Колючая звезда - Лиз Филдинг

Она не поддалась на соблазн задать один из вопросов, во множестве теснившихся в ее голове, решив, что молчание скорее побудит его говорить дальше, а вопросами можно лишь вновь загнать его в замкнутое пространство болезненных мыслей. И, попридержав язык, она была вознаграждена за терпение. Он заговорил опять:

– Я не приезжал сюда, все время откладывал, говоря себе, что надо бы съездить в следующий уикэнд, потом – в следующий… – Он помолчал, ожидая, а может быть и надеясь, что она что-то скажет. Но Клаудия, что совершенно не было ей присуще, как воды в рот набрала. – Когда я не смог больше обманывать себя таким образом, то сказал себе, что благоразумно дождаться более теплой погоды, времени, когда вечера станут длиннее и я буду посвободнее. Здесь действительно надо много чего сделать. – Он огорченно махнул рукой. – Потом опять подоспела зима. А теперь лето. Два года прошло.

После долгой паузы Клаудия осторожно прокашлялась и сказала:

– Вам вообще не стоило сюда возвращаться. Почему вы не продали все это хозяйство? Покупатели нашлись бы. Здесь можно понастроить дачных домиков да и этот коттедж починить, а еще озеро. – Но, говоря это, она понимала, что для него такой вариант вряд ли возможен. И признала свою неправоту: – Вы, должно быть, очень сильно любили ее.

– Любил? – Помолчав, он буркнул: – Ваш ужин стынет, Клаудия.

И, показывая ей пример, уделил все свое внимание тарелке с едой.

Когда они поужинали, Габриел не предложил ей помочь ему с мытьем посуды, и она, поняв, что ему надо побыть одному, решила не навязывать свое общество, оставшись у камина. Но вскоре он появился в дверном проеме.

– Если вы не передумали заняться умственной гимнастикой, то сейчас самое время.

Лицо Габриела находилось в тени, а по голосу определить его настроение было трудно. Он успел взять себя в руки, и Клаудия сомневалась, что теперь с его стороны последуют дальнейшие откровения.

– А пока вы будете перебирать и оценивать возможные варианты, я хочу подсказать вам вот что. Примерно восемьдесят процентов женщин считают себя жертвами беспрестанных притеснений и жестокости со стороны тех, с кем они находятся в каких-либо отношениях, с кем им приходится общаться, отчего их жизнь кажется им невыносимой. Может, и среди ваших коллег и знакомых есть кто-то, кто считает себя незаслуженно обиженным.

Она вняла его совету и решила хорошенько поразмыслить и над этим аспектом сложившейся ситуации. Кто-то хочет напугать ее. Нет. Так можно было думать лишь до банки с краской, вылитой ей на лицо, Кто-то хочет ужаснуть ее. А это много хуже. Да, Габриел прав, надо перебрать всех знакомых. Незнакомцу проделать все эти пакости было бы гораздо труднее, да и риску больше. Она раскрыла сумочку, достала все, что нужно, и приступила к составлению списка. Сначала родственники, затем близкие друзья, знакомые. Список получался длинный, а он еще был очень далек от полноты.

Вернулся Мак, она взглянула на него и увидела, что он принес два стакана с какой-то темной жидкостью Что это? Какао? Да он смеется над ней! Какао!

Нет, он не смеялся, а, увидев выражение ее лица слегка улыбнулся.

– Я подумал, что раз уж мы решили уютно посидеть у камелька, то можем позволить себе и кое-что еще, хотя ни одна нянька не одобрила бы прием внутрь такого напитка, как «скотч», что я считаю в некотором отношении спорным. Дело в том, что в коробке с продуктами я обнаружил полбутылки виски.

Только полбутылки? Видно, Адель учла, что, когда он нанесет свой первый, со времени гибели жены, визит в коттедж, ему захочется выпить, но целую бутылку положить не рискнула.

– Мне кажется, что для одного дня с меня и так достаточно, – сказала она, отставляя стакан на каминную полку. – Но это не значит, что вы и себе должны отказывать в глотке-другом.

Но он тоже не выглядел человеком, жаждущим глотнуть спиртного.

– Чем вы тут занимаетесь?

– Составляю список всех, кого знаю. – И она передала ему листок.

– Но вы знаете множество людей.

– Ох, в том-то и дело! Огромное множество. – Клаудия смотрела, как он пробегает взглядом имела. – Как вы думаете, – спросила она, когда он вернул ей список, – кого скорее следует подозревать – близких, друзей или просто знакомых? Или кого-то, с кем я и общалась-то от силы один-два раза где-нибудь на телестудии или за кулисами театра, кого-то, чье имя я сразу же забыла или вообще никогда не знала? – Она помолчала, ибо другая мысль пришла ей в голову. – А может, кто-то из завзятых театралов, которому не понравился мой спектакль? Допустим, человека раздражает, что я не так хороша, как была моя мать.

– Да по этой причине можно подозревать полстраны.

– Ну, спасибо.

– Я не хотел сказать…

– Ах, вы не хотели!

Их взгляды на миг пересеклись, но он тотчас отвел глаза и показал на список.

– Кто все эти люди? К примеру, вот этот Мэтью? Бедняга Мэтью! Что с ним будет, когда он увидит ее грубо обкромсанные волосы!

– Это мой парикмахер. Можно спокойно вычеркнуть его. Если бы он был злодеем, то придумал бы что угодно, но только не порчу волос. С волосами он никогда бы так не поступил.

– А Питер Джеймсон?

– И Питера можно вычеркнуть. Это мой агент, его заработки зависят от моей работоспособности.

– Джоанна Грей. Кто она?

– Подруга. Мы с ней вместе учились в Королевской академии драматического искусства. Она очень хорошая актриса, фактически она должна была бы играть в «Сыщике», но сломала руку. Сегодня вечером она подменяет меня в спектакле.

– О спектакле я и не подумал. Клаудия поежилась.

– Я так плохо играла, что решила на время отказаться от роли. Почему из-за моих неприятностей должен страдать зритель?

– А Филлип Рэдмонд? Он, кажется, одержим образом вашей покойной матери?

– Насчет одержимости не знаю. Она дала ему первую работу в театре. Да вы сами видели, как он относится к ее памяти. Вы же помните, как он укорял меня, мол, она, моя матушка, никогда бы не сделала того, что позволила себе сделать ее дочь на смехотворном телешоу. Впрочем, он в этом не одинок.

Клаудия, несмотря на тепло августовского вечера и огонь в камине, время от времени продолжала поеживаться и растирать ладонями плечи.

– Вам холодно?

– Малость знобит.

– Это, вероятно, реакция. Вы до сих пор не можете освободиться от тяжкого груза случившегося.

– Я пытаюсь.

Ее глаза были полны боли, и она закрыла их, боясь, что снова могут нахлынуть слезы. Нет, плакать она не станет. Не должна.

– Ну-ну, будет вам!

Габриел наклонился к ней, и она почувствовала на своей щеке его дыхание, затем он поднял ее из кресла, обнял и прижал к себе, пытаясь согреть. Его губы прикасались к ее макушке, но в этом не было никакой угрозы, только желание успокоить.