Сестры-соперницы - Виктория Холт

В эту ночь я не могла уснуть, вновь и вновь вспоминая наш разговор. Перед глазами стояло его лицо: его твердые черты, тонкие, но четко прорисованные брови, холодный блеск голубых глаз, корректные манеры, полное игнорирование того факта, что я — женщина; и все-таки… и все-таки что-то было… какая-то искорка взаимопонимания, какая-то связь, на миг возникшая между нами.

Я попробовала поменять нас с сестрой местами. Предположим, это я поехала к Карлотте; предположим, это Анжелет подхватила оспу. Тогда я стала бы женой Ричарда. Или не стала бы? Отчего он выбрал ее? Она описала мне свое приключение на лондонской улице. Я могла представить, что, когда он спас и защитил ее, его умилила ее беспомощность. Предположим, что у меня стянули кошелек, и я попыталась вернуть его. Итак, я стала бы его женой, а Анжелет сейчас лежала бы в этой кровати, ожидая встречи со мной.

Мне необходимо было узнать, как у них обстоят дела. Любит ли он ее, любит ли она его?

Живя рядом с ними под одной крышей, я вскоре все узнаю. И каким будет результат этого моего проживания?

Я пыталась откровенно объясниться сама с собой:

— Ты знаешь свою натуру. Тебе нужно выйти замуж. Феб об этом знает. Возможно, ей это нужно. Может быть, попытаться найти для нее мужа… кого-нибудь, кто будет боготворить меня за то, что я дала возможность жениться на Феб и поступить ко мне на службу? Ну почему мне всегда хочется, чтобы люди восхищались мной? Почему бы мне не стать простой и незамысловатой, как Анжелет? А может быть, теперь уже и она не простушка. Ведь она замужем; она ложится в одну постель с этим мужчиной и могла бы родить от него ребенка, если бы не несчастный случай. Она должна была измениться.

Неужели я не знала самое себя? Ведь я так долго болела и так неожиданно вернулась к жизни. Я вновь флиртовала с Бастианом, и хотя моя гордость не позволила мне вновь стать его любовницей, но меня к нему влекло. Впрочем, это мог бы быть вовсе и не Бастиан. А теперь я встретила этого человека, и он оказался непохожим на всех, кого я знала до сих пор. Генерал ничем не напоминал парней из семейств Кроллов и Лэмптонов, с которыми я вместе росла. В нем была какая-то отстраненность, которая и влекла меня к нему; он был опытен и знал жизнь; он сражался в боях и близко видел смерть. Он в самом деле заинтриговал меня. А кроме того, он был мужем моей сестры, и, должно быть, именно из-за наших с ней довольно необычных отношений, не вполне мне понятных, я испытывала к нему эти чувства.

Наконец я уснула. Феб разбудила меня рано утром, поскольку мы должны были выехать с постоялого двора ровно в семь часов.

Мы вместе позавтракали, вновь увлекшись разговором.

Ричард рассказал мне о своем родном доме на севере страны, а я сказала, что хорошо представляю его предков, защищавших свои дома от пиктов. В нем было что-то от датчанина, и я предположила, что его предки прибыли в Британию на своих длинных лодках, чтобы разорять наши берега.

Он согласился с такой возможностью, хотя их семейные хроники утверждают, что основатели рода прибыли вместе с Вильгельмом Завоевателем, и мы пустились в рассуждения о войнах, и о том, что они всегда существовали в этом мире, Я сказала, что было бы гораздо лучше, если бы люди научились решать свои распри другими способами.

Будучи солдатом, Ричард ненавидел иные пути решения многих проблем, ибо всегда найдутся люди, готовые нарушить данное ими слово, и единственным реальным путем установления закона и порядка может быть применение силы.

— Как странно, — заметила я, — что для того, чтобы воцарился мир, нужно вести войну.

— Противоядия нередко бывают именно таковы, — согласился Ричард. — Мне кое-что известно о лечебных травах, и представьте, действие одного яда часто нейтрализует действие другого яда.

Потом он начал рассказывать о травах, о том, как он лечил ими полученные в боях раны… и, таким образом, время за завтраком пролетело незаметно.

Мы должны были отправиться в семь утра и выехали минута в минуту. Меня немножко смешила такая точность. Я решила, что отсутствие пунктуальности в глазах Ричарда должно выглядеть чуть ли не преступлением, и мне стало любопытно, как же удается выкручиваться Анжелет, так как пунктуальность никогда не входила в список ее добродетелей.

Я ехала рядом с Ричардом и благодарила за учтивость, которая привела его в «Белый олень» ради того, чтобы встретить меня и сопроводить в замок. Он сказал, что считает своей прямой обязанностью выполнить свой долг перед сестрой жены, а к тому же он получил от этого удовольствие. Его лицо было очень доверчивым, когда он сказал:

— Надеюсь, вам не покажется скучно в Фар-Фламстеде. Позже мы отправимся в нашу резиденцию в Уайтхолле, и там вы будете общаться с людьми, близкими ко двору. Но пока, я считаю, Анжелет должна восстановить силы, и для этого ей следует пожить в спокойной обстановке.

— Ну конечно. Я живу в провинции, где, как мне кажется, гораздо скучнее, чем в Фар-Фламстеде, так что на этот счет у вас не должно быть опасений.

— Я уверен, что ваш приезд пойдет на пользу нам обоим.

По пути генерал рассказывал о местах, которые мы проезжали, и я была удивлена тем, как отличались здешние пейзажи от наших. Наши деревья несли на себе шрамы, полученные в битвах с юго-западными штормами, а здесь, на юго-востоке Англии, деревья — платаны, липы, конские каштаны — выглядели полными достоинства, ухоженными, как будто кто-то специально подстригал их, и, хотя зелень здешней травы была более блеклой, чем в наших местах (правда, не намного), создавалось впечатление, что и траву здесь подстригают. В этих пейзажах была, можно сказать, элегантность, которой так не хватало пейзажам нашего Корнуолла.

Наконец мы добрались до Фар-Фламстеда. Я отметила, с какой гордостью он указал мне на замок. Действительно, здание было изящным, постройка определенно относилась к первым годам правления великой королевы: красный кирпич, деревянный верхний этаж, решетчатые окна, зелень…

За деревьями промелькнула серая башня, и я воскликнула:

— Это, должно быть, тот маленький замок, о котором мне писала Анжелет.

Я уже успела настолько изучить мужа своей сестры и привыкнуть к его меняющемуся настроению, что его неодобрительная реакция на мое замечание не ускользнула от меня. Отчего-то эта тема была ему неприятна.

— Это ведь развалины?

— Вряд ли их можно так назвать. Более правильное определение — прихоть.

— То есть, что-то бесполезное.

— Э… ну да, конечно.

— А разве замок не занимает место, которое можно было бы использовать для иных целей?

— Его построил мой предок, и о нем сложена легенда. Поэтому его нельзя разрушить.