Закат и падение Римской Империи. Том 1 - Эдвард Гиббон

При описании общих бедствий человеческого рода от на­шего внимания легко ускользают и смерть замечательного человека, как бы высоко он ни был поставлен, и разрушение здания, как бы ни была велика его известность. Тем не менее мы не можем позабыть того, что храм Дианы Эфесской, семь раз восстававший из своих развалин с постоянно возраста­ющим великолепием, был окончательно сожжен готами во время их третьей морской экспедиции. Искусство Греции и богатства Азии общими силами способствовали сооружению этого священного и великолепного здания. Оно поддержива­лось ста двадцатью семью мраморными колоннами иониче­ского ордера. Это были подарки благочестивых монархов, и каждая из них имела шестьдесят футов в вышину. Алтарь был украшен мастерскими скульптурными произведениями Праксителя, может быть заимствовавшего из любимых мест­ных легенд свои сюжеты - рождение божественных детей Латоны, удаление Аполлона после умерщвления циклопов и милосердие Бахуса к побежденным амазонкам. Однако в длину Эфесский храм занимал только четыреста двадцать пять футов, то есть около двух третей того пространства, ка­кое занимает собор Св. Петра в Риме. В остальных своих размерах он был еще более незначителен по сравнению с этим образцовым произведением новейшей архитектуры. Распростертые руки христианского креста требуют большей ширины, нежели продолговатые храмы язычников, и самый смелый из древних художников был бы приведен в крайнее смущение, если бы ему предложили соорудить купол одной вышины и одних размеров с Пантеоном. Тем не менее хра­мом Дианы восхищались как одним из чудес света. И персы, и македоняне, и римляне чтили его святость и обогащали его своими приношениями. Но грубые дикари с берегов Бал­тийского моря не имели склонности к изящным искусствам и относились с презрением к воображаемым ужасам иностран­ного суеверия.

Касательно этих нашествий рассказывают еще одну под­робность, которая заслуживала бы нашего внимания, если бы мы не имели основания подозревать, что она была фанта­стическим вымыслом одного из новейших софистов. Нам рассказывают, что во время разграбления Афин готы собра­ли все находившиеся в городе библиотеки и готовы были за­жечь этот погребальный костер греческой учености, но что один из их вождей, более образованный, чем его соотечест­венники, убедил их отказаться от этого намерения, обратив их внимание на то обстоятельство, что пока греки будут предаваться изучению книг, они никогда не будут уметь вла­деть оружием. Если мы признаем достоверность этого факта, мы должны будем заметить, что этот глубокомыслен­ный советник рассуждал как невежественный варвар. У са­мых образованных и самых могущественных народов гений проявлял себя одновременно во всех сферах человеческой деятельности, и век просвещения всегда был также веком во­инских доблестей и побед.

IV. Новые персидские государи, Арташир и его сын Шапур, одержали верх (как уже было говорено выше) над до­мом Аршакидов. Из числа многих принцев этого древнего рода один царь Армении Хосрой сохранил и свою жизнь, и свою независимость. Его средствами обороны были и естест­венные силы его страны, и постоянный наплыв перебежчи­ков и недовольных, и союз с римлянами, и главным образом его собственное мужество. После тридцатилетней успешной борьбы он был лишен жизни убийцами, подосланными пер­сидским царем Шапуром. Армянские сатрапы, желавшие из патриотизма поддержать независимость и достоинство коро­ны, просили римского покровительства для законного на­следника престола Тиридата. Но сын Хосроя был еще ребе­нок, союзники были далеко, а персидский монарх приближался к границам во главе громадной армии. Молодой Тиридат, на которого Армения возлагала все свои надежды, спас­ся благодаря преданности одного из своих слуг, а Армения сделалась провинцией Великой персидской монархии и оста­валась в этом зависимом положении в течение почти двадца­ти семи лет. Возгордившись этим легким завоеванием и рассчитывая на затруднительное положение и на слабость римлян, Шапур принудил сильные гарнизоны Карра и Нисибина сдать ему эти крепости и стал опустошать страны по обеим сторонам Евфрата.

Рис. Шапур.

