Мечи легиона - Гарри Тертлдав

Ракио держался рядом с Внридовиксом. Продираясь сквозь колючие кусты и груды битого кирпича, кельт внимательно смотрел себе под ноги и мало обращал внимания на происходящее рядом.

Наконец Ракио задел его локтем. Кельт обернулся. Даже в бледном, мерцающем свете звезд Виридовикс разглядел смятение на лице молодого горца.

— Зачем ты здесь? — спросил ирмидо. Он говорил тихо, чтобы Горгид и Минто не слышали. — Я думал, ты — мой враг.

Услышав эти странные слова, Виридовикс изумленно уставился на Ракио.

— Расскажи-ка, дружище, как тебе пришла в голову такая дурацкая мысль?

— Ведь ты жил с Горгидом целый год. — Ракно удивлялся, что ему приходится объяснять столь очевидные вещи. — А я отнял его у тебя.

Кельт подавился диким хохотом. Единственное, что помогло ему сдержаться, был страх выдать их убежище йездам.

— Ох, какой же ты дурак! Конечно, я целый год вел с твоим греком серьезные беседы. Нет и не будет друга лучше, чем Горгид, хотя в споре он сущая чума. Но первый же парень, который подойдет ко мне ближе, чем я позволю, останется без своей глупой башки, которую я ему откручу.

— Ты не шутишь? — Настал черед Ракио удивляться. — Мне так жаль тебя!

— Почему тебе жаль его? — спросил Горгид. Ракио забыл понизить голос.

— А, ерунда, — отозвался Виридовикс. — Лучше молчи. Лезем выше. Нас догоняют. Йезды будут здесь очень скоро.

Грек оглянулся… и замер, ошеломленный. Враги обогнули холм и понеслись на восток. Судя по тому, что они кричали, им казалось, будто они настигают беглецов. Невероятно! За кем они гонятся? Впереди никого не было.

Минто сказал что-то на языке ирмидо. Ракио перевел:

— Они свихнулись очень вовремя. Но почему?

Вопрос был чисто риторическим; однако вскоре последовал и ответ.

Чей-то тонкий голос произнес с вершины холма:

— Подойдите ко мне, друзья мои.

Горгиду показалось, что фраза прозвучала по-гречески. Услышав приглушенные восклицания своих друзей, он понял, что они тоже слышали голос. Изумленный Виридовикс что-то отвечал на своем мелодичном кельтском наречии.

Но на каком бы языке ни обращался к ним таинственный голос, никому и в голову не пришло ослушаться. Они повиновались призыву так радостно, словно он исходил от их любимого дедушки. Они быстро привязали лошадей к деревьям и, помогая друг другу, взобрались на вершину холма.

Развалины глинобитных домов делали этот холм очень похожим на место неудачной засады йездов, разоблаченной Толаи. Но эти руины выглядели еще более мрачными, потому что их не освещало пламя костров.

И снова прозвучал таинственный голос:

— Идите же сюда.

Спотыкаясь, беглецы миновали рыночную площадь и приблизились к жалкой хижине. Это было маленькое, приземистое строение из кольев и веток, приваленных к наполовину рухнувшей ограде.

И тут в темноте они различили наконец какое-то смутное движение. Полуобнаженный человек выбрался из хижины на четвереньках. Затем он с трудом поднялся на ноги и поднял левую руку в благословляющем жесте. Этот жест был незнаком Горгиду и Виридовиксу, но Ракио и Минто тотчас ответили на него.

— Во имя Великих Четырех приветствую вас, четверых.

Каким образом этот человек сумел разглядеть, сколько их? Глаза отшельника были неподвижны — этот человек был слеп.

Удивительный отшельник поразил Горгида так, что на мгновение врач замер, лишившись дара речи. Дряхлый слепец — самый старый из всех людей, кого доводилось видеть греку, — был невероятно худ, кожа западала между ребрами, а белая как снег борода спускалась ниже колен. Лицо старика было когда-то очень красивым. Он и теперь был по-своему красив, похожий на старого, иссохшего от голода сокола.

Пока Горгид изучающе разглядывал внешность таинственного незнакомца, Виридовикс заглянул сразу в суть:

— Это друид! — убежденно сказал кельт. — Это святой и жрец. Я таких еще не встречал. — Поклонившись, он обратился к отшельнику, и в голосе Виридовикса прозвучало глубочайшее почтение: — Это ты обманул йездов и спас нас от преследователей?

— О, то были просто призраки, мои создания, — ответил отшельник. Он отвечал не словами, но кельт без труда понял его. Губы старика не шевелились.

Виридовикс изумился, когда отшельник, в свою очередь, низко поклонился ему, а затем уставился ему прямо в лицо неподвижным пустым взглядом. Сознание кельта уловило:

— Я нарушил обет невмешательства в судьбы мира. Я сделал это ради тебя. Твое предназначение слишком велико, твоя судьба слишком значима. Нельзя допустить, чтобы их уничтожила какая-то случайная схватка.

Теперь уже все смотрели на Виридовикса: ирмидо — с недоумением, Горгид — оценивающе. Свет истины яркими лучами исходил от старика, окутывая его почти зримо.

— Я? — запротестовал Виридовикс. — Но ведь я всего лишь бедный одинокий кельт. Я пытаюсь остаться в живых, вот чем я занимаюсь всю дорогу. Сейчас мне следует поблагодарить тебя за то, что мне удалось зто в очередной раз. Не хвали меня напрасно.

— О каком предназначении ты говоришь? — вмешался Горгид. Виридовикс очень не вовремя впал в самоуничижение. Впервые за все время разговора отшельник заколебался:

— Я не в состоянии ответить тебе. Я и сам не очень отчетливо вижу его судьбу. И исход ее не определен. Другая сила, чужая магия затуманивают мое зрение. Исход колеблется, как птичье перо на ветру. Но без этого чужеземца нас всех ожидает только одно: гибель. Вот почему я решил вмешаться в судьбы людей. Сегодня я спас половину из того целого, что необходимо для победы Жизни над Смертью.

— Вот истинный друид! — сказал Виридовикс. — Он говорит больше, чем хочет сказать. А ваши оракулы тоже так делают, а, грек?

— Да, — отозвался Горгид. Он уловил нервную дрожь в насмешке галла.

Ракио заговорил на языке ирмидо. Обладая даром понимать чужую речь, отшельник не нуждался в переводе. Горгид разобрал только несколько слов; одно из них было «учитель» — традиционное обращение к жрецу Четырех Пророков. Грек нетерпеливо ждал ответа отшельника.

— Этот холм — моя цитадель в море зла и соблазна. Я ушел сюда, когда в эти земли хлынули йезды, — пояснил старец. — В уединении я отыскиваю тропу, по которой Четверо ведут праведных к свету вечной жизни. Но я потерпел поражение. Вера моя пошатнулась, когда убийцы обрушились на Макуран с запада. Они обратили в пепел мою землю, залили ее кровью. Часто погружался я в горестные раздумья. Зачем мне влачить земное существование перед лицом столь жестоких бедствий? Как было бы легко оставить эту бренную плоть и наслаждаться забвением! Однако теперь я знаю, зачем я дожил до нынешнего дня.