Механическое пианино - Курт Воннегут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Точно так, как после «Увертюры 1812» не принято исполнять на «бис» что-либо иное, кроме «Звезд и Полос», у Пола не было другого ответа на брошенное ему в лицо обвинение.
– Сам ты саботажник, – ответил он и свингом ударил бармена по носу.
Бармен повалился, пыхтя и фыркая, а Пол вышел в ночь, подобно Дикому Биллу Хайкоку, Даниелу Буну или матросу с баржи, отпущенному на берег, или как… Но тут его совершенно неожиданно снова схватили за плечо. В какую-то долю секунды ему удалось разглядеть красный нос бармена, его белое лицо, белый фартук и белый кулак. Бриллиантовая вспышка изнутри осветила череп Пола, а потом наступил мрак…
– Доктор Протеус, Пол…
Пол открыл глаза и обнаружил, что смотрит на созвездие Большой Медведицы. Прохладный бриз овевал его разламывающуюся от боли голову, и он никак не мог понять, откуда доносится до него голос и кто это уложил его на цементную скамейку, которая тянулась во всю длину пристани.
– Доктор Протеус…
Пол сел. Его нижняя губа была расквашена и распухла, во рту ощущался вкус крови.
– Пол, сэр…
Ему показалось, что голос доносится из-за кустов таволги – живой изгороди вокруг пристани.
– Кто это?
Юный доктор Эдмунд Гаррисон, крадучись, показался из-за живой изгороди со стаканом виски в руке.
– Я подумал, что вам захочется выпить.
– Это истинно христианский поступок с вашей стороны, доктор Гаррисон. Думаю, я уже настолько оправился, что могу сесть и сидя принимать пищу.
– Я очень хотел бы, чтобы идея эта пришла в голову именно мне. Но это была идея Кронера.
– О? Он велел передать еще что-нибудь?
– Да, но только, я полагаю, вам это ни к чему. Я не обратил бы на это внимания, будь я на вашем месте.
– Ну-ка, валяйте.
– Он велел сказать вам, что перед рассветом тьма всегда сгущается и что у каждой тучки есть серебряная подкладка.
– Угу.
– Видели бы вы бармена, – радостно сообщил Гаррисон.
– Ааа… Ну-ка, расскажите.
– У него кровотечение из носу, которое никак не могут остановить, потому что он никак не может перестать чихать из-за этого кровотечения. Похоже, что круг замкнулся и это может тянуться годами.
– Отлично. – Пол сразу почувствовал облегчение. – Думаю, что вам самое время смыться, пока вам все еще сопутствует удача и никто вас не видел со мною.
– А не скажете ли вы мне, что вы такое натворили?
– Это длинная и скучная история.
– Я и сам догадываюсь. Господи! Сегодня ты царь, а завтра тебя вышвыривают пинком под зад. Что же вы теперь собираетесь делать?
Ведя эту беседу в темноте вполголоса, Пол начал понимать, какого чудесного молодого человека выбрал он себе в товарищи по столу в первый же день. По всей вероятности, Пол ему тогда понравился, а теперь, не имея никаких личных причин выступать против Пола, он продолжает относиться к нему по-дружески. Это объяснялось, конечно, чистотой натуры, и притом очень редкой разновидностью этой чистоты, ибо хранить верность дружбе в подобной ситуации могло означать конец карьеры.
– Что я собираюсь делать? Может, займусь фермерством. У меня есть очень милая небольшая ферма.
– Ферма, да? – Гаррисон восхищенно прищелкнул языком. – Ферма. Звучит очень соблазнительно. Я уж подумывал об этом: вставать утром вместе с солнцем, обрабатывать землю собственными руками – только ты и природа. Иногда мне кажется, что, будь у меня деньги, я, возможно, бросил бы все и…
– Хотите выслушать совет старого и усталого человека?
– Все зависит от того, кто этот старый и усталый человек. Вы?
– Я. Нельзя стоять одной ногой в действительности, а другой в мечтах, Эд. Делайте что вам заблагорассудится, но либо бросайте работу, либо уж приспосабливайтесь к этой жизни. Иначе для судьбы слишком велик будет соблазн разорвать вас пополам, прежде чем вы решите, какой путь вам избрать.
– Именно это и произошло с вами?
– Что-то вроде этого. – Пол отдал Гаррисону пустой стакан. – Спасибо, и лучше сматывайтесь. Передайте доктору Кронеру, что из тучи всегда проливается то, что в ней содержится.
«Дух Лужка» занял свое место у причала, и Пол поднялся на борт. Несколько минут спустя подошел и оркестр со своими инструментами. Громкоговорители передали сигнал отбоя. Свет в салуне погас, и группки явно нетрезвых гуляк расходились по своим палаткам, пересекая площадь для парадов.
Послышалось щелканье, шипение иголки по пластинке, и в последний раз за этот вечер раздалась песня:
Прощайте, ибо я должен оставить вас. Прошу вас, не огорчайтесь из-за этой разлуки. Прощайте, настало время сказать до свидания. Адью, адью, добрые друзья, адью, да, адью!..Пол устало и безразлично помахал рукой. Это было прощание с той жизнью, которую он знал до сих пор, со всем тем, что составляло сущность жизни его отца. Он так и не получил удовлетворения от того, что сказал кому-то, что уходит, притом ему не удалось сказать это так, чтобы его словам поверили; однако он все-таки уходит. Прощай все. Прошлое уже не будет иметь с ним ничего общего. Лучше быть просто ничем, чем слепым швейцаром во главе парада цивилизации.
Пока Пол говорил себе эти слова,
