спасаясь от шума, соскочил с тахты и укрылся под стулом Джейн Асквит, положив морду на пол у ее ног. Джейн слушала молча, пока страсти не разгорелись слишком сильно. Тогда она мягко попеняла мужу за то, что он затеял весь этот спор, а затем, обратись к Мак-Грегору, спросила, много ли у него друзей в Тегеране.

Эта неожиданная перемена темы подействовала отрезвляюще, во всяком случае на Мак-Грегора.

– Да нет, – сказал он. – Не очень много.

– Но среди ваших друзей, вероятно, много иранцев?

В пылу спора Мак-Грегор стал разговорчивее.

– В школе у меня почти все товарищи были иранцы, – сказал он.

– Вы разве в иранской школе учились?

Он кивнул. – Мой отец не хотел отдавать меня ни в английскую, ни во французскую школу.

– Значит, из иностранцев, живущих в Тегеране, вы никого не знаете?

– Мы довольно долго жили по соседству с одной русской семьей, – сказал он. – Но теперь эта семья, кажется, вернулась в Россию.

Остальным спорщикам пришлось замолчать на это время, чтобы не перебивать Джейн Асквит. Джон нетерпеливо насвистывал себе под нос, потом принялся звать спаньеля но пес не желал вылезать из-под стула Джейн.

– А вы, Гарольд, когда-нибудь бывали в Иране? – продолжала Джейн Асквит.

Эссекс покачал головой: – Нет, это для меня край неведомый.

– Бедный Гарольд! – тотчас же вмешался Асквит. – Теперь вы попались.

– Чем же это я попался?

– Придется вам попотеть как следует. – Асквит зачерпнул себе еще порцию смеси. – В Иране, имейте в виду, разговоров за круглым столом не будет. Там вы окунетесь в самую гущу событий и должны будете отвечать за каждый свой шаг. Вы воображаете, что все это будет очень просто. Но когда вы попадете туда, вы первым делом испугаетесь. В каждом выкрике на улице вам будет чудиться революция. Спросите Мак-Грегора. Вы увидите во плоти предмет ваших учтивых переговоров, и от этого зрелища у вас душа уйдет в пятки.

– Ничего не понимаю, что вы несете, – сказал Эссекс. – Как и всегда, впрочем.

Теперь уже никакое вмешательство Джейн Асквит не остановило бы ее расходившегося супруга, и она даже не пыталась вмешиваться. Асквит дергал свои длинные усы. – Вы просто не желаете задумываться, – сказал он.

– О чем? – спросил Эссекс, еще довольно кротко.

– О той заварухе, в которую вы лезете. Да вам все равно ничего там не понять.

– А что там, собственно, надо понимать? – спросил Эссекс, начиная терять терпение.

– Я бы вам объяснил, если бы думал, что от этого может быть толк, – пренебрежительно сказал Асквит. – Но вам никогда не понять того мира, в котором вы беретесь хозяйничать. Я-то его понимаю, но мне от этого не легче. В сущности, когда понимаешь, так еще хуже, потому что взбунтоваться против всех этих интриг и козней пороху нехватает, и вот превращаешься мало-помалу в такого лицемерного труса. Я вас не виню, Гарольд. Вы человек глупый, но честный. А вот возьмите меня. Я ведь все знаю, абсолютно все, всегда знал и буду знать. Но я гораздо глупее вас, потому что я подчиняюсь тому, что сам же глубоко презираю. Вот зато мне и придется теперь заняться делом похуже вашего.