Тайга шумит - Борис Петрович Ярочкин

одна, да верная будет, — успокаивал он себя. — Уральцев — тот белке в глаз попадает. А Леснов, Столетников или Верхутин? Да ведь и я неплохо стреляю…»

— Начнем, — шепнул Уральцев и снял с плеч ружье. — Вы, Александр Родионович, подержите собак, а мы утопчем снег, потом подойдете. Пошли, товарищи.

Заневский тронулся последним.

«Неужели им не страшно? — думал он. — Или не показывают вида?.. Стану у кедра, в случае чего, можно за него спрятаться…»

Но Уральцев поставил Заневского не у кедра, а за колодиной, крайним справа.

«Пропал, — подумал Заневский и огляделся. Рядом росли две молоденькие пихты, между ним и берлогой лежала куча валежника. — И спрятаться негде, если сюда пойдет!» — мелькнула мысль.

Уральцев тихонько свистнул, махнул Столетникову рукой, и тот, сдерживая лаек, стал медленно приближаться.

— Почему вы отошли с утоптанного места? — шепотом спросил Заневского Павел. — Плохой же упор для стрельбы!

«Почему же я отошел? — сам себя спросил Заневский и увидел, что все уже вскинули ружья. Быстро шагнув на утоптанный снег, он локтем прижал к себе ложе ружья. — Спокойнее, спокойнее, — шептал он, — только не горячиться и целиться в лопатку».

Столетников спустил со сворок собак и вскинул централку. Лайки, дружно залаяв, ринулись к берлоге. Прошло несколько томительных секунд.

«Почему же не поднимается?» — беспокоился Столетников.

«Скорее, скорее», — мысленно торопил медведя Заневский, чувствуя, как начинают дрожать колени, и, словно послушавшись его, медведь на секунду высунул голову, спрятался, а еще через мгновение выскочил из берлоги.

С треском разлетелся в стороны валежник, снег засыпал собак, медведь вздыбился и секунду стоял на месте, как бы соображая, куда идти, потом шагнул к Столетникову.

Раздалось сразу несколько выстрелов. От боли зверь взревел, но не упал. Он окинул людей бешеным взглядом и бросился вперед, но меткий выстрел Уральцева свалил его на ходу. Пуля попала между глаз.

Столетников сделал было шаг к медведю, но раздался властный окрик Уральцева:

— Сто-ой, еще медведь!

Из берлоги вылезал второй. Он огласил тайгу диким ревом и, преследуемый собаками, бросился между Заневским и колодиной. Выстрелил Верхутин. Зверь, как бы желая узнать, кто нанес ему рану, остановился и оглянулся. Собаки вцепились ему в спину.

«Что же я стою? — подумал Заневский, приходя в себя. Он еще не выстрелил ни разу. — Сейчас он бросится на меня…»

Медведь поднялся на дыбы, стряхнул с себя собак и, подавшись к Заневскому, оскалил пасть.

«Все!.. Пропал!..»

Что было дальше, Заневский не помнил. Он бросил ружье, как только почувствовал сильную отдачу приклада в плечо и, не оглянувшись, побежал к соснам, выхватывая из-за пояса топор. За спиной прогремело несколько выстрелов, потом еще два. И все стихло. Охотники застыли на своих местах, на снегу лежало четыре медведя. Люди еще не пришли в себя, они еще чего-то ждали, не отводя глаз от разоренной берлоги. Собаки, яростно рыча, рвали туши.

— Фу, ты, леший! — вывел всех из оцепенения Уральцев, опуская ружье. — Такого еще не видывал… четверо в одной!

— Вовремя вы отскочили, Михаил Александрович, — сказал Павел. — Еще бы немного, и третий накрыл бы вас…

Теперь заговорили все сразу.

— Вот получилось, — качал головой Верхутин, — я ранил второго, а никто больше не стреляет. Нажимаю на курок, а то забыл вгорячах, что выстрелил уже два раза, и перезарядить не догадаюсь. Хорошо еще, что Михаил Александрович не растерялся и дуплетом ему в ухо. А тут, смотрю, третий бежит…

— А вы, Павел Владимирович, ловко третьего-то свалили: одним выстрелом наповал!

— Медведица с медвежатами, — сказал Николай Уральцев, осматривая добычу, — и пестун, — указал он на убитого Заневским медведя.

«А я и не знал, что на меня третий медведь шел! — удивился Заневский.

Все были довольны результатом охоты.

— Н-да-а, — ухмыльнулся Заневский и посмотрел на медведей, — а что было бы со мной, если бы я один пошел на эту берлогу.

— Плачевно могло дело кончиться, — покачал головой Столетников и улыбнулся.

Солнце подбиралось к зениту.

Лучи, проскальзывая между веток, ложились на снег, и он сверкал бесчисленными сияющими точками. Впереди вспорхнула стайка, рябчиков. Павел на ходу снял ружье и зарядил дробовыми патронами.

— Во-он сидит, — указал ему Заневский на одну из птиц, и почти в эту же секунду Павел выстрелил.

Через несколько минут они взяли еще по одному рябчику.

— Пока привезем медведей и суп готов будет, — улыбнулся Павел, протягивая птиц Заневскому, — Отдайте Любови Петровне.

— Зачем же, а себе?

— А мы все к вам придем обедать. Или нельзя?

— Что вы… — смутился Заневский, принимая рябчиков, а через минуту уже обрадовался, что есть повод заговорить с женой.

28

Таня вышла из конторы леспромхоза и остановилась на крыльце. Взгляд ее медленно скользил по добротным сосновым срубам новых четырехквартирных домов, по выкрашенным в зеленый цвет заборчикам штакетника, задерживался на двухэтажном клубе, школе-десятилетке, строящейся на бугре у реки больнице, яслях, детсаде, убегал вдаль — к подернутой синеватой дымкой тайге.

Как изменился поселок Таежный!

Она смотрела и радовалась. Кажется, совсем недавно здесь стояло несколько длинных бараков, да десятка три-четыре домиков, а со всех сторон вплотную подступала тайга. На каждом шагу торчали могильными памятниками пни, ноги путались в валежнике, цеплялись за корни…

Она смотрела на поселок, а в нахлынувших воспоминаниях, воскресая, всплывал день за днем: то она видела себя за раскорчевкой пней, то на строительстве новой конторы и столовой, то воспитательницей в детском саду.

Таня улыбнулась.

— Здравствуйте, тетя Таня! — услышала Русакова несколько детских голосов.

Из школы шла группа ребятишек, ее бывших воспитанников. Она обрадовалась, сбежала с крыльца и, как взрослым, подала им руку. Владик Верхутин важно ответил на рукопожатие