Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 (СИ) - Шульман Нелли

Хана приехала к воскресному обеду на набережной Августинок прямо из близлежащего госпиталя Отель-Дье. Краузе начал вставать и ходить по палате. Она привезла адвокату свежие круассаны и попросила медбрата заварить кофе. Медбрата который день успешно изображал месье Ламбер, Механик:

– Меня мальчишкой угнали на работы в Германию, в Мюнхен…  – хмуро заметил он Хане в курилке, – я тогда еще действительно трудился механиком на заводах Ситроена. Я хорошо говорю по-немецки…  – он кинул сигарету в урну, – но месье Адвокат об этом не догадывается. Если он куда-то позвонит, если кто-то его навестит, мы все немедленно узнаем…

Хана поняла, что после отъезда Краузе в Германию месье Механик вернется к своим обычным обязанностям:

– Он тоже покинет Париж…  – Хана оглядывала антикварный фарфор тети Лауры, – он упоминал, что его новое задание случится совсем не во Франции…  – больше Механик ничего не говорил, а Хана не спрашивала:

– Меньше знаешь, лучше спишь, – напомнила себе девушка, – я не имею права сообщать о нападении на Краузе даже семье…  – услышав о ее будущем визите в Гамбург, Краузе обрадовался:

– Я позвоню приятелям, вам…  – он слегка запнулся, – снимут квартиру в хорошем доме рядом с гаванью. У вас…  – Хана видела, что он хочет сказать совсем другое, – будет балкон, как в апартаментах, где мы познакомились…  – Хана понимала, что Краузе рассчитывает на приглашение:

– И не к обеду или ужину, – угрюмо подумала девушка, – он платит за комнаты и въедет туда с багажом…  – Хана ласково пожала его руку:

– Я буду рада видеть вас моим гостем, милый. Мы с вами друзья…  – девушка поглаживала его ладонь, – очень близкие друзья, Фредерик…

Хану немного затошнило, однако девушка вздохнула:

– Какая разница? Одним больше, одним меньше…  – ей отчаянно хотелось забыть об Аароне, но ничего не получалось:

– Я все время думаю, что это он со мной…  – сидя в парадной столовой квартиры, Хана незаметно покусала губы, – с ним мне было хорошо, а с остальными только хочется больше никогда их не видеть…  – она не сказала тете Марте о записке, полученной от президента:

– Узнай ФБР о таком, меня не оставят в покое. Я не хочу, чтобы за мной следили…  – конверт от Кеннеди она сожгла в ванной номера в Le Bristol, – все можно и нужно сохранить в тайне…  – на главном почтамте Парижа, из будки автоматической связи, она позвонила на номер, указанный в записке:

– Бостонский телефон…  – ей ответил мужской голос с таким, как у Кеннеди, акцентом, – наверное, его доверенный человек…  – Хана сказала, что вернется в Америку в июне и будет рада встрече.

Она кинула косой взгляд на лицо брата:

– Джо отдохнул. Тетя Лаура вокруг него чуть ли не на цыпочках ходит, приносит ему кофе в постель…  – за весенним супом из спаржи и молодым цыпленком, они говорили о погоде:

– Дожди вроде закончились, – весело сказал Пьер, – самое время достать наши велосипеды из кладовки. Там и твой стоит, Хана. Со времен коллежа Севиньи ты не выросла, – подросток широко улыбнулся, – ты сможешь им пользоваться…  – они хотели поехать на велосипедах в Булонский лес:

– Устройте пикник, – Лаура кивнула, – прогноз обещает тепло. Отличная погода для путешествия, милые…  – пистолет сына она надежно спрятала в тайник, устроенный в шелковой обивке ее дорожного саквояжа от Goyard. Ловкие руки Лауры порхали над тканью:

– Мишель научил меня делать такие тайники в сорок первом году, в Бретани…  – Лаура знала, что старший сын не поинтересуется, оказался ли его пистолет в банковской ячейке:

– Джо мне доверяет и правильно делает. Я его мать, я не обману сына…  – Лаура рассчитывала отнести оружие в банк после возвращения с глухой фермы у датской границы. Сначала ей надо было добраться до Гамбурга и, как думала женщина, осмотреться:

– С Моллер мне пистолет не понадобится, то есть стрелять я из него не буду…  – она налила себе кофе:

– Я боюсь, что мне придется ненадолго вас оставить, милые…  – небрежно заметила Лаура, – я тоже уезжаю…  – Джо даже положил вилку. Лаура взглянула на изумленные лица сыновей и Ханы:

– Они удивились, но они рады. Они считают, что я выздоровела, но я никогда и не болела…  – Пьер отозвался:

– Здорово! Куда ты едешь, мамочка…  – яркое солнце заиграло в ее полуседых, аккуратно уложенных волосах:

– Навестить старых знакомых, – невозмутимо ответила Лаура, – встретиться с товарищами по оружию.