Потеря важной пограничной позиции, гибель верного и ес­тественного союзника и быстрые военные успехи честолюби­вого Шапура пробудили в римлянах чувство оскорбленного достоинства и сознание опасности, которая им угрожала. Ва­лериан льстил себя надеждой, что бдительность его намест­ников будет достаточна для охраны Рейна и Дуная, но для обороны Евфрата он решился лично отправиться на место военных действий, несмотря на свои преклонные лета. Его прибытие в Малую Азию на время прекратило морские экс­педиции готов и доставило этой несчастной провинции вре­менное и обманчивое спокойствие. Он переправился через Евфрат, встретил персидского монарха под стенами Эдессы, был разбит и взят в плен Шапуром. О подробностях этого важного события мы имеем неясные и неполные сведения, но из некоторых данных мы усматриваем со стороны римского императора длинный ряд неосторожностей, ошибок и заслу­женных бедствий. Он возложил полное доверие на претори­анского префекта Макриана, тогда как этот недостойный министр сделал своего повелителя страшным лишь для его угнетенных подданных, а в глазах врагов Рима - достойным презрения. Вследствие его неблагоразумных или злонамеренных советов императорская армия была поставлена в та­кое положение, в котором ничего не могут сделать ни храб­рость, ни военное искусство. Энергичные попытки римлян пробить себе дорогу сквозь ряды персидской армии были от­ражены с большим кровопролитием, и Шапур, окружив­ший римский лагерь с превосходящими силами, терпеливо ожидал, чтобы постоянно усиливавшиеся голод и моровая язва обеспечили ему победу. Легионы стали роптать и ви­нить Валериана в своих страданиях; наконец они решитель­но потребовали немедленной капитуляции. Персам была предложена огромная сумма денег за позволение совершить позорное отступление. Но сознававшие свое превосходство персы с негодованием отвергли это предложение; задержав присланных к нему уполномоченных, Шапур придвинул свою армию в боевом порядке к подножию римского укреп­ленного вала и настоятельно потребовал личного совещания с императором. Валериан нашелся вынужденным вверить свою жизнь и свое достоинство честному слову своего врага. Свидание окончилось так, как и следовало ожидать. Импе­ратор был задержан в плену, а его удивленные войска сло­жили оружие. В момент этого блестящего триумфа, гор­дость и политика внушили Шапуру желание посадить на ва­кантный римский престол такого человека, который был бы готов во всем исполнять его волю. Погрязший в пороках всяко­го рода незнатный антиохийский выходец Кириад был назна­чен на то, чтобы обесчестить римский престол, а выбор пер­сидского победителя был, конечно, утвержден одобритель­ными, хотя и вынужденными, возгласами пленной армии.

Коронованный раб поспешил заслужить милостивое распо­ложение своего повелителя изменой своему отечеству. Он направил Шапура через Евфрат и далее через Халкиду к метрополии Востока. Передвижения персидской кавалерии были так быстры, что, если верить одному очень рассуди­тельному историку, город Антиохия был застигнут врасп­лох в то время, как праздная толпа наслаждалась театраль­ными зрелищами. Великолепные здания Антиохии, как час­тные, так и общественные, были частью ограблены, частью совсем разрушены, а ее многочисленные жители были частью перебиты, частью уведены в плен. Мужество эмесского верховного жреца на минуту приостановило разливавшееся во все стороны пламя опустошения. Облекшись в свои свя­щеннические одеяния, он стал во главе многочисленной тол­пы фанатичных крестьян, вооруженных одними пращами, и защитил своего бога и его собственность от нечестивых по­следователей Заратуштры. Но разорение Тарса и многих других городов служит ясным доказательством того, что, за исключением этого единственного случая сопротивления, персидская армия почти без всяких затруднений овладела Сирией и Киликией. Римляне даже не воспользовались уз­кими ущельями Тавра, которые было бы нетрудно оборонять от неприятеля, которого главные силы заключались в кава­лерии, неспособной действовать в гористой местности; таким образом, ничто не помешало Шапуру предпринять осаду сто­лицы Каппадокии Кесарии, которая хотя и принадлежала к разряду второстепенных городов, но, как полагают, имела четыреста тысяч жителей. Демосфен принял главное началь­ство над городом не столько по поручению императора, сколько по добровольной готовности быть полезным своему отечеству. Он долго отражал все нападения, и наконец, ког­да измена одного доктора предала Кесарию в руки неприяте­ля, он пробился сквозь ряды персов, которым было приказа­но непременно захватить его живым. Этот отважный воена­чальник ускользнул из рук врага, который, может быть, на­казал бы его, а может быть, и почтил бы за упорное мужест­во, но многие тысячи его сограждан погибли в общей резне. Шапура обвиняли в том, что он обходился с пленными с бес­полезной и неумолимой жестокостью. В этих обвинениях, без сомнения, многое было преувеличено чувством нацио­нальной ненависти, а также униженной гордостью и бессиль­ным желанием отмщения; тем не менее по всему видно, что тот же самый монарх, который выказал себя в Армении бла­годетельным законодателем, относился к римлянам со стро­гой суровостью завоевателя. Так как он не считал возмож­ным прочно утвердить свою власть над какой-либо частью римской территории, то он заботился только об одном - что­бы позади его осталась необитаемая пустыня; с этой целью он переселял в Персию местных жителей и перевозил туда сокровища провинций.