Золотой плен - Патриция Кемден

Она тоже ласкала его грудь и живот, согласуя ритм этих поглаживаний с быстротой своих интимных движений.

– Ох, я и представить себе не могла... Ох... – Глаза ее закрылись, голова откинулась назад, и вся поза была безумно чувственной.

Глядя на нее сквозь жаркий туман в глазах, Бекет испытывал самое утонченное, самое совершенное из всех мыслимых наслаждений. Всякий раз он открывал для себя что-то новое в запахе ее женственности, переполняющей сладостной музыке ее стонов, неповторимом вкусе ее кожи.

Его бедра начали раскачиваться в такт ее движениям, и она довольно замурлыкала. Он медленно, вожделенно улыбнулся. Видения, вызванные собственной страстью и чувственным обликом Катье, теснились в голове.

Вот он сидит у камина и смотрит на нее, ощущая болезненно-приятное напряжение в паху. Этой ночью она ляжет в его постель, и он будет обладать ею, как вчера, как завтра, как всегда.

Но вдруг он взревел. Сидя на нем, она исполняла огненный танец и каждое движение сопровождала страстным пожатием, от которого у него мутился рассудок.

– Бог мой, женщина, что ты... О Господи Иисусе!..

Катье одарила его еще одной глубоко интимной лаской и в хмельном угаре дико затрясла головой. Внутри раздавался непрерывный звон. Желание струилось по жилам как ревущий горный поток. Она слилась с ним. Они – единое целое. Из этого слияния рождается самая безжалостная в мире страсть. Сладкий, неумолимый тиран. С каждым новым рывком Бекет вонзался в нее все глубже. От напряжения по лицу ее заструились слезы. О Боже, она вся горит!

Его охватило настоящее безумие. Хотелось соединиться с ней еще теснее, еще неразрывнее. Он мучительно стонал, напрягая все мышцы, все силы.

– Бекет, Бекет, о мой Бог! – пронзительно кричала она. – Ох, Бекет, не могу больше... Ох, какое... – Она заплакала навзрыд. – Нет, нет, нет, ох, нет! О Боже! Бе-ке-е-е-е...

Катье содрогалась долго и неистово, и ее вопль так звенел в воздухе, будто душа отлетала от тела.

– Катье... Боже правый... А-а-а-а!

Стоны перешли в рев. Тело Бекета оторвалось от земли, готовое устремиться в рай. Перед глазами сверкнула ярчайшая вспышка, и беззвучный гром раскатился по всем извилинам мозга.

Глава XX

На прохладной притихшей поляне Катье погрузилась в сны. Они вместили в себя образ Бекета во всех его красках, звуках и запахах. И Катье собирала их воедино, в огромный букет воспоминаний, чтобы потом перевязать лентой и вложить в сердце, как пучок пахучих трав в свежее белье.

Сон стал глубже, навеял иные образы. Ей снилась ярость, которую можно загасить только смертью Эль-Мюзира. Она стонала во сне, а сильные руки то и дело успокаивали ее.

Когда, наконец, она очнулась, то обнаружила, что тихонько лежит рядом с Бекетом и прислушивается к его ровному дыханию. Мысль снова обратилась к только что сотворенному ими чуду, к тому, что она испытала, к ее снам.

Катье отодвинулась от него, слегка встревоженная слабостью во всем теле. Медленно, с усилием поднялась, собрала раскиданную одежду и стала одеваться. Нижняя юбка путалась в ногах, шнуровка обматывалась вокруг пальцев. Она помедлила, переводя дух, потом из последних сил затянула корсет.

– Мужчина всегда должен просыпаться при таком зрелище, – услышала она голос Бекета.

Вздрогнув, перевела на него огромные глаза. Он тоже вскочил на ноги и едва не потерял равновесие. Удивленно оглядевшись, запустил пальцы в темную гриву.

– Так и знал! Не надо было спать.

Слова повисли над поляной. Теперь ни у него, ни у нее нет выбора – Бекет отчетливо это сознавал. Не говоря ни слова, он поднял бриджи и натянул их.

– Мне пора, – проговорила она каким-то хриплым голосом и застегнула верхнюю пуговицу жакета.

Он кивнул и встретился с ней взглядом.

– И мне, Катье.

Он по очереди поднимал с земли рубашку, мундир, ботфорты, шпагу и, надевая их, превращался в знакомого ей полковника.

С неотразимой улыбкой он поклонился и подал ей руку – как галантный кавалер.

– Мадам.

– Милорд, – отозвалась Катье и тоже хотела присесть, но поняла, что настоящего реверанса не получится: ноги не держали ее. Хотела опереться на него, но даже такое прикосновение показалось слишком чувственным, поэтому она быстро отдернула руку. – Я... Я... – Катье запнулась и закусила губу, чтобы не закричать.-... Я никогда... не думала, что можно почувствовать... такое.

На лице у Бекета была написана тревога, но он легонько стиснул ее пальцы и поднес их к губам.

– И я не думал.

Взгляд его вдруг сделался мечтательным. Он по одному перецеловал ее пальцы, тыльную сторону ладони, запястье. Она содрогнулась от ощущения влажного горячего языка на своей коже. Потом он прижал ее ладонь к своему приоткрытому рту и закрыл глаза.

Катье стояла неподвижно, прислушиваясь к биению своего сердца. Наконец не выдержала и беспомощно прислонилась к Бекету.

– Катье, – сказал он, лаская ее голосом. Впился губами в теплую мякоть ладони. – Катье... О Боже! – Он уронил ее руку и отшатнулся, мотая головой.

Затем расправил плечи, снова поклонился и молча пошел рядом, не прикасаясь к ней. Ему хотелось побыть с ней подольше, чтобы было за что уцепиться в последний миг. Ведь она сделала ему подарок, какой редкий мужчина получает от женщины, – подарила ему жизнь.

Но слишком поздно.

Она подарила ему жизнь как раз тогда, когда он готов расстаться с жизнью. Он шагал рядом, упрятывая свои чувства к ней на дно сердца. Теперь ему нужны не они, а его ярость, его ненависть, его долг, его клятва.

Перед ними замаячили стены аббатства. Катье снова увидела обвалившийся неф. Вот так и жизнь ее рухнула в глубокую бездну.

Оба невольно замедляли шаг, оттягивая минуту расставания.

Вот и яблоня, у которой привязана гнедая кобыла.

– А когда ты... Нет, я не хочу знать, не хочу! – Она закрыла глаза от страшной правды, но тут же совладала с собой. – Когда ты с ним встретишься?

– Как только сядет солнце. Он ночной зверь и умрет ночью.

Она чувствовала себя, как разобранная на части деревянная кукла. Больше им не суждено свидеться. Он убьет Эль-Мюзира и вернется к своему воинскому долгу.

– Будем прощаться? – спросила она.

Бекет поймал золотистую прядь, выбившуюся из подколотых в спешке волос и поцеловал ее.

– Мы уже простились. – Он поправил прядь и отступил.

– Я... Я буду тосковать по тебе. – Она зажмурилась, не позволяя себе заплакать. – Уж лучше б я тебя не знала...

Ничего подобного, когда он вернется к герцогу Мальборо, у меня, как благословение Божье, останутся мои воспоминания.