Закат и падение Римской Империи. Том 1 - Эдвард Гиббон

Когда Галлиен получил известие, что его столица изба­вилась от варваров, его не порадовало, а напугало мужест­во сенаторов; он опасался, чтобы это мужество когда-ни­будь не внушило им желания избавить столицу от внут­ренней тирании, точно так, как оно избавило ее от ино­странного нашествия. Его трусливая неблагодарность явно выразилась в эдикте, запрещавшем сенаторам занимать какие-либо военные должности и даже приближаться к ла­герным стоянкам легионов. Но его опасения были неосно­вательны. Богатые и привыкшие к роскоши римские ари­стократы снова предались своим низким наклонностям и отнеслись к этому оскорбительному изъятию из военной службы как к милости; пока они могли спокойно наслаж­даться своими банями, театрами и виллами, они охотно предоставляли грубым крестьянам и солдатам опасные за­боты о целостности империи.

Один из писателей Восточной Римской империи упомина­ет о другом нашествии алеманнов, которое казалось еще бо­лее грозным, но имело более блестящий для римлян исход. Рассказывают, будто триста тысяч этих воинственных варва­ров были разбиты близ Милана десятью тысячами римлян, находившихся под начальством самого Галлиена. Но эту невероятную победу, по всему вероятию, следует приписать или легковерию историка, или каким-нибудь преувеличен­ным подвигам одного из императорских наместников. Галлиен прибег к оружию иного рода, чтобы оградить Италию от ярости германцев. Он женился на Пипе, дочери короля маркоманнов - свевского племени, которое часто смешивали с алеманнами в эпоху их войн и завоеваний. В награду за этот родственный союз он дал отцу своей жены обширные владения в Паннонии. Природные прелести дикой красоты, как кажется, внушили непостоянному императору страсть к дочери, и таким образом политические узы были скреплены узами любви. Но гордые римляне не хотели признавать за настоящий брак этот нечестивый союз гражданина с дочерью варвара и заклеймили германскую принцессу позорным на­званием наложницы Галлиена.

Рис. Публий Лициний Эгнаций Галлиен.

III.   Мы уже описали переселение готов из Скандинавии или по меньшей мере из Пруссии к устьям Борисфена и про­следили их военные успехи от Борисфена до Дуная. При им­ператорах Валериане и Галлиене римские провинции, для которых эта последняя река служила границей, беспрестан­но подвергались нашествиям германцев и сарматов, но рим­ляне защищали их с более чем обыкновенными мужеством и успехом. Провинции, которые были театром войны, достав­ляли римским армиям неистощимый запас отважных солдат, и нередко случалось, что иллирийские крестьяне достигали высших военных должностей и оказывались очень способны­ми военачальниками. Хотя летучие отряды варваров, бес­престанно бродивших по берегам Дуная, и проникали иногда до пределов Италии и Македонии, императорские наместни­ки или останавливали их наступление, или отрезали им путь к отступлению. Но великий поток готских нашествий при­нял совершенно иное направление. Утвердившиеся на Укра­ине готы скоро завладели северными берегами Эвксинского Понта: к югу от этого внутреннего моря лежали изнеженные и богатые малоазийские провинции, у которых было все, что могло привлечь варварского завоевателя, но не было ничего, что могло бы служить средством обороны.