Бельгия

Мон-Сен-Мартен

На дубовых половицах передней дома Гольдбергов громоздились саквояжи. Гамен ошалело скакал среди вещей, залезая в плетеную корзинку с провизией, обнюхивая стянутый ремнем пузатый чемодан. Пес тащил за собой кожаный поводок. Из приоткрытой на улицу двери доносилось урчание автомобильного мотора.

Высокая, темноволосая девочка стояла посреди прихожей, шевеля губами:

– Чемодан, саквояж папы, саквояж мамы Лады, игрушки Мишель…  – Роза Гольдберг крикнула:

– Элиза! Где игрушки, спускай их сюда! Мы через четверть часа уезжаем, хватит копаться…  – Роза, старше сестры на полчаса, никогда не забывала об этом упомянуть. На площадке второго этажа блеснули светлые локоны:

– Не ори, – довольно любезно сказала младшая Гольдберг, – здесь не рыбный рынок в Остенде. Вот игрушки, а вот и сама Мишель…  – кудрявая малышка осторожно спускалась по лестнице, волоча за собой холщовую кошелку. Ступеньки усеяли выпавшие из мешка кубики. Роза закатила глаза цвета горького шоколада:

– С вами беспорядка не оберешься. Опять витаешь в облаках, – она ловко выхватила из руки сестры смятый конверт, – читаешь письма от ухажера…  – Элиза потянула весточку обратно:

– Отдай! Он не ухажер, мы друзья, а ты завидуешь, потому что тебе никто не пишет…  – конверт надорвался, на ковер прихожей выпало цветное фото. Моше Судаков, в шортах и широкополой шляпе, сидел за рулем трактора. Гамен, клацнув зубами, схватил снимок. Мишель, оступившись, шлепнувшись на пол, обиженно заплакала.

Элиза немедленно подняла сестру на руки:

– Сейчас мама придет, – заворковала девочка, – она яйца собирает…

Выезд Гольдбергов в Остенде на майские каникулы больше напоминал военную операцию. После нового года Эмиль по телефону заказал семейный номер в кошерном пансионате. Лада заранее начала складывать корзину с провизией:

– Ты говоришь, что номер с кухней, – озабоченно сказала она мужу, – лучше повезти продукты с собой, вдруг начнутся перебои с товарами в магазинах…  – забрав пока пустую корзинку, Гольдберг усадил жену себе на колено:

– Это не Советский Союз…  – смешливо сказал он, целуя белокурую прядь на ее виске, – у нас не бывает дефицита. И вообще, ты едешь отдохнуть, а не стоять у плиты…  – пощекотав ее, он подытожил:

– Но провизию вези, насчет экономии ты права…  – Эмиль намеревался готовить сам, с помощью старших дочерей:

– Лада пусть ходит на пляж и отдыхает в номере, – решил он, – не так часто мы бываем вместе, а отпуска у меня всего две недели…  – двойняшкам, отличницам, разрешили длинный отдых в мае:

– Правда, потом мы учимся до конца июля, – вздохнула Роза, – но в августе папа обещал нам поход с палаткой на Ботранж…  – Мишель, успокоившись, прикорнула на руках Элизы:

– Она хорошо обращается с малышами…  – Роза быстро подобрала игрушки с лестницы, – она хочет стать врачом, как папа…

В своем углу большой детской, на пробковой доске, Роза развесила фотографии и вырезки из газет о работе докторов в Африке. Был там и последний снимок их кузины Маргариты. Доктор Кардозо сидела в лаборатории за микроскопом:

– Охотница за вирусами…  – гласил заголовок, – Маргарита Кардозо продолжает дело своего отца, профессора Кардозо, героя войны…  – весной перед белокаменным храмом святого Иоанна Крестителя, на огороженном участке, появилась табличка:

– Здесь будет возведен памятник жертвам нацизма, отдавшим жизни ради торжества правды на земле…  – рядом стоял стальной ящик для пожертвований. Двойняшки каждую неделю бросали в прорезь несколько сантимов из карманных денег: