Двуявь - Владимир Прягин

более пугающая картина. Мирный советский дворик, качели с клумбами, отзвуки бодрых маршей с проспекта – и бессознательные тела под дождём.

На ногах остались лишь Юра, Тоня и Фархутдинов, не попавшие под удар.

Комитетчик подтолкнул студентов к аэрокару:

– Быстро! Долетим на автопилоте, если вдруг меня вырубят…

– Поздно, – сказал Самохин. – Они пришли.

«Химеры» шагали размеренно и без спешки – невысокий мужчина лет пятидесяти на вид и двое долговязых парней. Дойдя до сломанного забора, они дружно остановились и уставились на людей, словно ожидая реакции на своё появление.

– Юрий, – быстро, но тихо заговорил комитетчик, – улететь уже не получится. Если можете что-то сделать со своим амулетом – делайте прямо сейчас, немедленно.

Безликий, стоявший в центре, сделал короткий шаг.

Фархутдинов вскинул руку с парализатором. Его движения были отточены и быстры, как на тренировке, и показалось – он успевает выстрелить. Но в самый последний миг, когда оставалось только нажать на спуск, он утратил контроль над телом. Рука с оружием безвольно обвисла, ноги подкосились, и комитетчик упал на мокрый асфальт.

Самохин вдруг с удивлением обнаружил, что почти не испытывает эмоций – ни паники, ни ярости, ни отчаяния. Нервы перегорели как электрическая проводка, и осталось только вялое удивление – почему «химеры» медлят и не подходят, чтобы довершить дело?

И вообще – почему они не прижали Юру дистанционно, как остальных? Впрочем, наверное, он тоже в своём роде иммунный – прямо как его злое, проспиртованное, циничное альтер эго.

Но даже иммунитет имеет свои границы. Подземный яд в конце концов доконал-таки сыщика-бедолагу, а «химеры» достанут теперь студента – не издалека, так в упор, при личном контакте…

Ну?

Они по-прежнему ничего не предпринимали.

Тоня, вцепившись в его руку как в спасательный круг, шепнула:

– Чего они ждут?

– Не знаю, сам пытаюсь понять.

Может, «химеры» решили взять его, так сказать, с поличным? И поэтому теперь дожидаются, когда он задействует амулет? Чтобы, значит, запротоколировать всё по правилам, для отчётности…

Нет, это просто глупо.

Фархутдинов ведь предупреждал его – не надо излишне очеловечивать оппонентов, приписывать им черты наших рыцарей плаща и кинжала. Попытка вот так, с наскока, понять инопланетную логику заведомо обречена на провал, нет смысла тратить на это время. Главный вопрос сейчас – готов ли он сам идти до конца, как это сделал Марк…

Ну вот, пожалуйста – опять он соскальзывает мыслями в зазеркалье. Оно, подобно трясине, затягивает его, не выпускает из своих зловонных объятий, будто оба мира – и впрямь единое целое, две стороны одной и той же медали.

Аверс и реверс, юность и унылая зрелость.

И что теперь – принять и смириться с тем, что через пару десятков лет он, Юра, станет таким вот Марком, распространяющим тоску как инфекцию?

Так, что ли?

Ветер хлестнул его дождём по лицу, словно подтверждая – да, так и есть.

«А вот хрен вам», – подумал студент Самохин и стиснул амулет с такой силой, что заболели пальцы.

Нельзя допустить, чтобы юность скурвилась и зачахла.

Она получит свои звёзды.

Амулет на ладони налился тяжестью. Незримые нити-корни снова внедрились в землю, накрепко привязали к ней Юру, а вместе с ним – и весь город с его ярко-красным праздничным шествием, с трибунами на центральной площади, со стеклянной призмой вокзала, с изящными новостройками на окраинах и с матово-синим куполом космопорта.

Осталось совсем немного, буквально одно движение.

«Поняли, долбоклюи? – мысленно обратился Юра к безликим. – Попробуйте теперь помешать…»

Они не двинулись с места.

Эта их безмятежность сбивала студента с толку. Он невольно прокрутил в памяти свои последние выводы, пытаясь найти ошибку, но всё было правильно и логично. Вспомнилось заодно и замечание комитетчика, сделанное несколько дней назад: «Человечество уже окидывает хозяйским взглядом Галактику. Мысленно живёт среди звёзд». И фраза доцента из универа: «Человек рвётся к звёздам, чтобы найти там нечто прекрасное». И признание пожилого геолога по дороге на Марс: «Надеемся, что и до Первой Звёздной как-нибудь доживём. Говорят, уже скоро…»

Все эти люди хотели одного и того же. Все они подбодрили бы сейчас Юру, будь у них такой шанс.

Так откуда его сомнения?

Тоня, будто уловив его мысли, сказала тихо:

– Давай.

Из памяти вдруг возникла картинка – вчерашний ужин у девчонки в гостях, уютная кухня, торт на столе и мама-кондитерша, которая жалуется, что муж надолго улетел в экспедицию: «А если звездолёты изобретут? Это ж вообще будет тихий ужас! Я, может, какой-то древней мумией покажусь, но, по-моему, нам лучше пока без этого…»

А потом она ещё добавила: «Разве на Земле плохо?»

Волна тёплой силы, поднявшись из глубины при этом воспоминании, окатила Юру Самохина, и он согласился – конечно, совсем неплохо, даже замечательно, но дело-то ведь в другом: нельзя цепляться за прошлое, надо идти вперёд.

Тем более что есть способ спрямить дорогу.

Проблема в том, что первокурсник-историк – не самый выдающийся представитель человеческого сообщества. Такие вопросы должны решать совершенно другие люди, а он лишь случайно оказался на острие. Поэтому его гложут сомнения, да ещё и постоянно отвлекают картинки из зазеркалья; навязчиво звучат в голове последние мысли Марка…

Но ход придётся всё-таки сделать.

Страшно…

Тоня опять поняла без слов – подняла на него глаза из-под блестящего капюшона, улыбнулась и сказала:

– Ты решишь правильно.

– Полагаешь?

– Даже не сомневайся.

– Я вот пытаюсь про себя сформулировать, чтобы было чётко и ясно.

– И до чего додумался?

– Надо идти вперёд. Оригинально, правда? Но ведь и не поспоришь…

– Глупый… – она уткнулась ему в плечо. – Конечно, надо идти! Главное – не бежать впереди телеги, и всё успеешь…

Самохин хмыкнул, подумав, что в присутствии верной компаньонки-отличницы поверить в сказку гораздо легче. Посмотрел на свои ладони – в одной лежал амулет, солидно блестя клинками, а над другой соткалась и уплотнилась его зеркальная копия-голограмма.

И тогда враги напомнили о себе.

Сразу все трое.

Но…

Они не атаковали.

Происходило нечто совсем другое, чрезвычайно странное.

«Химеры» пошатнулись, как пьяные. Двое рухнули на колени, третий кое-как устоял, привалившись к аэрокару. Лица их изменились резко, будто кто-то щёлкнул переключателем: инопланетная пустота исчезла из глаз, и вернулись человеческие эмоции – страх, недоумение, боль.

Оглушённые и растерянные, они оглядывали многострадальный дворик, тела спецназовцев на земле и сломанные деревья; таращились друг на друга, неуверенно поводили руками, словно вспоминая, как ими пользоваться. Широко разевали рты, глотая холодный воздух.

Куклы снова превратились в людей.

«Химеры» ушли.

Такого студент ожидал, пожалуй, меньше всего. С трудом подавив желание ущипнуть себя