Берега Борисфена находятся на расстоянии только шести­десяти миль от узкого пролива, ведущего к полуострову крымской Татарии, который был известен древним под име­нем Херсонеса Таврического. Еврипид, умевший прида­вать древним вымыслам такую изящную красоту, избрал эти негостеприимные берега сценой для одной из своих самых трогательных трагедий. Кровавые жертвоприношения Ди­ане, прибытие Ореста и Пилада и торжество добродетели и религии над свирепостью дикарей были выражением той ис­торической истины, что первобытные обитатели полуострова тавры смягчили свои суровые нравы благодаря влиянию гре­ческих колоний, селившихся вдоль морского побережья. Ма­ленькое Боспорское царство, столица которого была построе­на на берегу пролива, соединяющего Меотийский залив с Эвксинским Понтом, состояло из выродившихся греков и полуцивилизованных варваров. Оно существовало в качестве самостоятельного государства со времен Пелопоннесской войны, потом было поглощено честолюбием Митридата и наконец вместе с остальными владениями этого государя преклонилось перед силою римского оружия. Со времен Ав­густа цари Боспора были смиренными, но не бесполезны­ми союзниками империи. С помощью подарков, небольшой армии и кое-каких укреплений, воздвигнутых поперек пере­шейка, они с успехом охраняли от бродячих шаек сармат­ских хищников доступ в страну, которая благодаря своему географическому положению и удобным гаваням господство­вала над Эвксинским Понтом и над Малой Азией. Пока скипетр находился в руках династии наследственных царей, эти последние исполняли свою важную обязанность бдитель­но и успешно. Но внутренние раздоры и частые опасения, частые личные интересы разных узурпаторов, захватывавших вакантный престол, открыли готам доступ в самый центр Боспора. Вместе с приобретением вовсе ненужной для них плодородной почвы они сделались хозяевами флота, доста­точного для того, чтобы перевозить их армии к берегам Азии. Суда, употреблявшиеся для плавания по Эвксинскому морю, были очень странной конструкции. Это были легкие плоскодонные барки, построенные из одного дерева, без малейшей примеси железа и прикрывавшиеся в случае бури отлогим навесом. На этих плавучих домах готы бес­печно пускались в неизвестное им море под руководством матросов, которых они силою заставляли поступать к ним на службу и которые не могли внушать доверия ни своим искус­ством, ни своей преданностью. Но жажда грабежа заглушала всякую мысль об опасностях, а природное бесстрашие заме­няло для них ту более благоразумную уверенность, которая бывает плодом знания и опытности. Такие отважные воины, должно быть, нередко сетовали на трусость своих руководи­телей, не решавшихся пускаться в море, не будучи уверенными в прочно установившейся хорошей погоде, и даже едва ли отваживавшихся на такое дальнее плавание, что можно бы было потерять из виду берега. По крайней мере таков в наше время обычай турок, а их едва ли можно считать ме­нее искусными мореплавателями, нежели древние обитатели Боспора.

Готский флот, миновав находившиеся влево от него берега земли черкесов, появился прежде всего перед Питием, на самой крайней границе римских провинций; этот город имел довольно хорошую гавань и был защищен крепкой стеной. Здесь готы встретили более упорное сопротивление, чем мог­ли ожидать от слабого гарнизона отдаленной крепости. Они были отражены, и их неудача, как казалось, уменьшила страх, который наводило одно их имя. Пока очень способный военачальник высшего ранга Сукцессиан оберегал границу, все их усилия оказывались тщетными, но лишь только он был перемещен Валерианом на более почётную, но менее важную должность, они возобновили нападение на Питий и, разрушив этот город, загладили воспоминание о своей пер­вой неудаче.

От Пития до Трапезунда - если плыть, огибая восточный берег Эвксинского моря, - около трехсот миль. На своем пути готы достигли берегов Колхиды, получившей столь громкую известность благодаря экспедиции аргонавтов, и даже попытались - впрочем, без успеха - ограбить богатый храм, воздвигнутый подле устьев реки Фазис. Трапезунд, о котором говорится в "Отступлении десяти тысяч" как о древнегреческой колонии, был обязан своим богатством и великолепием великодушию императора Адриана, построив­шего искусственный порт на берегу, которому природа не да­ла ни одной безопасной пристани. Город был обширен и густонаселен; двойной ряд стен, по-видимому, был вполне надежной охраной от ярости готов, а обычный гарнизон был усилен подкреплениями из десяти тысяч человек. Но отсут­ствие дисциплины и недостаток бдительности не могут быть восполнены никакими другими преимуществами. Многочис­ленный трапезундский гарнизон, проводивший время в куте­жах и удовольствиях, не заботился об охране укреплений, которые он считал неприступными. Готы скоро приметили нерадивую беспечность осажденных; они навалили высокую груду фашин, взобрались ночью на городские стены и про­никли в беззащитный город с мечом в руках. Затем началось избиение жителей, между тем как испуганные солдаты спа­сались бегством через ворота, находившиеся на противопо­ложном конце города. Самые священные храмы, самые вели­колепные здания не избежали общего разрушения. Добыча, доставшаяся готам, была громадна, так как богатства сосед­них провинций складывались в Трапезунде как в безопас­ном убежище. Число пленных было почти невероятное, так как победоносные варвары беспрепятственно рыскали по об­ширной Понтийской провинции. Награбленным добром был наполнен целый флот, который готы нашли в гавани.